– Что ты здесь делаешь?

Дыхание пришло не сразу, собственный голос напомнил Дженне карканье.

– Мне нужно соблазнить господина Гаррана, – Рами нахмурился. – Ты же знаешь. Должна знать.

– Нет, – она в ужасе замотала головой. – Что ты говоришь? Нет, это я…

Рами смотрел на нее, словно увидев призрака.

– Ты что-то путаешь, мама, – убежденно произнес он. – Я должен стараться, чтобы обеспечить тебе безбедную жизнь. Ты что-то путаешь, – повторил он.

Дженна отвернулась, закусив губу. Свечи, постель, Ильхат – все провалилось в бездну, рассыпалось ломким крошевом. В мокром холодном мраке остались она сама и сын – и еще ледяной ветер рвал волосы, раздувал парусами полы платья.

– Зачем ты одела маску, мама? – спросил Рами.

Он так и сидел обнаженным на земле, в лунном свете на лодыжках блестели тяжелые браслеты. Натертая благовонным маслом кожа казалась матовой.

– Маску?

Дженна в ужасе поднесла руки к лицу, но нащупала лишь скулы, линию носа, губы. Разве только… кожа была холодной и удивительно твердой. За спиной раздалось хихиканье, но когда она обернулась, никого не увидела.

– Ну да, маску! – Рами улыбнулся ей. – Ты сегодня странная…

Шепотки за спиной, сдавленный смех. Из темноты проступали размытые силуэты. Они смеются над ней, поняла Дженна. Они смеются над ней, потому что она нацепила маску. Но зачем?

Женщина провела подушечками пальцев возле ушей, под подбородком – и подцепила жесткий край костяного лика. На затылке натянулись шнурки, что удерживали ее лицо на месте.

– Вот видишь, – сказал сын. – Зачем она тебе?

Гарран, Картхис и друзья мужа, любовники и слуги в доме – все они проступали из темноты, показывали на нее и смеялись, смеялись, смеялись…

Лицо Дженны отлетело прочь, и Рами расплылся в ухмылке.

Под маской не было ничего, лишь мутная дымка, в которой плавали два карих глаза.

Лицо Рами тоже расплывалось, подернулось рябью, сквозь него проступал другой лик: заострившийся, иссушенный хворью.

– Это ты, Картхис?! – воскликнула Дженна, но перед ней уже не было ни сына, ни мужа. Только запах эфирных масел еще пару мгновений витал в воздухе. Смех толпы перерос в дьявольский хохот.

– Картхис! – крикнула во тьму Дженна, но ветер унес ее голос прочь.

Как готовое родить лоно, как обещание поцелуя, в пустоте ее лица шевелились губы.

Дженне все чудилось, будто гости перешептываются у нее за спиной. За одетыми в витражи окнами солнце скатилась к самым крышам, залило красным мозаичные полы. Пламя факелов плясало на стенах, и тени тоже плясали: точно добрая сотня призраков устроила вокруг гостей хоровод. Дженна не смотрела под ноги. Казалось, она ступает по крови. Женщина как будто слышала хлюпанье шагов.

Ну довольно! Есть нечто поважнее заката, важнее приглушенных шепотков. За резными дверьми, на высоком троне из цельной глыбы гранита ждет наместник Царя Царей. Каждый год в день, когда Мертвый бог восстал и назвал себя повелителем царства теней, когда крестьяне начинают засевать поля – вельможи предстают перед наместником.

– Зачем? – спросила она Гаррана с вечера. Дженна не знала такого обычая.

Ильхат хмыкнул.

– Он пересчитает нас, как свиней. – Посерьезнев, он пояснил жене: – Мы обновляем клятвы верности Царю Царей. Если не он сам, то хоть наместник должен знать нас всех: самых близких друзей и слуг владыки.

Какая глупость. Но и что с того? Ей только то и важно, что Ильхат представит ее двору. Женщина ждала этого, добивалась много лун и вот теперь наместник рядом – а она едва находит силы на улыбку.

Они ждали долго, очень долго. Все скопом: чиновники, воины, землевладельцы – все сгрудились перед дверьми, как стадо одетых в шелка баранов. В приемном покое играла музыка и стояли столы с вином. И этот шепот. Он преследовал Дженну, куда бы она ни пошла.

«Вы бы молчали, будь на месте Гаррана другой!» Но сожалеть поздно. Выбор сделан. Порой она оборачивалась, чтобы выхватить из толпы взгляды, запомнить лица. Все, что она видела – это улыбки. Море улыбок. «Ведь вы сами, все вы, были должны Картхису. Все опасались ссоры с ублюдком!» Дженна кивнула гостю. Шея начала затекать от однообразных приветствий.

– Ковыляет, как после родов…

Женщина бросила на говорившего короткий взгляд.

– И верно, дождливая погода! – толстяк с бледным лицом важно закивал.

– …имел ее, как кобылу.

«Так и было»? Он сказал, «так и было»? Дженна вздрогнула.

Она повернулась, едва не запуталась в ниспадающем до пола кушаке. Толстяк расплылся в улыбке, его маленькие глазки смотрели сквозь платье, сквозь газовую накидку, словно на ней только и надето, что браслеты да ожерелье.

– Мы думали, господин Гарран никогда не остепенится, – поведал он Дженне. – Вы обладаете великой силой, если из-за вас он забросил походы в пустыню.

«Я сама все придумываю… Или нет? Все это чудится. Мне чудится». Дженна едва удержалась, чтобы не закусить губу. На сей раз она стояла к толстяку лицом, но тот же голос сказал:

– Говорят, настоящая сука.

Устав бродить по залу, она с облегчением опустилась на низкий пуф. Худосочный паренек тут же наполнил чашу вином. «Я стала слишком много пить», – отстраненно подумала женщина и сделала большой глоток.

– Устала?

Запах фруктовой воды, которой обливался Гарран, предупредил о его приближении.

– Наместник всегда так задерживается? – поинтересовалась она. – Что-то случилось?

Ильхат ободряюще улыбнулся.

– На юге не принято встречать гостей, им дают время насладиться обществом перед приемом, – Дженне показалось, ее новый муж и впрямь способен на иронию. – Чем дальше на юг, – продолжал Гарран, – тем культурнее ты и знатнее. По большей части потому, что ближе к большим деньгам. Наместник тоже человек. Ему хочется выглядеть просвещенным.

– Я не вижу Рами, – обеспокоено сказала Дженна. Потом глотнула еще.

– По-моему, тебе достаточно…

«…пить», – хотел сказать Гарран. Но не успел. Высокие двери, наконец, раскрылись.

Словно порыв ветра подкосил вельмож. Все опускались на колени, касались мозаичных плиток лбом. Дженна старалась не отставать – словно окунулась лицом в кровавый омут. Спустя пару вздохов часть вельмож поднялась, чуть позже – еще немного. Гарран встал одним из последних. Когда женщина огляделась, на полу остались только слуги. Резные двери стояли открытыми, процессия вельмож текла сквозь них, будто многоголовая змея протянулась из одного зала в другой.

Дженна с удивлением увидела рядом Рами. Она взяла сына за руку и собралась встроиться в очередь, когда Гарран тронул ее локоть.

– Наш черед придет, – едва слышно прошипел он.

Дженна радовалась хоть тому, что гости перестали ее замечать: все взгляды были прикованы к раскрытой пасти дверей. В монотонном ожидании Дженна не заметила, как, когда они оказались в следующем зале. Вдоль колонн выстроились вереницы сановников. Словно шелест ночного сада, по залу прокатывался шепот, когда перед наместником представал новый проситель.

«А он и вправду пересчитывает нас, как свиней», – подумала Дженна, увидев рядом с троном писца. Наместник перебрасывался парой слов с вельможами и взмахом подзывал следующего. Предполагалось, что предыдущий гость сообразит убраться восвояси.

Когда подошел их черед, все трое вновь опустились на колени. Коснувшись пола лбом, Дженна услышала, как обсуждают ее придворные.

«Смейтесь, шепчитесь… Все это, пока я за вас не взялась по-настоящему». Некоторых она знала. Старый мешок с костями Си Сабе́р предпочитал женщинам мальчиков. У него с Картхисом имелись общие дела. «Стоит порыться в записях. Наверняка найдется много интересного». Здесь же был и молодой Тахи́з Ува́ру. Этот пил так, словно дышал вином, а не воздухом. Даже глаза у него выпученные и застывшие, как у рыбы.

– Я вижу, твое семейство разрослось, Ильхат, – раздался бесцветный голос.

От наместника Дженна ожидала большего. Одетый в простой белый балахон, он оказался маленьким и худым, как палка. Остро очерченное лицо напоминало обтянутый кожей череп. Вперед выдавались губы, кости скул и нос, а на месте щек остались затянутые пожелтевшей кожей впадины.