– Подробно? – удивилась Пулькина.

– Очень подробно! – поднял бровь Толик.

– Хорошо, слушай. – Мадам Люба прошла за рояль и пнула ногой в леопардовой шпильке свернутый в рулон огромный матрас из толстой резины. – Жак надует этот батут и подвинет вот в тот угол!

Пулькина показала сигаретой угол у окна.

– Там красивый фон – рыцари и черный замок. Батут будет накрыт тремя пледами разных шоколадных оттенков. На него, спиной назад, вот с этих двухметровых козел будут падать Матильда с Кларой в развевающихся прозрачных платьях.

– Зачем?

– Затем, что это красиво.

– И долго они будут падать?

– Хоть всю оставшуюся жизнь, пока Эдик не сделает десятка три-четыре удачных снимков.

– Ясно. А потом?

Мадам Люба прошла в дальний угол зала и показала на деревянную банную, в высоту выше метра бочку.

– Потом эти селедки разденутся и залезут вот в эту посудину. В нее будет налита вода и добавлено несколько килограммов растворимого кофе. Они будут изображать, что они в жидком горячем шоколаде. Опять-таки, пока Эдик не скажет, что есть хороший кадр.

– Всё?

– Нет. Видишь этот бак на электрической плитке? – Мадам Люба быстро, как гибкая обезьянка, вскарабкалась на большие двухметровые козлы. На них, у самых перил стояла закрытая покрывалам непонятная глыба. От нее вниз спускался бесконечный электропровод. Она сдернула покрывало, и под ним точно, оказался широкий бак из нержавейки с кнопками и переключателями внизу.

– Вижу.

– В нем целая гора шоколада. Когда мы включим плитку, он быстро станет горячим. Мы выльем его на рояль, и уже на шоколадном музыкальном инструменте закончим сессию.

– И все это за один день?

– Конечно, нет. За день это нереально! Поэтому-то я взяла этот зал до четверга.

В комнату заглянули испуганные модели, держащие в охапке кучу прозрачных тряпок шоколадных оттенков, огромные косметички и щипцы для волос.

– Ах да, скажи-ка мне, есть в этом доме еще хоть одна чистая комната с электричеством. Моим клячам нужно где-то переодеться.

– Спроси у хозяйки. – Развел руками Толик, кивнув на Глашу. Сам же он тем временем подошел к Даниилу и что-то быстро зашептал ему на ухо.

Мадам Люба повернулась к Глафире и смерила ее долгим взглядом. Оценила насмешливые надменные глаза под тонкими бровями, высокий лоб, прямую осанку.

– Могу ли я попросить вас об этом одолжении? – Подчеркнуто вежливо обратилась она к Глаше.

– Буду рада вам помочь. – В тон ей ответила та. – Следуйте за мной.

Они прошли в комнату с сундуком и натюрмортом на окне, через нее попали к винтовой лестнице.

– Если спуститься вниз на три витка, – объясняла Глаша, идя впереди моделей и мадам Любы. – То вы попадете в маленькую комнату, выходящую окнами в парк. Здесь есть электророзетки, кофеварка и даже кран с чистой водой.

Модели обрадовано захлопали бесцветными ресницами.

– Спасибо. – Поблагодарила мадам Люба.

– Пожалуйста. Кроме того, вы можете забрать стулья из верхней комнаты, они нам пока не понадобятся. А в коридоре есть старое зеркало, правда, оно без рамы. Пусть ваш шофер внесет его.

– Вы очень добры. – Еще раз поблагодарила мадам Люба и тут же набросилась на моделей. – Нечего стоять, разинув рты! Быстро за стульями и переодеваться!

Глафира снова поднялась наверх, достала из сундука многострадальный альбом и, помедлив, решила незаметно уйти.

Уже во дворе она услышала голос Даниила:

– Душа моя! Ты уходишь по-английски, не прощаясь?

Глаша оглянулась. Он быстро догонял ее, оставив Толика у большого черного, очень запыленного автомобиля.

– Не хочу вам мешать.

– Неправда, ты просто обиделась, что мы занялись делами. Прости! – Он сжал ее пальцы, поднес к губам, нежно поцеловал несколько раз.

– Я понимаю, что ты приехал не просто так.

– Я приехал очень не просто так. Но я обещаю – у нас будет много времени, чтобы побыть вместе, пообщаться.

Глаша попробовала отнять свои пальцы, но ничего не вышло, он очень крепко держал их.

– Сейчас мы поедем с Толиком в управление – у нас важное дело. А вечером мы вернемся. Хочешь, я зайду за тобой в мастерскую?

– Хочу. – Глаша, наконец, улыбнулась. – Карп и отец Косьма будут очень рады видеть тебя. Не говоря уж о Маше! Давай поужинаем все вместе.

– Замечательно! – Обрадовался Даниил и снова несколько раз поцеловал ее пальцы. – До вечера!

– До вечера!

Когда московский инспектор направился к автомобилю, Глаша случайно подняла голову на окно второго этажа. В черном проеме узкой рамы стояла Шоколадная Прима и курила, пристально глядя на них. В этом ракурсе ее платье было похоже на рваное кровавое пятно.

Глафира тряхнула головой, чтобы отогнать наваждение, и быстро пошла к монастырю. Путь ее лежал через Тополиную аллею, которая была необыкновенно хороша в светлое сентябрьское утро.

Но Глафире было не до красот родного Скучного. Сумбур в голове мешал ей сосредоточиться на загадке таинственных кровавых посланий.

Кроме того, сейчас все ее мысли были заняты неожиданным приездом Даниила. Глаша улыбнулась. Он почти не изменился, разве что похудел немного, да в глазах появилось новые, незнакомые искорки. Какое дело привело его из Москвы и зачем они поехали в управление?

Глафира уже приблизилась к холму, на котором стоял старый Храмовый комплекс города Скучного.

До революции в нем жили монахи, вели большое хозяйство, проводили длинные красивые службы…. Теперь же здесь находился «Музейно-исследовательский центр». Несмотря на то, часть построек по-прежнему стояла в руинах, комплекс быстро восстанавливался. Карп Палыч – директор и хранитель всего этого беспокойного хозяйства, работал и жил тут же – в старом певческом корпусе, расположенном в каменном двухэтажном доме.

В бывшей трапезной – слева от дома директора, за низкой каменной аркой располагалась иконописная мастерская. Глаша торопливо подошла к двери, отперла ее, и совсем уж собралась войти, когда услышала не то, чтобы ласковый, а совершенно елейный голос тетка Александры:

– Здравствуй, милая доченька!

Глафира вздохнула, мысленно собралась, сообщила своему лицу приветливое выражение и обернулась.

В тени гигантских зарослей борщевика и репейника по-сиротски ссутулившись, стояла родная тетка Даниила с большим свертком в руках:

– Здравствуй, милая! – Еще раз поздоровалась она, приближаясь к бывшей трапезной. – А я тут мимо шла!

– Вот и хорошо, что заглянула. – Стараясь напустить в голос больше радости, ответила Глаша. – Заходи.

Они вошли в прохладную мастерскую. Глафира взяла с сундука простой темный платок, быстро повязала его на голову, привычным движением убрав со лба волосы. Подошла к небольшому иконостасу, перекрестилась на лик Спасителя, Божьей Матери, прочла короткую молитву. Двинулась к столу.

Тетка Александра тоже с душой перекрестилась, поцеловала край иконы:

– Господи, благослови!

После этого сразу перешла к делу:

– Он с краю не любит спать!

Глаша чуть не выронила из рук тяжелый стакан с кистями. Осторожно опустила его на стол, повернулась к Александре и уставилась на нее непонимающим немигающим взглядом.

– Ой! – пискнула Александра и отвела глаза. – Не гляди так, мурашки по спине бегут!

Глафира послушно отвернулась, а для верности еще и прошла в дальний угол мастерской к старому буфету. Включила электрочайник.

– Мне сестра из Москвы звонила! – Слезливо продолжила тетка, без сил опускаясь на сундук. – Извелась она вся! Даниил с работы домой не ходит, похудел, штаны парашютом висят. А если и приходит, то во сне Глафиру зовет! А вчера днем домой нагрянул, молча вещи в свою машину покидал, мать поцеловал, сказал: «Не ждите!» и уехал.

Тетка Александра тихо заплакала, ловко подхватывая мелкие слезы в концы платка:

– Не объяснил ничего, не сказал толком. И ты молчишь! Как два сыча! Таращитесь друг на дружку и молчите! Ничего у вас не поймешь!