И зову прошлого внимая в тишине, Бессонные глаза откроешь ночью лунной, И вновь в загадочной ты будешь глубине Перебирать глухие сердца струны,

И так же ты, тоскуя и скорбя, Заломишь руки, как и прежде,И только ко всему, что мучило тебя, Ты горькую добавишь безнадежность.

XI-1953 г.

x x x

Спросили вы: зачем поНты Всегда грустят, из века в век? У них не мудрого ль совета, Не сил ли ищет человек?

И почему печальной песни Однообразная свирель Все ж сердцу ближе и прелестней Чем звонких жаворонков трель?

- Когда Великий Зодчий мира Впервые бросил звездный свет В просторы темные Нфира Он первый в мире был поНт.

И волей, в нем самом рожденной, Мелодий и созвучий полн, ПоНму создал он Вселенной Из ритма бесконечных волн.

Он четкой паузой пространства Разбил спирали звездных строф, И влил в их светлое убранство Разнообразие миров.

Послушной рифмой тяготенья Замкнулась каждая строка, И повело свой счет векам Планет покорное движенье.

И мы - великой грезы тени В неполном творчестве земном, Как отраженье отражений Его мечты передаем.

Но в каждом творческом стремленьи Есть доля скорби для творца, Затем, что каждое творенье Не совершенно до конца,

И сам Создатель высшей силой Вовеки обречен творить, Не волен быть или не быть, Иль уничтожить то, что было.

Он в вечном холоде Нфира Всегда и всюду одинок, И потому так много в мире Печальных и жестоких строк.

И отраженного мечтою Как на земле нам не вздохнуть, Когда он сам грустит порою, Облокотясь на Млечный путь.

II-1954 г.

"Я памятник себе..."

Нет, памятник себе я не воздвигла в мире, И голос мой народу не звучал, Не потрясая сердца воинственною лирой, Неправедных не обличал.

Я лишь украдкою, в молчании глубоком, Без лести цезарю, без спора с палачом, Несла свой огонек дорогой одинокой, От ветра буйных лет прикрыв его плащом.

Историк будущий торжественным движеньем Не вынет томик мой из ряда пыльных книг, И ровных строк забытого значенья Не вызубрит усердный ученик.

И все же иногда задумчивой мечтою Я верю, что дойдет без подписи строка До тех, кто и теперь, невидимые мною, Живут и будут жить в грядущие века.

Какая б их не повела дорога, Какая б им не выпала судьба Мечта художника, мятежника тревога Иль только горькое молчание раба,

Но все ж они, не смешаны с толпою, Прикрыв свое лицо и опуская взгляд, Свой огонек несут своей тропою. И не пойдут с другими в ряд.

Друзьям моим безвестным и далеким, Непокоренности, тоске и страсти их, Всем, кто идет дорогой одинокой Я отдаю свой безымянный стих.

III-1954 г.

Потомку.

Ты будешь пролетать в Нфире Сквозь сеть серебряных лучей, Уйдя из маленького мира Земных рассветов и ночей.

И, погружаясь в неизвестность, Ты наше солнце за собой Увидишь из кабинки тесной Неяркой желтою звездой.

Но хоть в стремительном движеньи Часы иначе потекут, Все ж будешь ты считать теченье Твоих загадочных минут,

И до созвездия Овна Или до Альфы Козерога Чрезмерно ровная дорога Чуть-чуть покажется длинна.

Ведь звездному пилоту даже Порой становятся скучны Однообразье пейзажа И слишком много тишины

И чтоб застывшему мгновенью Вернуть текучесть бытия К минувших дней отображенью Рука протянется твоя

К старинной книге - дару друга, С тобой простившегося "там",И час невольного досуга Ты посвятишь ее листам.

И хоть из сумрака былого До вас немногое дошло, Хотя озвученное слово Уже в преданье отошло,

Хотя иное выраженье И слов, и образов, и числ, И в чуждом прошлому значеньи Себя высказывает мысль,

Но дольше вашей жизни годы, И больше мозг, и глубже ум, И больше силы и свободы Для многих чувств и разных дум.

И ты, различнейших вопросов Коснувшийся за двести лет, Ты будешь физик и философ, Слегка историк и поНт.

И старой книги осторожно Рукой перевернув листы, До смысла прежнего, возможно, Отчасти доберешься ты.

На миг прошедшее проснется, С тобой невнятно говоря, И мой потомок улыбнется Наивной грусти дикаря.

Далекий сын мой! В вашем мире Нет места робкой полумгле; Ты вольно странствуешь в Нфире, Ты вольно мыслишь на земле.

Струится кровь в тебе иначе,Когда в тебе осталась кровь,Твоя без зависти удача, Твоя без ревности любовь;

Не лжешь с другими и собою, Не ненавидишь и не льстишь, И если ты грустишь порою, То ты без горечи грустишь.

А мы - мы жили в вечном страхе, Замкнув сердца, сковав умы, Телами извиваясь в прахе, Душою ползая средь тьмы.

Мы были грубы, жадны, дики, Мы были жалкие рабы Слепой жестокости владыки, Слепой случайности судьбы!

Но дней грядущих достоянье, Все, чем твоя душа горда, Как отблеск дальнего сиянья Немногим снился иногда.

И в нашей мысли бедной, пленной, Где все так скудно и темно, Сумей душою просветленной Найти грядущего зерно.

Подумай, правнук мой надменный К минувшему склоняя слух, С каким усильем во вселенной Из тьмы веков родится дух.

И вы с неведением зверя Еще бродили бы средь тьмы, Когда бы в запертые двери Напрасно не стучались мы.

Чтоб вы ловили в звездном свете Лучи бесчисленных отчизн Тащили мы в ярме столетий Свою мучительную жизнь.

III-1954 г.

Осенний вечер.

Тише, тише, слов не надо. Только свет и тишина. Эта ясная прохлада На мгновенье нам дана.

Гаснет в отблеске заката Золотой кленовый лист. Лес прозрачен, поле сжато, Воздух сух и серебрист.

Отгремели летом грозы, Отзвенели соловьи. Пожелтевшие березы Клонят головы свои.

День минувший, день короткий, В Нтот час тебя не жаль. Смотрит с неба взором кротким Звезд бессмертная печаль.

Д у б.

Лес обнажен и пуст, а дуб одет листвой, Как будто медлит он еще расстаться с летом; В нем золото и медь, и золотистым светом Без солнца озарен весь уголок лесной.

В его кривых ветвях, как в мышцах великана, Все та же бродит мощь сквозь чуткий полусон, И споря до конца с осенним ураганом, Кудрями рыжими взмахнет, проснувшись, он.

Мой рай.

Отступают, редеют леса, Растворяются в дымке синей; Все слабее птиц голоса, Все назойливей рокот машины.

И коню копытом не мять Путь, стальной оттиснутый массой, И Буренка - подруга и мать Стала Фабрикой масла и мяса.