Последние два дня подводной одиссеи были самыми утомительными. Паша сказал, что у Немо в его «Наутилусе» места было больше и порекомендовал мне физическое упражнение российских подводников: рассыпать по кубрику коробок спичек, и потом собирать их по одной. Я сказал, что спичек у меня нет, но могу по пашиному кубрику раскидать пачку спагетти. Их в кузове было две здоровенные коробки. Место занимали много, варить их было не на чем, а выкинуть – жалко. (В Америку мы ещё везли нераспакованными индийский чай, соль, кофе, рис и гречку. Как будто в голодный край ехали!) Ещё обсудили моего Джонни. Паша горячился и доказывал, что этот робот сделан для проведения опытов над крысами, но по какому-то недоразумению попал ко мне домой. Я по привычке, сначала заступался за педального, но факты были слишком очевидны. Если я просто фанател от всего американского, а остального в упор не видел, то Паша ехал в Америку просто потому, что это – грэйт кэпиталист кантри, а тут и я под руку подвернулся. Если бы я фанател от Японии, то Паша поплыл бы и туда с не меньшим удовольствием. Хотя в Японии сейчас делать нечего: острова медленно, но верно уходят под воду, ядерными отходами загадили целые префектуры, народ вымирает и, того гляди, рванёт на своих лодках на Сахалин, в Шанхай или Сеул. Так что Корея и Китай свои берега давно заминировали на случай наплыва гостей.

И вот, настал исторический момент, когда наш навигатор объявил, что мы прибыли на место. Наш суммарный пульс в эту минуту, думаю, был не меньше трёх сотен. Было страшно от полной неизвестности и понимания, что сейчас закончится один период в жизни и начнётся другой. Мы оба надеялись, что – интересный.

До острова оставалось пять километров. Мы решили всплыть, чтобы не пугать местных пограничников и отдыхающих. Ещё подумают, что к ним приближается лодка с террористами! Мы всплыли и увидели землю. На горизонте поднимались высоченные горы. Вот он, рай! Паша направил лодку прямо к берегу. И вскоре мы разглядели пляж. Это был настоящий гавайский пляж! Пальмы, песок, голубое небо с небольшими облачками. Мы стояли на палубе и не верили глазам. Лодка на малой скорости подошла к берегу и ткнулась пузом в песок. Пришвартоваться как-то иначе у нас не хватило фантазии. Якоря на лодке нет, канат цеплять не за что, причалов не видно, да и народу – никого. Мы постояли на палубе ещё минут двадцать, вглядываясь в берег. Никого! Только теперь нервное напряжение стало понемногу отпускать, и мы начали замечать детали. Во-первых, в носу засвербило от стойкого запаха то ли серы, то ли мазута, смешанного с вонью гниющей рыбы. И источник этого запаха не пришлось искать долго: вся линия прибоя была чёрно-коричневой от нефти. Она, как рваный матрац, покрывала весь пляж. Из неё тут и там торчали автомобильные покрышки, сломанные вёсла, пластиковые стулья, ещё какой-то мусор, а прямо перед нашей лодкой в воде плавал дохлый баклан. Дна видно не было, вода оказалась грязно-серого цвета. Мы молча стояли и наблюдали, как волна прибила баклана к носу нашей лодки. Он шевелил раскрытыми крыльями, опустив голову в воду, весь в нефти и тине.

– Что тут произошло? – спросил я, чтобы хоть что-то сказать. – Может, пока мы плыли, неподалёку танкер какой-то затонул?

Паша повернулся, глянул в сторону океана, даже привстал на цыпочки. Танкера не было. Не было вообще ничего и никого кроме жухлых пальм метрах в пятистах от берега, да отравленного пляжа.

– Короче, надо идти в разведку. В любом случае тут должны быть люди. Может хоть кто-нибудь подскажет, как позвонить в редакцию местную! – сказал Паша, из специального отверстия на лодке извлёк аварийную резиновую лодку, дёрнул за шнурок – и лодка надулась за несколько секунд.

Я подал ему вёсла и тоже приготовился сесть в лодку.

– Не, ты оставайся! Вдруг домик наш унесёт – лови его потом! Ставь парус и заряжай систему! Я пробегусь по окрестностям – и назад. Тут весь остров – меньше Владивостока. Не думаю, что здесь вообще никого нет. Странно всё как-то! Ну, с богом! Встречай, Америка, русского первооткрывателя!

Он в несколько гребков достиг берега, лодочка ткнулась носом в мазут и застряла. Паша снял шлёпанцы, вылез из лодки и увяз по щиколотку.

– Ну и вонища тут! – крикнул он мне. – Заряжай быстрее батарейки! Думаю, валить отсюда надо в темпе.

Он вытащил лодку из воды и побрёл к пальмам, неся босоножки в руках, чавкая ногами в грязи и ругаясь. А я слазил за нашим солнечным покрывалом, вытащил его на мостик и стал крепить штанги и растяжки. Поэтому самого взрыва не видел. Просто сначала услышал уже далёкий пашин голос:

– Слава богу, вылез из этого навоза!

И сразу хлопнул взрыв. Я повернулся и увидел, как мой товарищ, согнувшись, лежит на песке, а над ним рассеивается облачко дыма примерно как от новогодней петарды. И ещё я разглядел, что Паша держится за правую ногу ниже колена, а ещё ниже должна быть ступня, но я никак не мог её разглядеть. То есть мои глаза сразу увидели, что ступни нет, но мозг отталкивал эту невозможную мысль. Потом я увидел, как друг сел, продолжая держаться обеими руками за ногу, и поглядел в мою сторону. Из моего нутра вырвался дикий крик. Я не мог остановиться и орал, тупо глядя в сторону берега. Незакреплённая солнечная батарея сложилась пополам, наклонилась, упала, и прищемила мне четыре пальца на левой руке. Я дёрнул руку, ободрав кожу до мяса, посмотрел на кровь на руке, потом на Пашу, спрыгнул в люк, схватил аптечку «Для оказания первой помощи на водном транспорте», пулей вылетел из лодки, прыгнул в воду прямо в спортивном костюме и сандалиях и стал грести как сумасшедший. И пока плыл, пока бежал, проваливаясь по щиколотку и спотыкаясь, всё время кричал:

– Паша, я иду! Паша, держись! Грёбаная Америка!

Не кричать я не мог. Дыхание давно сбилось, я хватал ртом отравленный воздух и выдыхал:

– Паха, держись! Суки! Падлы! Паха, я сейчас!

Я подбежал к другу, упал на колени и раскрыл аптечку. Прямо наверху лежал толстый красный жгут. «Какие умные люди упаковывали!» – мелькнуло в голове. Я схватил жгут и стал перетягивать пашину ногу ниже колена, приговаривая:

– Паха, сейчас! Грёбаная мля Америка! Паха, прорвёмся!

Паша откинул голову назад, глядел в небо и был белый, как простыня. По его лицу катились капли то ли слёз, то ли пота, волосы прилипли ко лбу. Обеими руками он сдавливал ногу, сдерживая кровопотерю. Ступни у него не было, из штанины торчала белая кость, закиданная песком, клочками висело мясо, капала кровь. Я задавил жгутом его ногу как мог, достал бинт и на секунду остановился. Пока я возился со жгутом, то на рану старался не смотреть. А вот теперь от этого было уже никуда не деться. Я разорвал упаковку, достал стерильный чем-то пропитанный бинт (Он лежал сразу под жгутом. Какие же умницы делают аптечки первой помощи!), и дрожащими руками стал забинтовывать рану. На мгновение я с силой зажмурился и подумал: сейчас открою – и это окажется сном! Открыл глаза, поглядел вправо и увидел маленькую воронку рядом в песке, и что-то бело-красное в её центре. К горлу подкатило, я отпрыгнул в сторону и меня вывернуло. Блевать было нечем, за последние сутки я съел всего несколько галет с каким-то повидлом, так что организм был пуст и весил, кстати, заметно меньше, чем три недели назад. Я повернулся к раненому и увидел, что он смотрит на меня с жалостью.

– Ничего, я сейчас! Я справлюсь! Главное – ты держись! Вот же козлы! – забормотал я, снова берясь за бинт.

Бинт тут же пропитывался кровью, и я толком не знал, то ли продолжать бинтовать, то ли брать новый. Но ручьём она не лилась, и я решил домотать этот пакет. Худо-бедно, но с задачей я справился. Нога была забинтована, а поверх бинта я ещё на всякий случай напялил сеточку. А вот что делать дальше? Я в нерешительности огляделся. Мозги работали лихорадочно: то ли бежать за подмогой? Но куда? То ли тащить раненого в лодку? А как? Пока я раздумывал, Паша расцепил зубы и простонал: