Она с бульканьем достала каталог из-под стола, перевернула пару страниц назад, и, показав на фото нижегородской «Ракеты», попросила:

– Ну, мой папа сто миллионов мне пришлёт вряд ли, так что расскажи мне про вот эту красотку!

Про мою поездку она забыла за одну секунду. А вот Паша, сидящий за столом напротив, не забыл. Когда Тататамара ушла, взяв нашу визитку и пообещав когда-нибудь вернуться с мешком денег и купить у нас трёхпалубный круизный лайнер, он насмешливо, и даже как-то с омерзением в голосе, тихо спросил:

– Куда ты метнёшься?

– В Гонолулу! – так же тихо ответил я и понял, что обратного пути уже нет. – Что с собой брать кроме минералки?

Ночью мы угнали подлодку и поплыли в Гонолулу.

Собственно, угнали – громко сказано. Обе «Нерпы-2» уже были спущены на воду, заправлены, заряжены, загружены и готовы для марш-броска на Сахалин. Вечером мы с Пашей съездили домой, взяли кто что (Носки, плавки, фотоаппараты, документы, минералку, зарядное для телефонов и др.), к одиннадцати вернулись в офис, взяли ключи от ангара, заградительной цепи и лодки, забрались в «Нерпу» с бортовым номером 38276, которую бородатые дядьки старательно утрамбовали консервами, и спокойно поплыли. Всё было буднично и тихо, как на обычных ходовых испытаниях, которые наша фирма проводит чуть ни каждый божий день. Было пасмурно, накрапывал тёплый дождик.

– В такую ночь обычно самураи канают вдоль границы у реки! – пропел Паша, сидя в кресле командира и манипулируя джойстиком. – На Байкале мы с мамой плавали на «Тюлене». Фактически та же «Нерпа», только ныряет всего на двадцать метров, зато двадцатиместная. Короче – автобус экскурсионный. Я ещё тогда подумал, что сам бы смог ей управлять. Мечты сбываются, Вован! Надо только захотеть!

У меня было странное ощущение сна, нереальности. Я следил за навигатором, который давал все параметры движения: расстояние до дна, до ближайшего берега, курс в румбах и градусах, скорость в узлах и километрах в час, координаты с точностью до одной минуты. Маршрут мы разработали детально: сначала идём на север, проходим Лаперузом между Сахалином и Японией, а потом идём на юго-восток, обходим с севера Мидуэй, и упираемся в заветный пляж. Максимум – месяц плавания.

Метров через пятьсот после старта Паша тихо произнёс:

– По местам стоять к погружению! – щёлкнул тумблерами и шевельнул вторым джойстиком.

Лодка чуть наклонила нос, сверху что-то негромко побулькало, пошуршало, и снова воцарилась тишина, которую уместно было бы назвать гробовой, если бы не шелест вентиляторов да негромкий гул в аккумуляторном отсеке под полом.

– Выходим из бухты! – вскоре тихо доложил Паша. – Можно открывать шампанское и праздновать начало пу…

– Борт три восемь два семь шесть! Приказываем вам немедленно всплыть и выключить двигатель! – недвусмысленно произнёс динамик под потолком.

Паша в жёлтом свете неяркой диодной лампы посинел и замер с открытым ртом. А я сикнул в трусы. Да здорово так сикнул!

– Борт три восемь два семь шесть! Вы пересекли границу вашего испытательного полигона. Валите килькой обратно, пока я кавторангу не доложил! – довольно буднично, по-домашнему, произнес динамик.

Паша сидел в коме, и от вида его синего лица и отвисшей челюсти, а, может, от сырости в трениках, я, как ни странно, пришёл в себя, взял микрофон и почти спокойно произнёс:

– Это три восемь два семь шесть. Идём на Сахалин. Должны были идти завтра утром, но пришёл срочный вызов. Выход из бухты согласован, все документы у дежурного в порту.

– Борт… – начал было что-то говорить динамик, но я его выключил, повернулся к мумии друга, и взвизгнул:

– Паша! Газу до отказу! У нас час чтобы потеряться, или твой товарищ с эсминца нам на голову бомбу кинет!

Паша задышал, оттаял, и чуть ли не со слезой в голосе произнёс:

– Да, нету у меня там никакого товарища! Это я так, прикололся.

– Чё, никакого там ремонта? Никакой паутины? Чё, нас реально засекли? Сейчас накроют? Чё, это ты так прикололся? Чё, бомба на голову – это по-твоему – смешно? Чё вообще происходит?

Со мной случилась небольшая истерика. А когда я проревелся, хлебнул минералки и глянул на навигатор, то увидел, что до дна – четыреста метров, а до поверхности – сто. Что скорость – тридцать, курс – семьдесят, а на главном мониторе сквозь черноту вспыхивают какие-то зеленоватые огоньки и тут же гаснут, уступая место другим. Паша так и сидел в кресле капитана спиной ко мне, а перед ним горела зелёная надпись: «Автопилот включён. Маршрут задан». Я открыл дверь в свой кубрик, лёг на койку, пробормотал:

– Это пиндец какой-то! – и потерял сознание.

Через сколько ко мне вернулось чувство реальности – я понял не сразу. На моих командирских светящиеся стрелки показывали два часа. То же приглушённое освещение в тёплых тонах, гул аккумуляторов под полом, зеленоватые стены, зеленоватые баллоны вдоль стен, зеленоватый Паша в кресле. Я сходил в туалет, умылся и сменил трусы. На шум Паша повернулся и спросил устало, с хрипотцой:

– Выспался? Я уж начал думать, что ты в спячку впал до самой Америки.

Я прислушался к голодному зову своего желудка и понял, что в отключке был не пару часов, как решил сначала, а все четырнадцать.

– Где мы плывём? – спросил я капитана скрипучим после сна голосом. – Жрать охота!

– Плывёт говно по трубам! – как заправский мореман поправил салагу Паша. – Мы идём по Японскому морю. Миль пятьсот уже прошагали. Я тоже малёк дреманул, а так всё сижу в окошко гляжу. Красота просто неописуемая!

– Не в окошко, а на главный монитор! – не остался я в долгу.

На главном мониторе красота была неописуемая: темнота полная без намёков на то, что экран вообще работает.

– Гляди! Фокус! – Паша щёлкнул переключателем – и экран засветился тёмно-серым фоном, по которому то и дело мелькали светло-серые силуэты кальмаров величиной с морковку.

Мне хватило пяти минут, чтобы насладиться этой картиной на всю оставшуюся жизнь. Серые кальмары на сером фоне или просто серый фон без кальмаров. А Паша смотрел на экран, почти не мигая. Думаю, он ждал, что сейчас из глубины вынырнет что-то такое, чего никто до нас не видел. Но сонар спокойно посылал и принимал свои еле слышные сигналы, которые рисовали на дополнительном мониторе космическую пустоту перед нашей лодкой на пять километров по курсу.

Мы открыли по банке рисовой каши с говядиной, и принялись за обед. На вкус «констерва» оказалась так себе, но выбирать не приходилось. У нас в каюте был только ящик каши, галеты и вода. Остальная провизия болталась в кузове, и чтобы достать джем или ленивые голубцы, пришлось бы всплывать на поверхность. А сделать это мы планировали только тогда, когда обогнём Японию, пройдём Курилы, и выйдем в открытый океан. Лодка могла идти под водой на аккумуляторах трое суток, потом требовалось четыре часа солнечных ванн или час работы дизеля.

На вторые сутки плавания Паша сменил курс. На глубине восьмидесяти метров мы прошли Лаперузом между Японией и Сахалином, на третьи сутки миновали Курилы, и батарея намекнула нам, что пора бы ей подзарядиться. За это время мы с товарищем обсудили все новости, пощёлкали всеми тумблерами, посочувствовали геологам, которые из-за таких как мы засранцев теперь не найдут на шельфе очередное месторождение газа. Высказали предположение, что нас преследует эсминец, а, возможно, два: наш и японский, а также, что наших мамок отправили в Сибирь на вечное поселение, квартиры конфисковали, а на Гавайские острова выслали женскую группу интерпола для нашей поимки. Сонар дважды тревожно крякал, на эхолоте мы видели очертания то ли кита, то ли касатки, но звери за километр обходили нашу посудину, и на экране оставался серый фон с редкими кальмарами, какими-то рыбёшками и медузами. Паша взял с собой электронную книгу и читал повести Бадигина, а я играл на мобильнике то в змейку, то в тетрис, пока от них не начало тошнить. Ещё я спал и ел мгновенно надоевшую рисовую кашу.