-Разве это правильно?

   -Всё равно. Иногда наоборот, что правильно, а что нет - непонятно. Даже понятия могут быть другими. Что уж о людях говорить.

   -Мда.

   -Что скажешь?

   -Я думал, шутка закончена. Если ты серьёзно, то я против.

   -Не нравлюсь? - Агата картинно надула свои пухлые губки.

   -Не смогу.

   Из дворовой арки выросло несколько человек. Они появились так быстро, что ни Агата, ни Крамир не успели понять, что произошло. Трое мужчин, каждый в тёмном облачении, молча, направили руки в сторону пары. Агата от неожиданности попятилась, наступила на край шубы и упала на землю. Раздались громкие выстрелы. Один за другим они прошивали тишину мёртвой улицы. Крамир согнулся, раненый в бок, бросился на стрелявшего, выбил оружие и повалил его наземь. Резкими движениями рук свернул шею упавшему человеку, но не успел заняться следующим нападавшим. Несколько вспышек практически в упор скосили Крамира, оставив обездвиженное, кровоточащее тело на мостовой. Потухающим сознанием Крамир уловил ещё несколько залпов автоматического оружия. Без сомнения, снаряды предназначались его подруге. Крамир невольно сомкнул веки и понемногу отключался, слыша отдаленное цоканье убегающих по асфальту мужских каблуков.

   В округе гасли фонари. Улицы замерли полчаса назад, предупреждая недобрый знак. Семья Брандшмидтов припомнила грустные рассказы своей старой бабки, которая отдала душу всевышнему более десяти лет назад. Юный Ян представил, как иссушенное, разваливающееся на части, жёлтое лицо пробабки замирает, черные зрачки ищут далекий образ в колодце подряхлевшей с годами памяти. Она всегда сидела в своём ветхом, твёрдом креслице, никто больше, кроме нее, не смел посягнуть на своеобразный трон. Говорила старуха мягко, аккуратно, будто подбирала каждое слово, мысленно взвешивала его и, убедившись, что вес тот, что нужен для глубины истории, вставляла его в мозаику рассказа, как отшлифованный временем бриллиант. Потому, быть может, Ян не мог назвать свою пробабку болтуньей. Старая женщина всегда искала общения, но найдя его, старалась быть краткой, но внушительной. Ян и его младший брат Марек больше всего любили слушать странные и пугающие истории из прошлого. Они окружали рассказчицу, усаживаясь на пол, и, открыв рты, впитывали сухой, завораживающий голос:

   "Темнота приходила со стороны леса. И огни молчали. Я, маленькая девчонка, укутывалась в отцовский бушлат и тихо пела. Что - не помню. Мать сидела у окна и смотрела на улицу. Отец ходил из комнаты в комнату. Машина, черная, будто без окон. Остановилась напротив нашего подъезда. Долгое ожидание, и высокий, красивый мундир показался на дороге. Вышел из автомобиля. Десятки немых окон с затаённым ужасом ожидали зловещего стука в дверь. В ту ночь он раздался у нас. Увели мать. Отец остался с нами, но ненадолго. Через два дня меня, его и ещё тысячи нам подобных людей вели под присмотром мундиров. Страшно было. Я плакала. Но сбежала. Отца спасти не удалось. За спиной ограждения мои зарёванные глаза видели, как его насильно сажают в дополна забитый людьми вагон, запирают замок, и состав трогается. На всю жизнь я запомнила тот обшарпанный, с облупившейся краской светло-жёлтый вагон. Я убежала далеко. Казалось, найти меня невозможно. Я тосковала по матери, отцу. Но однажды встретила её в одном месте, где пьют вино и проигрывают деньги. Она танцевала. И улыбалась. Искренне, как свободная и счастливая женщина. Не позвала её тогда. Не стала. Кинула презрительный взгляд на её красно-белые кружева и ушла. С тех пор, к счастью, я её не встречала никогда".

   Истории, рассказываемые пробабкой, были слишком взрослыми, и часто приходились не по зубам зелёным юнцам. Но пожилая женщина даже не думала об этом. Любому возрасту стоит знать тайну мироздания, считала она. За основы этого мироздания старуха брала любовь, месть и разум. Спустя годы, Ян невольно вспомнил своего любимого предка в эту недобрую, слишком тёмную ночь. И потому ли, что он и его брат Марек ввязались в нечто странное и даже страшное или просто изрядная фантазия давила на сознание, вызывая чувство непонятного, липкого дискомфорта? Машины вторглись в тишину, рассекая мрак ночи ярким лезвием неоновых фар. Два автомобиля остановились напротив многоэтажного дома, где жили Брандшмидты. Несколько вооруженных человек нырнуло в арку подъезда. Домофоны были заранее размагничены из центра управления электроникой. Ян покрылся холодной испариной. Мать и отец нервничали на кухне. Марек грыз ногти, ёрзая на стуле. Раздался звонок. Ян бросился к двери, открыл. Влетели люди. Яна прижали к полу, Марек упал самовольно.

   -Спокойствие! Мы из Агентства Федеральной Безопасности! Нам нужны ваши сыновья. Они подозреваются в содействии организованной преступной группировке, нарушении Уголовного Кодекса Объединенной Федерации по статье контрабандизм, разжигании террора и не соблюдении правил гражданской позиции, заявленных Комитетом.

   -Господи! - слёзно вырвалось у матери.

   -Спрячьте язык за зубами! Мы забираем их!

   Двое солдат потащили братьев вниз, офицер АФБ спустился следом. Машины снова заревели и умчались, разбудив последнего, кто умудрился спать в напряженный час.

   -Ян Брандшмидт? - допрос вёл тот же офицер, что участвовал в задержании.

   -Да.

   -Ты - еврей?

   -Да.

   -Евреи - очень хитрый народ. Но ты понимаешь, что хитрить нельзя? Хитрость с твоей стороны ведёт к провалу.

   -Понимаю.

   Первым допрашивали Марека. Полчаса понадобилось, чтобы разведать всё, что знал семнадцатилетний подросток. Безусловно, в этой кровной паре лидером был двадцатитрехлетний Ян. С ним Бэн Си хотел поговорить более содержательно и, как надеялся подполковник АФБ, предельно информативно.

   -Я сяду напротив тебя. Вообще, я могу присесть рядом, чтобы ты не чувствовал во мне врага. Знаю, наш неожиданный визит немного озлобил тебя, но пойми - по-другому никак. Иначе ты и твой братик могли сбежать. Такой поступок объясним, но глуп. Ведь в противном случае пришлось бы вас долго и трудно искать. Я очень не люблю играть в кошки-мышки. Мы всё равно бы вас нашли, но стали бы сердитые и усталые. Сам понимаешь, тогда разговора бы не получилось. Сначала мои ребята, жадные до насилия, изуродовали бы твоего милого, юного братца, а потом взялись бы за тебя. Ни к чему нам такое самоуправление, ведь я понимаю, что вы, по большому счёту, ещё дети, и не соображаете в какую густую, смердящую, поганую клоаку вы влезли. А я с удовольствием тебе объясню, если ты подробно расскажешь мне, где и когда ты связывался со своим поставщиком, кому потом передавал товар, где вы его хранили до момента передачи и всё-всё-всё, что мне интересно, а главное - полезно будет услышать, как его зовут.

   -Не знаю его настоящего имени.

   -Скажи ник, кличку, псевдоним или как там это может называться.

   -"Ариосто". Так к нему обращается напарник.

   -Что за напарник?

   -Не знаю. Он связывается со мной только по телефону в присутствии этого Ариосто.

   -Значит тот, что говорит с тобой по телефону, - поставщик. А этот Ариосто - исполнитель?

   -Вроде того

   -Торговля велась в подворотнях, в клубах, на частных квартирах, где еще?

   -В канализации. На станциях метро.

   -Как нам известно, ты и твой брат распространяли запрещенные в Федерации препараты. Тебе давал их этот Ариосто?

   -И не только мне.

   -Разумеется. Ты скажешь мне, кто еще занимался контрабандой?

   -Не могу. Они убьют меня в "городе". Ведь меня туда отправят, верно? А потом их.

   -Как они смогут убить тебя, если в их головах страх превзойдёт месть? Вколем твоим "друзьям" сильный анималоид смирения и будешь жить спокойно.