Виктор растянулся на кровати. Закрыл глаза. Во сне он увидит Алену — непременно. Алена... с каждым днем она становилась чуть-чуть другой, он не вспоминал, а придумывал ее. Как будто по старой фотографии создавал голограмму. Впрочем, он не слишком часто о ней думал. Это была его особенность: в новой обстановке он всецело отдавался работе. Все личное сжималось до размеров серебряного медальона, носимого на груди. Счастливая черта для портальщика; он мог идти вперед, не оглядываясь, привязанность не тянула его назад неподьемным якорем.

Правда, после закрытия врат явилась смутная тревога: не получив от него вестей, будет ли она ждать целый год или посчитает убитым и тут же забудет? Ему хотелось верить, что будет ждать, но он знал, что настоящая преданность встречается редко.

Дверь дернули. Потом кто-то грохнул кулаком.

— Ну, и чего ты закрылся? Боишься, что тебя изнасилуют, как красну девицу?

— Кто там? — спросил Ланьер раздраженно.

— Это я, Каланжо.

Виктор отодвинул засов.

— Бурлаков посоветовал дверь на ночь запирать. А в чем, собственно, дело?

— Надо поговорить.

— Завтра нельзя?

— Нет, — хмуро ответил Каланжо и плюхнулся в деревянное кресло.

— Выпить есть?

Ланьер протянул ему флягу. Наполнил за неимением коньяка галльским вином. Каланжо глотнул.

— Вино, то, что пили за обедом? Неплохое, но легонькое.

— Почему ты не в госпитале?

— Сбежал. Знаешь ли... не могу я там... Больница для тех, кто в отключке. Если могу стоять на ногах — бегу из лазарета, таков мой принцип.

— Так о чем разговор?

— Я был за вратами пять раз.

— Да, я помню, ты говорил. И что?

— Ты знаешь про эффект врат? Врата смывают кровь? Слышал?

— Конечно.

— Я проходил врата пять раз, пять раз сюда, четыре обратно. Так вот... Когда возвращаешься, в самом деле все меркнет, будто свет выключают. Или волна накатывает и стирает записи. То есть что-то остается, но бледно, невнятно. Волна уходит и все уносит с собой. Забирает злость и жажду мести. Ни намека на враждебность. Было и прошло. Даже погибших не жаль. Как будто то, что случилось с тобой неделю назад, было давным-давно. Тридцать лет назад, к примеру, За врата все идут в одиночку. С друзьями нельзя. Так говорят. И это правильно...

— Я знаю, — повторил Ланьер. Глаза слипались, спать хотелось невыносимо. — То есть слышал — сам еще не пережил. Не довелось.

— Но когда идешь сюда, ничего не забываешь.

— Разве? Тот мир теперь за тридевять земель.

— Всего лишь иллюзия. Здешние события затмевают. Но на самом деле ничего не забываешь. То есть врата как бы действуют в одну сторону.

— Странно было бы ожидать, что здесь явления симметрии.

— Но я заметил еще одно. На той стороне Дикий мир меркнет. Как будто все было не с тобой. Но при этом тянет назад: вернуться, вернуться... Кажется, будто ты что-то оставил здесь, частицу себя, часть души или кожу. И вот ты возвращаешься. И то, что оставил... как будто находит тебя, вновь сливается с тобой. Ты находишь себя в прямом смысле слова. Непередаваемое чувство. Кто хоть раз пережил, непременно захочет вновь и вновь это ощутить. Когда уходишь в тот смиренный чистенький мир, ничего похожего не ощущаешь. Никогда.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Я многое знаю о здешнем мире. Хочу, чтобы ты тоже знал. Возможно, пригодится. Не мне объяснять портальщику, как важна информация. — Каланжо достал из кармана помятую бумажную карту и ручку. — Кстати, теперь, когда операции «синих» и «красных» закончились, скажите-ка, в какой зоне дислоцировался ваш батальон. Во время июльской операции. — Каланжо исподлобья глянул на Ланьера.

Виктор едва не расхохотался. Ага! «Пришел поделиться информацией»! Как же! Хитрец. В июле «красные» и «синие» несли самые большие потери. «Черный следопыт» хочет знать, где на следующий год искать пропавших без вести.

— Давай карту, я отмечу зону, где мы были, — предложил Ланьер.

Каланжо заколебался. Потом протянул карту портальщику.

Ого... это была не та милая пустышка, которую выдавали проходящим врата. Карта самодельная, но очень грамотная. С четко прочерченными дорогами, с обведенными черным зонами морталов и кляксами ловушек.

— В июле мы были вот здесь, — Ланьер ткнул ручкой в зеленый квадрат с мелкими поперечными черточками (то есть обширное болото).

— Но это не зона войны в нынешнем году. Вы попали в нейтрал.

— Теперь я знаю, куда мы попали, а тогда — батальон получил приказ обойти противника с фланга. Ну и пошли. Кто шел слева от нас, кто справа — понятия не имели. Связь не работала. Забрели в болото. Потом нос к носу столкнулись с «синими». От них узнали, что находимся совсем не там, где должны быть.

— Кто-нибудь погиб в болоте?

— Из наших — трое. Но мы вынесли их тела. И «синие» своих не бросали. А потом... — Ланьер энергично придвинул карту к себе. — В августе мы пошли сюда. — Он повернул карту, и ручка заскользила над фиолетовой зоной мортала. — Здесь, примерно здесь, погибли двое. А здесь еще двое. Вот тут...

— Но это же мортал.

— Именно.

Каланжо нахмурился.

— Ты знаешь, что в центре? — Капитан постучал пальцем по белому пятну посреди пятна фиолетового.

— Нет. А ты?

— Понятия не имею. Но оттуда никто никогда не возвращался. — Каланжо спрятал карту. — Мне кажется, ты взялся не за свое дело, Ланьер. Я нисколько в тебе не сомневаюсь... но крепость — это для тебя слишком сложно. Может быть, ты — лидер. Но ты — одиночка по духу. Не управленец. К тому же ты порядочен.

— Таким меня угораздило родиться. Бурлаков искал именно порядочного человека.

— Он врал. Может неосознанно. Но врал.

— Что ты имеешь в виду?

— Любой лидер скажет, что ищет порядочных и честных, а на самом деле, будь он трижды хорош, подыщет себе в помощники лизоблюдов и подонков. Это не выбор разума — древний инстинкт. Недаром среди апостолов нашелся Иуда. Я предупреждаю, чтобы ты был начеку. Если что — располагай мной.

— Каланжо, не настаивай, я тебе свое место не уступлю.

— Ладно, я пойду спать. Если что-нибудь узнаю, расскажу.

Он шагнул к двери. Потом остановился.

— Кто вас повел летом в этот чертов мортал?

— Эдик Арутян, портальщик. Его придавило деревом в ловушке.

— Вам всем повезло, что унесли ноги. Опаснее этой зоны в Диком мире нет. Уж поверь мне. Летом соваться туда — самоубийство. Там ловушки на каждом шагу, и они мигрируют. Странно, что вы сумели выйти.

— Мне кажется странным другое, — покачал годовой Ланьер. — Сами врата...

Каланжо ухмыльнулся:

— Они многим кажутся странными.

— Не в том смысле, что они пропускают в одну сторону и затем закрываются, — это тайна для физиков, и она будет разгадана. Странно другое. То, что некий материальный объект производит нравственную селекцию. Снимает грех с души. Выдает индульгенцию.

— Бог? — спросил спешно Каланжо.

— И ты в это веришь?

— Черт! — Каланжо ударил кулаком о ладонь. — Черт! С тобой невозможно говорить. Ты все время выставляешь других дураками.

— Я? Ну что ты, капитан! Я просто рассуждаю вслух.

Каланжо ушел. Он что-то знал об этом белом пятне. Знал, но не желал говорить.

Вот психованный! Куда же Поль умчался? Алена напрасно оглядывалась по сторонам, не зная, что предпринять. Этот сумасшедший даже не оставил номер коммика. Почему она решила помогать этому странному парню? Почему ему верила? Считала, что появление Поля как-то связано с тем, что Виктор до сих пор не вернулся, и Алена поможет жениху, оказывая поддержку старшему Ланьеру?

«Не лги! — одернула себя Алена. — Не смей! Тебе нравится этот дикарь!» — «Неправда! Просто он сильно смахивает на Витьку чисто внешне! Это сбивает!» — «Вранье! Когда Поль целовал тебя, ты готова была опрокинуться на диван и раздвинуть ноги...»

Ну да, да! В тот миг она обо всем позабыла. Непонятная сила влекла ее куда-то против воли и против здравого смысла. Это походило на наваждение. И она не в силах была противиться. Ссылка на сходство звучала жалкой отговоркой. Но ничего другого Алена придумать не могла.