Йон помедлил. Стоит ли сообщать ей, что Роберт пропал и что он беспокоится за него? Что уже заявил о нем в полицию? Он сказал бы об этом любому, кто спросил бы про Роберта. Но теперь не тот случай, и он решил умолчать, слишком хорошо зная ненасытное любопытство Верены. Ведь она не уймется и замучает вопросами. Об этой истории узнает весь Ниндорф, поползут самые зловещие слухи, она будет преподносить новость всем знакомым и в других частях города: «Представь себе, сначала его пьяная жена падает с лестницы и умирает, прямо на глазах у него, а тут пропадает и лучший друг».

– Роберт уже много лет назад отошел от практики, – ответил Йон. – Так что Манни не стоит рассчитывать на него.

Он встал, схватил свои пакеты, растянул губы, изображая улыбку, и зашагал прочь.

– Цветы забыл, Йон!

Скрипнув зубами, он вернулся к столику. Верена протянула ему цветы.

– Конечно, меня это не касается, но моя сестра рассказывала, что видела тебя с какой-то женщиной, на Эльбе, – сообщила она. – Что вы, мол, шли, держась за руки. Это правда? Ты уже можешь об этом думать? Я имею в виду из-за Шарлотты? Нет, я тебя не осуждаю. – Она кокетливо поиграла своими кукольными глазками.

Йон готов был плюнуть ей в лицо.

– Привет Манни, – сухо буркнул он. – Пока.

На долю секунды в его мозгу возникла картина: Манни вскакивает с софы и закатывает Верене оплеуху, на фоне «Беззвучных убийц».

Он торопливо зашагал назад, по Хоэлюфтшоссе. Лучше уж сделать большой крюк, чем рисковать. Верена способна на что угодно. Она бросит свое мороженое, станет шпионить за ним и выведает его новый адрес. Так что он выбрал сложный путь через Эймсбюттель и все время оглядывался назад, не крадется ли она следом. Нет, он не позволит этой дуре отравить эти прекрасные дни на Троицу.

Во вторник Йон задержался после уроков в гимназии – они с коллегами устроили нечто вроде предварительного обсуждения, чтобы избежать долгих дискуссий на семестровом совещании. К четырем он должен был снова вернуться в гимназию. Сейчас он собирался перекусить где-нибудь на Ниндорфском рынке и, самое главное, выпить чашку приличного кофе.

На лестнице цокольного этажа ему встретился фон Зелль.

– Господин Эверманн! – Наморщенный лоб разгладился будто по мановению волшебной палочки. – Все трудитесь?

Йон кротко улыбнулся:

– А вы сами?

– Господи, и не спрашивайте! – Уголки директорского рта печально поползли вниз. – Мой письменный стол завален. Одних лишь инструкций из управления целая гора. По поводу структурирования рабочего времени. Да еще экзамены на носу. Но я не жалуюсь, нет… Что вы скажете насчет того, что к нам возвращается коллега Ковальски?

Йон с трудом подавил смешок.

– Вот уж точно неожиданность! – дипломатично заметил он. Ковальски попался ему во время первой большой перемены, он держал путь в секретариат. Похудевший, в новом сиреневом пиджаке. «Что? Не ожидал меня увидеть?» – спросил он. Оказывается, он все-таки передумал и после летних каникул снова вернется в гимназию. До этого поедет на лечение в Люнебургер-Хайде, вместе с Хайке, а о детях позаботятся соседи. Йон искренне пожалел учащихся. До пенсии Оральскому еще долго, почти двадцать лет.

– Как я слышал, поездка десятых классов прошла успешно? – Улыбка у Хорька-альбиноса была чуточку шире обычного. Значит, новость успела долететь и до него.

Когда Йон появился утром в учительской, его встретили лукавые усмешки. Шредер уже информировал всех присутствующих коллег, что между Йоном и Юлией кое-что завязывается. Мейер-биолог заговорщицки ткнул его кулаком в плечо, Гешонек взглянула поверх очков и мягко улыбнулась, а Шмидт-Вейденфельд пробормотала, что она и раньше догадывалась.

– Мы провели вполне приятную неделю, – сказал он фон Зеллю. – Но при такой редкостной погоде тут нечего удивляться.

– Великолепно. Никаких неприятных происшествий?

На долю секунды перед глазами Йона замаячило смуглое лицо итальянца, лоснящиеся гелем волосы, жирная шея, золотой крест.

– Абсолютно никаких.

– Приятно слышать. Редко такое бывает. Приятно. Так, ладно. Увидимся в четыре. – Хорек-альбинос поставил крошечные ножки на следующую ступеньку, но задержался еще.

– Ах, между прочим. Примите сердечные поздравления.

– В связи с чем? – Если сейчас зайдет речь о Юлии, надо подчеркнуть, что их отношения еще в зародыше. Ведь Хорек-альбинос всегда по-особенному относился к Шарлотте.

– С успехами ваших учеников на письменных экзаменах, – сказал фон Зелль. – Весьма приятно, господин Эверманн. Я восхищен. Хотя я, разумеется, ничего другого не ожидал. Что бы мы без вас делали!

– Да, я столп, – отшутился Йон, – знаю. – Ему тут же припомнилась сценка в день его рождения, когда Юлия стояла перед ним в первый раз и повторила слова директора: значит, вы столп, то есть колонна. Он невольно улыбнулся. Столп, колонна – несущие элементы любой постройки, то, на что можно опереться. Или то, что можно обнять.

– Я так говорил? – Хорек-альбинос наклонил голову набок и показал новые зубы. – Значит, так и есть. – И он торопливо двинулся дальше.

В вестибюле стояли две уборщицы с ведрами в руках и обсуждали рецепты блюд из спаржи. Да, нужно непременно купить что-нибудь из еды на вечер, к приходу Юлии. Может, клубнику? Он намекнет ей, что она именно так выглядит в красной юбке с белой блузой.

В воскресенье она снова звонила из Бремена, поздравляя с Троицей, а в понедельник прислала SMS, сообщая, что вернется поздно вечером, скучает по нему, радуется предстоящей встрече.

В ответ он тоже отправил SMS, но звонить не стал. Пускай чувствует себя свободной, нельзя на нее давить, это вызовет лишь агрессию. К тому же он наслаждался длинными выходными, проведенными в одиночестве, спал каждый день до полудня и подолгу сидел на террасе, завтракая. Прочел наконец-то «Людское клеймо» и взялся за биографию Янсена, подарок Юлии. Два раза бегал вдоль канала Изебек, и оба раза уже после первых шагов ухитрялся прогонять от себя мысли о ночном Везере. Лучшим средством от неприятных воспоминаний был образ Юлии.

На учительской парковке, кроме его «ауди», стояли еще «мерседес» фон Зелля и, как всегда свежевымытый, «опель» школьного коменданта. В тени большого каштана сидел Тимо Фосс в голубых солнечных очках от солнца, положив вытянутые руки на спинку скамьи. Возле него стоял шикарный серебристый «алюрад» с пружинной вилкой и красным рулем, совсем новенький. Йон уже где-то видел однажды такой.

Йон открыл дверцу с помощью дистанционного пульта.

– Ты меня ждешь?

Тимо сдвинул очки на лоб.

– Угу.

Йон открыл заднюю дверцу и швырнул портфель на сиденье.

– Что такое?

Тимо снял руки со спинки и чуточку подвинулся в ту сторону, где стоял велосипед.

– Разговор на несколько минут. Может, присядете?

– В данный момент я тороплюсь. Может, поговорим завтра, на большой перемене? – предложил Йон и захлопнул дверцу.

– Я подумал, что вам будет лучше, если мы поговорим не в школе, – сказал Тимо. – Так сказать, в частном порядке.

Как всегда при разговоре с Тимо, в душе Йона нарастало раздражение.

– В частном? Я не вижу темы, на которую мы можем с тобой говорить.

– А я вижу.

Йон открыл дверцу водителя.

– Ты можешь перейти к сути?

– Идет, – ответил Тимо и скрестил руки на груди. – Гамельн. Пиццерия. Официант.

Йон пропустил три этих слова через свое сознание. Гамельн и все, что там произошло, уже отодвинулись так далеко, что он сразу и не понял, о чем речь.

– Какой еще официант?

– Ладно, – неторопливо произнес Тимо. – Тогда бульвар вдоль Везера. Ночь на пятницу. Двадцать минут третьего. Буль-буль – и готово.

Голос Тимо доносился до него словно из далекого, гулкого зала. Последняя фраза вызвала в голове эхо, оно повторялось и повторялось, не оставляя надежд на тишину.

Глаза Тимо превратились в темные щелки.