— А мы попросим, чтоб пустили.

Утро в крепости начиналось ударом колокола.

«Ба-а-м», — гудело высоко в башне. Многим казалось, что в этот миг становилось светлее. Ночь в крепости серая. День молочно-мутный. Ночь означала отдых и раздумья. День — обилие трудов.

Ба-ам... Вновь ударил колокол. И крепость проснулась. Затопили печь на кухне, загремело ведро опускаясь в колодец... Символично. Колодец, ворот, ведро. На самом деле в крепости водопровод. Насос (механическая примитивная машинка) исправно качает воду в бани, умывальню и туалеты. Но утром стражи крепости обливаются у колодца и пьют воду, от которой стынут зубы, и говорят, каждый глоток прибавляет по году жизни.

«Стоит сделать утром несколько глотков, — неведомо, сколько сил отберет мортал», — напомнил себе Виктор.

Одни не боятся молчаливых лесов, потому что не ведают, какая опасность таится под кронами древесных великанов, другие — боятся и теряют голову. И те и другие погибают быстро. «Ты чувствуешь мортал», — сказал Виктору Бурлаков. Вот почему он здесь и приближен к хозяину. Или не поэтому? Виктор чуял подвох, но пока не мог разгадать, в чем он.

Хьюго мортал не чувствует... Кто сказал об этом Виктору? Кажется, Том. После того как Хьюго чуть не сгинул в мортале, он туда ни ногой. Боится панически.

Ба-ам... Колокол гремел, пробуждая самых ленивых. В это утро Ланьер, Терри и те, кто должен был вместе с ними везти раненых в мортал, завтракали в первую очередь. Хьюго на кухне не появлялся. Зато пришел Бурлаков. Виктор и его спутники ели картофельные оладьи, слушали последние наставления Григория Ивановича.

— Зима всегда отнимает много сил. Эта зима сулит особые испытания, — говорил Бурлаков. — В лесу не отходите от Виктора Павловича далеко, иначе можете попасть в ловушку. Проще всего время отмерять по «Дольфину». «Дольфин» наполнился — восемь часов в реальности прошло.

Хозяин лично открыл уезжавшим ворота. Там, за частоколом, клубился молоком туман, плотный, непроглядный.

— Туман — это хорошо, — пояснил Бурлаков. — Если за крепостью наблюдают, вас никто не увидит. Ну, счастливо. Вечером жду всех здоровыми.

Два вездехода с тяжелоранеными выехали из крепости. Три часа в мортальном лесу должны всех недужных поставить на ноги. Терри поместилась в кузове с подопечными. На водительское место уселся Рузгин. Виктор — рядом. На броне в качестве охраны — Димаш с капитаном Каланжо. Пока они числились легкоранеными. Обратно вернутся здоровыми. Новоприбывшие про себя называли постоянных обитателей замка «бессмертниками». Если вглядеться, они напоминали эти цветы, что распускаются на стеблях уже засохшими: бледная кожа, бескровные губы. И взгляд остановившийся — направленный внутрь себя. Бурлаков не походил на них. Но он во всем был иной.

Бессмертники провожали вездеход только до границы черного круга.

— Далеко от дороги не уходите, — предупредил один из них на прощанье. — Дорога проложена по хронопостоянной линии. Отойдешь на сто шагов и можешь угодить совсем в другой пояс. У нас тут два часа пройдет. А у тебя — десять лет. Выйдешь и загнешься. Не от старости, так от истощения. Как Вера Найт.

В мортале излечиться проще простого: заезжаешь в лес и ждешь, пока раны затянутся. Вместо клепсидры — «Дольфины». После чего надлежит спешно возвращаться.

— «Жди беды, и она придет», — напевал Рузгин.

— Накаркаешь! — покачал головой Ланьер.

— Напротив, предсказанная беда не случается.

И в самом деле — ничего не случилось, пока ехали в лес. Без приключений добрались, поставили машины в указанной зоне.

Удобная поляна в двух шагах от дороги. Из крупных камней сложено подобие стола. Рядом камни поменьше, служащие стульями.

Терри проверила, у всех ли раненых есть вода и манжеты с физраствором. Ей за ранеными следить, Виктору — слушать мортал. Так объяснил Бурлаков.

Мортал. Здесь каждый шаг опасен. Деревья невозможно обхватить руками. Хвоя пружинит под ногами. Туман клубится. Тишина.

— Сказка, не правда ли? — Виктор повернулся к Терри. — Не боитесь постареть?

— Только об этом и мечтаю, — огрызнулась медичка.

— Я тут пожрать прихватил малость, консервы, сухари. Овощи брать не стал, они в этом лесу гниют мгновенно. Вина захватил. — Димаш принялся обустраиваться. — Говорят, бокал хорошего красного вина — и никакой мортал не страшен.

На каменном столе разложил еду, расставил стаканчики, банки с консервами.

— В этом лесу жрать жутко хочется. Так, Виктор Павлович? У меня с первой минуты под ложечкой сосет. Каланжо! Давай к нам! — крикнул он сидящему на броне капитану. — А то с голодухи в обморок грохнешься.

— Кто-то должен стоять на часах, рядовой, пока вы брюхо набиваете, — отозвался Каланжо.

— Да ладно, врата закрыты. Нет больше ни рядовых, ни капитанов. Только хозяин крепости и мы, подданные его. — Похоже, такая ситуация Димашу была по душе.

— Опасная точка зрения, — заметил Каланжо, но с вездехода не слез.

— А вы как думаете? — повернулся Димаш к Виктору.

— Мы в крепости — гости. Год пройдет, вернемся в наш мир. Так что надо жить, как живут бессмертники. Они здесь были до нас и после нас останутся, не нам их обычаи нарушать, — отозвался Виктор. И добавил: — Даже если нам что-то не нравится.

— Капитан, давайте я покараулю. Вы перекусите, потом меня смените, — предложил Рузгин.

— Знаете, как бессмертники именуют Бурлакова? — спросил Димаш. Расхохотался: — Мой генерал. Иногда — Бонапарт. В профиль он действительно похож на Наполеона. Только ростом выше.

— Говорят, в мортале можно встретить Льва Толстого, — сказал Ланьер.

— Да ну вас! Опять шутите! — махнул рукой Димаш.

— Нисколько. Я вполне серьезен. Лев Николаевич ходит по лесу точь-в-точь такой, каким мы его на фотографии видели: бородатый, в косоворотке, крестьянских портках и босиком. Ходит по тропинке или сидит на валуне, опершись на клюку. Если заговоришь с ним — ничего не ответит. Только сплюнет. И уйдет.

— А если ответит? — спросил Димаш.

— Тогда ворота закроются, — предположил Рузгин.

Все засмеялись. Смех в мортале звучал странно. Как уханье филина.

— «Дольфин» полный, — сказала Терри, следившая все это время за бутылкой, стоявшей на камне. — Пойду раненых проверю.

— Да ладно вам, минут пятнадцать прошло...

— Восемь часов, — Виктор повертел в пальцах начавший плесневеть сухарь.

— Вера Найт — это кто такая? — спросил Димаш. — Что там бессмертник о ней болтал?

— Кинозвезда, — пояснил Виктор. — Когда ворота только окрылись, через несколько лет заметили, что тут, в реликтовых лесах, фактически существуют зоны бессмертия. Многие красотки возомнили, что могут жить за вратами и не стариться. Голливуд устроил здесь что-то вроде дачного поселка. Но потом Вера Найт с любовником после вечеринки решили погулять в мортальном лесу. Их друзья видели, как парочка под утро возвращалась из мортала. На другой день нашли в постели два трупа, похожих на скелеты. Умерли оба от истощения.

Димаш затравленно оглянулся:

— И мы можем вот так же?

— Вполне.

— Да вы шутите, как обычно. Да?

— У меня сыну два года, — задумчиво сказал Каланжо. — Я вернусь — а он уже вырос...

— ...приложи ухо к земле... — услышал Виктор за спиной голос Эдика Арутяна. — Приложи — и услышишь конский топот...

— Тревога! — крикнул Ланьер.

Туман еще больше сгустился. Дорога была будто залита молоком. И в это молоко Рузгин дал очередь наугад. В ответ зацокали пули — по стволам, камням. Неведомо — кто и откуда стрелял. Все кинулись на усыпанную хвоей влажную землю, пытаясь укрыться за плоским камнем, который служил им столом. Виктор отполз в сторону, вытащил «беретту». Он ничего не видел — белая пелена висела между деревьями. «Белая тьма» — вдруг вспомнил он название секретной программы. Рен Сироткин был против ее внедрения, доказывал, что она развяжет руки эсбистам.