Трескучие сучья (смольё листвяка)
Сжирает, сжирает Горыныч стоглавый.
Лицо озаряется лет сорока.
О, сколько же здесь обывательской славы!
«…Сальце, колбаска, редиски пучок,
Вароные яйца и сыр «Пошехонский…» —
Зам, пом., или нач. – заводной мужичок! —
«И бог, извините за дерзость, японский…
…Я всё это видел, пусть вытечет глаз,
Простой, понимаешь, крючок, червячок,
А плюнет со смаком и – хариус враз…
Такой ненавязчивый, знаешь ли чё…»
Байка, побаска, молва, анекдот…
Рассказы!.. Крутые бывальские страсти
Летят с языков в позевающий рот
Алчущей алой драконовой пасти.
«…Сорвётся, бывало… Да мало ли чё?
Не спортлото: уж скорей, ноу-хау.
Труд – понимаешь? Рука и плечо…
Крючок, червячок… И – уха…
Я всё это знаю. Но мало ли чё…
«Одно только небо и видел Болконский…»
Вода как вода. Червячок – червячок.
И бог, извините за дерзость, японский…
Он шёл на удачу и молча бросал
Тайменную мышь, обречённую свыше.
Так – камень за камнем – он то воскресал,
То канул в себя с погружением мыши…»
Наш Борисюк – символ самосожжения.
Откуда-то вышел, куда-то стремится.
Чем рассчитается за уважение?
Самосожжением в кресле министра?
Саблей, саблюкой, шашкой казацкою
Грезливым отроком тешился, цацкался.
Бранным наследством (чеканностью лезвия)
По огородам подсолнухи срезывал.
Позже в «войсках брандербургского герцога»
Честно служил. И имел повышения.
К чести мундира (уже командирского),
К долгу и чести имел отношение.
Пел. Попивал. Не бургундское – герцога,
И не шампанское той же провинции.
Традиционно – под символом перца —
От сорока трех болезней… лечился.
Но – завязал… узелок на… сознании.
Стал фосфоритовою силою полниться.
Нет ничего, что мы знаем заранее.
Чем Борисюк наш нам завтра запомнится?
Словно меха у гармошки распорот
Занавес между прошедшим и будущим…
Нам, мужикам, не блудящим, а удящим,
Зябко дождинки стекают за ворот.
Пал сумрак. Серверуются светила.
Звезда моя сочувственно-нежна. Луна
Как курица, цыпушек вводит, в свет.
Им несть числа.
Магическая сила гармонии вселенской ойкумены —
От восхищенья и до выпученных глаз! —
Сведет с ума… Остыла тьма. А с тыла
Стоит река, и женственна, и зла:
Ей, возбужденной лаской от весла,
Томлений вряд ли хватит до утра.
У тла кострища лагерь наш дремал.
Дракон захлопнул пасть. Ещё дымило…
Я в жертвенник полено должен класть,
Но неба власть язычество во мне
Переменило на манихейство:
Жрец улегся спать.
Звезда мне снилась. На сырой матрац
Сережки золотистые сронила,
И жгла, и жгла, и под бочек ложилась,
И меч – меж нами – острием ребра…
Переполошило истошным визгом спящего жреца.
Горела вата ватника!
Светила звезда моя, сочувственно-нема. Луна
Глумилась.
…лодка гаже дна. И холодна, и сира.
По ватнику тоска моя текла.
Глаз свыкся с геометрией полы.
Но полыхали гармоничные миры —
Сквозь дыры.
Светало… ало… ало…
Комары.
Располагают к сочувствию слёзы.
А генератор таинственных мыслей —
Мрак – излучает случайные звёзды.
Выси небесные!
Тёмные выси.
* * *
А. Емельянову
Сядем, покурим не спеша.
Ельничек сгорает по-бенгальски.
Ночь на удивленье хороша.
Звёзды искр и звёздные фугаски.
Ночь на удивление тепла.
Хочешь, искупаемся в заливе?
И душа до самого дотла
Освежится в ледяном заплыве.
Хочешь, выпьем? По сто… за тебя.
Хорошо, давай на брудершафт.
Дай нам, боже, ближнего любя,
Пережить крушение держав,
Пересилить судорожный смех,
Перемочь случайную слезу.
И седой невероятно снег
Вновь протаять в утреннем лесу.
Ой, разлюли-малина Базыбая!
Сюда мы дотащились, прозябая
На послепаводковом буруне Казыра,
На черемшу и черемошник зыря.
Ой, пацаны, а шкалик разлю-лили!
А под уху? А если случай-кризис?
А есть Казыр! Его мы не допили.
Под омуля! За трезвый образ жизни!
Едва мы дотащились, прозябая,
До шумного, как Терек, Базыбая.
Обратно? Не вернемся, бог избави,
Нас Щеки ещё ждут. Не огибая.
О, Базыбай, гневливый князек,
Ты устрашающе буен в кипенье.
Сена стожки ли вражина пожог?
Вышел ли сын твой из повиновенья?
О, Базыбай, а кичливый твой род
Был, верно, долго удачливым родом?
Желтый же их, алтынханов, народ
Кровосмесил с твоим гордым народом.
О, Базыбай. имя гор, имя рек…
Стал имярек Базыбайским порогом.
Гнев обратил в буйнопенный поток.
Был человек. Стал же горным отрогом.
