— К тебе — конечно!

— А к тебе — нет?

— Она тащит меня на субботнюю вечеринку.

— Что в этом плохого? — Продолжая трещать, Джейни подо звала официанта. — Тебе стоит больше бывать на людях.

— Зачем?

— А почему бы и нет?

— С какой целью?

— Предположим, цели нет. Просто люди не должны сидеть в четырех стенах, необходимо видеться с друзьями.

— Но ведь чаще всего эти люди друг другу даже не симпатичны.

— Откуда ты знаешь? Да, люди несовершенны. Ограниченны. Будем считать, что они проявляют друг к другу посильную симпатию.

— Мне этого мало.

— Брось, Патти. Что тебя гложет?

— Я одного не пойму: зачем все стараются доказать, какие они важные? Поговорив с Родити, я, кажется, поняла, в чем ее недостаток: в почти полном отсутствии самоуважения.

— Тебя Диггер этому научил? — спросила Джейни с улыбкой.

— Нет, — ответила Патти немного обиженно. — Сама поду май! Почему она все время носится, все время пищит в свой мобильник, как какая-то мышь? Между прочим, мы с тобой тоже недостаточно себя уважаем. Ты никогда не задумывалась, почему мы не чувствуем себя по-настоящему счастливыми?

Джейни сделала ей одолжение и ненадолго задумалась. А ведь сестренка права: она, Джейни, не знает настоящего счастья, ее не оставляет чувство, что жизнь к ней недостаточно справедлива, хотя она затруднялась определить, как и в чем.

— Понимаешь, все дело в том, как нас, детей, воспитывали родители, — продолжала Патти. — Они никогда не старались, что бы мы что-то делали. Ты заметила, что они нам не говорили, что мы сможем добиться успеха, что нас ждет интересная жизнь?

— Нет, тебя, Патти, они поощряли.

Джейни откинулась в кресле. Этот разговор начинал ее раздражать. Патти принадлежала к счастливицам, легко добивающимся в жизни всего, чего им хочется. В детстве Патти была избалованным младшим ребенком, любимицей мамы и папы. Она умела по-особенному говорить с мамой, по-особенному с папой, тогда как Джейни совершенно не могла найти общего языка с отцом, а с матерью воевала. К тому же Патти считалась в семье красоткой. Ее даже назначили командовать спортивными болельщицами, а потом, несмотря на скромные оценки, приняли в Бостонский университет. Джейни посещала тогда догадка, что сестра переспала с кем-то из приемной комиссии (как поступила бы на ее месте она сама), хотя достаточно было разок взглянуть на Патти, чтобы понять: она не из тех, кто приносит в жертву успеху свои нравственные устои. А потом она познакомилась с Диггером и влюбилась. Сама Джейни никогда не влюблялась, во всяком случае, как Патти, но не переставала видеть в любви наивысшую ценность и верить, что истинная любовь — это все. Проблема была только в том, чтобы ее найти.

— Патти, у тебя есть все для счастья, — сказала она, сдерживая раздражение.

Патти опять уперлась взглядом в свою салфетку, перебросила светлые с рыжим оттенком волосы через плечо («Было бы гораздо лучше, если бы ты их немного осветлила», — подумала Джейни) и спросила:

— Ты когда-нибудь беременела?

— Что за вопрос? Джейни немного помедлила и шутливо ответила:

— Я не раз говорила, что беременна…

— А на самом деле, Джейни?

— Насколько мне известно, нет.

— А я целый год пытаюсь забеременеть, но у меня не получается, — призналась Патти.

Как раз в этот момент появилась Мими Килрой.

Джейни казалось, что она уже не один час готовится к ее появлению, но все равно повела себя не обычным образом — что стоило просто поднять глаза и помахать рукой? — а притворилась, будто поглощена беседой с сестрой.

— Брось, Патти, — сказала она, — это ерунда. Всем известно, что обычно на это уходит как раз год. Ты была у врача? — При этом все ее мысли были заняты Мими.

В пятницу вечером, на обратном пути после приема у Мими, у Джейни открылись глаза: у нее никогда не было много подруг, но она вдруг поняла, как хорошо было бы приобрести такую подругу, как Мими, поняла, что такая дружба оказалась бы полезнее, чем отношения с влиятельными мужчинами. Дружба двух женщин никогда не кажется сомнительной, тогда как дружба женщины и мужчины всегда вызывает подозрение, особенно когда женщина красива, а мужчина богат. При этом Мими была так же влиятельна, как большинство ее знакомых мужчин (более того, многие из них даже ее побаивались). Если бы удалось превратить интерес Мими к Джейни в настоящую дружбу, то ей бы многое удалось — такое было у Джейни ощущение. При поддержке Мими перед ней распахнулись бы все двери…

Единственной проблемой было то, что Джейни не знала, как завоевать дружбу Мими. Дело было не только в том, что с Мими хотели дружить все и что Мими, как большинство популярных Нью-Йоркцев, уже не нуждалась в новых друзьях, но и в том, что Джейни никогда не умела запросто сходиться с женщинами. В детстве ее предала компания девчонок, безжалостно над ней издевавшаяся за то, что ей понравился мальчик постарше; потом, повзрослев, она не переставала мстить за давнюю обиду всему женскому полу, уводя мужчин из-под самого носа других женщин. Поэтому отношения Джейни с женщинами всегда были трудными: она им не доверяла, а они (часто справедливо) не доверяли ей. Зато ее никогда не подводил инстинкт: на приеме она смекнула, что соблазн не обязательно связан с сексом и что она может добиться расположения Мими так же, как добивается симпатий мужчин.

Первым шагом в плане Джейни было как бы случайно столкнуться с Мими, для этого и понадобился ленч с сестрой. Их с Патти присутствие в «Ник энд Тони» одновременно с Мими должно было выглядеть совпадением. Еще важнее было постараться не проявлять излишнего рвения: в этом смысле тактика приручения женщины не отличается от тактики с мужчиной. Она хотела, чтобы Мими подошла к ней, а не наоборот, потому и попросила посадить их с Патти поближе к дверям. Только слепая не заметила бы здесь Джейни, а дальше должна была сыграть роль обычная воспитанность: Мими просто вынуждена будет ее поприветствовать.

И вот теперь, изображая участие к сестре, но при этом наблюдая краешком глаза за Мими, Джейни придала лицу самое сочувственное выражение, на какое только была способна, и спросила:

— Что же ты собираешься предпринять?

Патти, не подозревавшая о появлении Мими и о подлинных намерениях Джейни, ответила с отчаянием в голосе:

— Не знаю! Иногда мне становится страшно: неужели я превращусь в одну из тех сумасшедших, которые крадут чужих младенцев?

Но Мими не дала Джейни ответить: увидев ее, она произнесла тихо и сладко:

— Джейни, дорогая, это вы?

Джейни обернулась, разыграв удивление. Мими явилась в ресторан прямо с занятий верховой ездой — в белоснежной рубашке с короткими рукавами, в белых бриджах и обтягивающих сапожках со шпорами. На плече у нее висела сумочка из «Гермес Биркин», оттуда торчал кожаный хвостик хлыста. В принципе в Истгемптоне считалось дурным тоном щеголять в костюме для верховой езды, ибо так поступали чаще всего заезжие идолы шоу-бизнеса и нувориши. Но Мими не стеснялась этого, к тому же была, наверное, единственной на свете женщиной, сохранявшей сногсшибательную стройность в белых бриджах.

— Мими! — пропела Джейни, грациозно поднимаясь и протягивая руку. Если Мими ее чмокнет, это будет хорошим признаком; впрочем, Мими старше ее, значит, намерение обменяться поцелуями уместнее проявить Джейни. Так и вышло: взяв Джейни за руку, Мими подставила ей сначала одну, потом другую щеку:

— Какое совпадение! — воскликнула Джейни. — Я звонила и просила передать мою благодарность за прием.

— Получилось неплохо, правда? — спросила Мими. Ей было уже за сорок, но она по-прежнему сохраняла очаровательное мальчишеское выражение лица. — Руперт от вас без ума, а Джордж трижды мне сказал, что считает вас красавицей. Я не выдержала и ответила, что в таком случае ему лучше развестись со мной и жениться на вас. Селден тоже очень вами заинтересовался. Вы так увлеченно беседовали с ним за ужином!

С последним утверждением можно было поспорить. Джейн" с Селденом Роузом не удалось достигнуть согласия, но сейчас было не время в этом сознаваться.