«Нѣтъ, Одинокій, ты не правъ.

Смири свой горделивый нравъ, —

Другой старикъ сказалъ ему. —

Тебя я, можетъ быть, пойму.

Но ты мою послушай рѣчь,

Какъ Богъ сумѣлъ меня сберечь.

Волшебникъ Ѳевда – дикій страхъ

На добрыхъ, праведныхъ сердцахъ.

Ты слышалъ, можетъ, обо мнѣ,

Душа, кипящая въ огнѣ.

Тебѣ ль дѣла мои не знать!

Я могъ болѣзни насылать,

Раздоры, зависть и чуму,

И неподвластное уму.

Слуга астрала и тѣней,

Я былъ угрозой для людей.

Довольно было одного

Лишь имени имъ моего,

Чтобъ ужасъ охватилъ сердца.

Достоинъ адскаго вѣнца

Я былъ поистинѣ тогда.

Кровавыхъ демоновъ орда

Служила мнѣ. Иль я служилъ

Тѣмъ силамъ, коими я жилъ?

Узналъ я: добрый царь-отецъ

Для сына выстроилъ дворецъ

И оградилъ со всѣхъ сторонъ.

Затѣмъ, чтобъ не увидѣлъ онъ

Людскую боль и старость тѣлъ,

И чтобъ творилъ онъ, что хотѣлъ,

Не зная ужаса и тѣхъ,

Кто побѣдилъ соблазнъ и грѣхъ.

Но тщетно: царь не услѣдилъ,

Какъ близко-близко врагъ бродилъ,

Что проповѣдывалъ Христа.

И та святая простота

Увѣровала. Ужасъ, страхъ

Я въ царскихъ увидалъ глазахъ,

Когда явился во дворецъ,

Какъ приказалъ мнѣ царь-отецъ.

Промолвилъ я: «Не бойся, царь.

Я думаю, что ты, какъ встарь

Священныхъ чествуешь боговъ.

Ты побѣдишь своихъ враговъ,

Всѣхъ недобитыхъ христіанъ,

Но честь священнѣйшимъ богамъ

Воздай душою ты своей,

И много крови ты пролей

На алтари боговъ, и ты

Исполнишь всѣ свои мечты».

И царь устроилъ знатный пиръ,

И прибылъ, кажется, весь міръ

На это пиршество – воздать

Хвалу богамъ своимъ и дать

Имъ жертву щедрою рукой.

Но не нашёлъ себѣ покой

Лишь царскій сынъ. Отъ суеты

Бѣжалъ онъ для своей мечты.

Онъ былъ одинъ. Въ глухой тоскѣ

Перстомъ своимъ онъ на пескѣ

Писалъ анаѳему богамъ.

Онъ ненавидѣлъ шумъ и гамъ,

Веселье и козлиный смѣхъ,

Что, вѣрно, былъ удѣломъ всѣхъ

На демоническомъ пиру.

И въ той горячкѣ, въ томъ пылу

Я, опьянѣвъ, упалъ безъ силъ.

Холодный потъ меня пробилъ:

Увидѣлъ я Его глаза

И небо… Чистая слеза

Тогда съ моихъ упала глазъ.

И я очнулся. Въ тотъ же часъ

Мы снова принесли дары

Богамъ любимымъ, чтобъ пиры

Не прекращались никогда.

Не вышибетъ уже тогда

И малую слезинку ту

Святой ликъ Неба. Пустоту

Мы воспоёмъ въ душѣ своей.

И пиръ продлился много дней.

Богамъ угодна наша честь,

И упоительная лесть

Какъ пѣсня услаждала слухъ

Тому, кто къ истинѣ былъ глухъ.

Сказалъ царю я: «Господинъ!

Правитель нѣкогда одинъ

Имѣлъ наслѣдника, и онъ

Бродить во тьмѣ былъ обречёнъ

Навѣрно, лѣтъ до десяти.

Малѣйшій свѣтъ не могъ пройти

Сквозь тьму, коснувшись слабыхъ глазъ.

Врачи сказали безъ прикрасъ,

Что если онъ увидитъ свѣтъ

До крѣпкихъ отроческихъ лѣтъ,

То онъ ослѣпнетъ навсегда.

Царь позаботился тогда,

Чтобъ свѣтъ не видѣлъ сынъ. Ну вотъ,

Прошли тѣ годы, и черёдъ

Насталъ открыть предъ сыномъ міръ.

И царь, богамъ устроивъ пиръ,

Послалъ царевича съ слугой,

Чтобъ міръ увидѣлъ онъ земной.

И царскій сынъ увидѣлъ жёнъ,

И былъ пріятно поражёнъ.

«Кто это?» – онъ спросилъ тогда.

«А, это демоны! Всегда

Они людей палятъ огнёмъ.

Прохладной ночью, жаркимъ днёмъ

Отъ нихъ нигдѣ покоя нѣтъ.

Предъ ними солнца меркнетъ свѣтъ,

И поражаютъ даже тьму,

И неподвластное уму

Съ людьми творится, стоитъ имъ

Поддаться чарамъ колдовскимъ», —

Слуга отвѣтилъ такъ шутя,

Чтобъ позабавилось дитя.

Когда же вечеромъ юнецъ

Домой вернулся во дворецъ,

Отецъ сказалъ ему: «Сынокъ!

Навѣрно, многое ты смогъ

Подъ солнцемъ радостнымъ узрѣть.

Пускай оно ласкаетъ впредь,

Окрѣпшій отроческій взоръ.

Цвѣтовъ ли полевыхъ узоръ,

Иль неба синь и глубина,

Иль птицъ парящихъ вышина —

Чего бы не касался взглядъ,

Ты это былъ увидѣть радъ».

Но сынъ отвѣтилъ: «Жаркимъ днёмъ

Я видѣлъ демоновъ. Огнёмъ

Сердца людей они палятъ.

Я только ихъ былъ видѣть радъ.

Отецъ, цвѣты и небеса

Предъ ними меркли, и глаза

Мои смотрѣли лишь на тѣхъ,

Кто ввёлъ меня въ соблазнъ и грѣхъ».

Такъ, царь ты мой, увидѣвъ жёнъ,

Царевичъ будетъ поражёнъ,

Христа онъ броситъ ради нихъ,

Почтить sѣло боговъ твоихъ.

Есть дочка у меня одна,

Что въ обольщеніи сильна.

Я приведу её. Въ ту ночь

Твой сынъ мою познаетъ дочь:

Въ союзѣ плоти и страстей

Благопріятныхъ жди вѣстей».

Нашёлъ я дочь свою. Она

Недугомъ sлымъ была больна,

Что поселилъ я въ ней: sлой духъ,

Къ словамъ моимъ отверзши слухъ,

Въ неё вселился, и игралъ

Онъ съ нею ловко. Я сказалъ:

«Суккубъ покорный! Мой приказъ

Услышь немедля! Въ сей же часъ

Иди къ царевичу. Съ пути

Въ недѣлю долженъ онъ сойти».

«Я обольщу его, мой другъ.

Сомнѣнья въ дѣлѣ грѣшныхъ рукъ

Къ себѣ ты въ сердцѣ не пускай.

Дѣвицы душу мнѣ отдай!

Я обучу её всему,

Она вѣрна мнѣ. Потому

Красива, страстна и умна,

Съ душою праведной должна

Она искусно совладать.

Недолго намъ осталось ждать.

Я предвкушаю этотъ часъ,

Въ свой міръ почти впустилъ онъ насъ», —

Отъ демона услышалъ я.

Имъ одержима, дочь моя

Къ царю явилась во дворецъ.

И царь, заботливый отецъ,

Невѣсту сыну показалъ,

Ихъ, отведя въ просторный залъ,

Онъ заперъ. Не прошла и ночь,

Какъ дочь моя сбѣжала прочь,

Твердя, что, выслушавъ ручей

Нравоучительныхъ рѣчей,

Она не можетъ соблазнить

Того, кто всласть не хочетъ жить.

Тогда подумалъ я, что самъ

Велерѣчивымъ словесамъ

Свою въ отвѣтъ явлю я лесть,

И въ душу я сумѣю влѣзть.

Такъ познакомился я съ нимъ.

Желаньемъ пламеннымъ томимъ

Мечты небесныя пресѣчь,

Я изострилъ словесный мечъ,

Призвавъ на помощь духовъ sла,

Имъ всѣмъ во адѣ нѣсть числа.

Но я ошибся: зналъ юнецъ,

Гдѣ есть начало и конецъ.

Сказалъ онъ: «Въ нѣкоторый вѣкъ

Жилъ въ этомъ мірѣ человѣкъ,

Великимъ скульпторомъ онъ былъ,

Героямъ ставить онъ любилъ

Столбы и статуи. Потомъ,

Когда уснулъ онъ вѣчнымъ сномъ,

На горе, будто бы живымъ,

Народъ сталъ поклоняться имъ».

Но я сказалъ: «Подумай, вѣдь

И мудрецы уразумѣть

Сумѣли истину въ богахъ!

Ихъ словеса внушали страхъ,

Вѣдь люди цѣнятъ мудрость“. „Но

Не мной давно ужъ рѣшено,

Что всѣ людскіе мудрецы,

Навѣрно, первые глупцы.

Не нахожу я даже словъ,

Какъ вашихъ мнѣ назвать боговъ.

Зачѣмъ богами люди чтятъ

Тѣхъ, кто не можетъ сѣсть и встать?

Зачѣмъ велишь ты мнѣ любить

Не могущихъ ни ѣсть, ни пить?

Зачѣмъ велишь ты видѣть свѣтъ

Во тьмѣ, въ которой жизни нѣтъ?» —

Отвѣтилъ царскій мнѣ юнецъ.

Тогда подумалъ я: глупецъ

Я передъ нимъ стою. И въ мигъ

Я головой своей поникъ.

Вдругъ наважденье предо мной

Явилось будто бы впервой:

Огня пылающаго кругъ,

Одинъ я въ нёмъ. Но съ силой вдругъ

Огонь взметнулся. И тогда

Явилась демоновъ орда.

И въ томъ мучительномъ огнѣ

Они открыли душу мнѣ:

Всё то, чѣмъ нѣкогда я жилъ,

Что такъ любилъ, чѣмъ дорожилъ,

Безсильно передъ тѣмъ юнцомъ.

Какимъ же былъ тогда глупцомъ

Колдунъ великій! Проклялъ я

Всё, чѣмъ жила душа моя.

Её я продалъ богу тьмы,

Что многихъ соблазнилъ умы,

Но, духомъ праведнымъ сражёнъ,

Передъ Христомъ безсиленъ онъ:

Достоинъ лишь презрѣнья духъ,

Что къ Истинѣ священной глухъ.

Я понялъ это, и тогда

Сказалъ царевичу: «Бѣда —

Безъ вѣдѣнья бродить во тьмѣ.

Мой другъ, прошу, скажи же мнѣ,

Христосъ твой мудръ и могучъ,

Но духъ мой скрылся въ толщѣ тучъ,

Скажи мнѣ, какъ же эту тьму

Разрушить духу моему!

Какъ мнѣ увидѣть этотъ свѣтъ?

Ты знаешь, я вѣдь столько лѣтъ

Звалъ духовъ бездны и огня.

Но Богъ твой приметъ ли меня?»

Сказалъ царевичъ мнѣ: «Твой духъ,

Коль къ Слову Божьему не глухъ,

То ты слова мои прими:

Ты только руку протяни,

И Свѣтъ небесъ въ тебя войдётъ,

Въ нёмъ падшій духъ покой найдётъ».

Я покорился. Побѣжалъ

Я прочь оттуда, и искалъ

Пріютъ я для души своей.

Пробывъ въ скитаньяхъ много дней,

Нашёлъ пещеру я. Сидѣлъ

Въ ней старецъ, и Христу онъ пѣлъ

Хвалы псаломскія. Тогда

Я съ нимъ остался навсегда.

Крещёный кровью и водой,

Я самъ теперь старикъ сѣдой.

Такъ шёлъ изъ ада я, и Свѣтъ

Сквозь тьму и толщу многихъ лѣтъ

Проникъ въ меня, собой пронзилъ —

Онъ душу мнѣ преобразилъ».

Въ кровавой мантіи пророкъ

Воскликнулъ громко: «Вышелъ срокъ!

И покаянью моему

Нѣтъ мѣста въ Небѣ, потому

Избралъ я бездну пустоты.

Мнѣ чужды свѣтлыя мечты!

Мнѣ ненавистенъ этотъ свѣтъ!

Черезъ скитанья многихъ лѣтъ

Его нашли вы. Небеса,

Святыхъ, навѣрное, глаза

Являютъ въ мірѣ. Но уму

То неподвластно моему.

Неумолимъ Христосъ, не ждётъ,

И время движется вперёдъ,

И очень скоро навсегда

Разстанемся мы, и тогда

Вы душу вспомните мою!

Не дайте адскому sвѣрью

Въ ней человѣчное изжить!

Желаю со Христомъ я жить!

Я, а не тотъ, другой, во мнѣ,

Что душу мучаетъ въ огнѣ

И самъ имъ мучимъ. Не могу

Служить я своему врагу!

Мнѣ ближе Бездна. Только вновь

Хочу я чувствовать любовь!

Уже я чувствую! Но нѣтъ!

Мнѣ ненавистенъ этотъ свѣтъ!»