Я продолжил свои изыскания. Несмотря на однообразие планировки, ни одна квартира не являлась чьим-нибудь двойником. В каждой из них оставались следы от покинувших ее людей, живших здесь раньше. Рисунок обоев или побелка, детские каракули на стенках, контуры мебели, проявлявшие себя прямоугольниками истинного цвета обоев или следами от ножек, деревянный пол или покрытый линолеумом — все это так или иначе указывало на различные характеры и судьбы.

Порой я пытался представить себе, судьба каких людей вершилась здесь, но все это были лишь догадки, да смутные образы. Они не могли вдохнуть старую жизнь в опустевшие квартиры.

Я обследовал чердак, но грозно нависшие стропила словно таили в себе какую-то опасность, а свет, пробивавшийся через слуховое окно и щели в крыше, резко вычерчивал темные стойки, выдававшиеся из полумрака. Неприятное чувство охватило меня, и я поспешил покинуть это место. А спускаться в темный подвал я и вовсе не решился, и его неразведанные секреты так и остались тайнами для меня.

Вскоре я обнаружил в некоторых квартирах проломы, позволяющие проникнуть в другой подъезд, а из него в следующий. Так, переходя из одной квартиры в другую, я обошел почти весь дом и обнаружил, что никого, кроме меня, здесь нет.

Было какое-то необычное чувство — ощущать себя хозяином целого дома пустого дома. Я уже видел покинутую деревню, но одноэтажные деревянные дома как-то терялись среди окружающих полей под бесконечным небом и не создавали такого странного чувства.

В моих новых владениях меня повсюду окружали мертвые стены, а уличный шум существовал как бы отдельно от этого дома. И хотя я считал, что душа моя давно уже обособилась от мира людей, но физическое одиночество действовало угнетающе. Пустота давила на мои нервы, пугала меня. И тогда, чтобы успокоиться, я выбрался через разбитое стекло подъезда наружу и отправился на Московский вокзал за своими продуктами. Денег у меня больше не было, следовательно, ничего другого больше не оставалось, несмотря даже на возможную встречу с оборотнями.

Получив в ближайшем киоске несколько пятнариков (для этого пришлось купить несколько открыток с видами Ленинграда), я подождал нужный троллейбус и отправился в путь…

… Колбин и Соколов с мрачным спокойствием переносили все трудности путешествия в переполненном салоне городского Санкт-Петербургского автобуса. Огромная спина какого-то здоровяка надежно придавила их к боковому окну так, что ребра едва не трещали, вдавившись в поручень, тянувшийся вдоль стекла. Колбин и Соколов прилагали все усилия, чтобы удержать завоеванные позиции, но могучая спина на каждом толчке автобуса миллиметр за миллиметром сокращала пространство, отведенное милиционерам. Было нестерпимо душно, воняло бензином и потом, а мысль о Бахареве, сидящем сейчас в пустом, прохладном кабинете, становилась просто невыносимой.

И в этот момент Колбин услышал удивленный возглас Соколова. Повернув лицо, которое тут же оказалось приплюснутым к оконному стеклу, майор пристально вгляделся в прохожих.

Там, среди толпы, не обращая никакого внимания на троллейбусы и автобусы, проносящиеся мимо, шагал невысокий паренек в синих помятых брюках и светлой куртке с матерчатым верхом. Вполне обычный паренек. Он не кидался на людей, не сверкал глазищами, и даже если у него были клыки, то они сейчас прятались за плотно сжатыми губами. Он неторопливо шел по улице и ничем не выделялся среди окружавшей его толпы.

Но именно он был обнаружен мертвым в раннее апрельское утро, именно его убили полусеребряные пули, именно он так таинственно исчез из морга, и именно его фотография лежала сейчас в кармане у Колбина.

Стройная логическая цепочка, выстроенная майором, разрушилась в одну секунду, таяли, исчезая, звенья строгих реалий, казалось, Колбин сам стоит сейчас на грани обыденного перед входом в неизвестный мир — туда, в чью сторону направлялся оживший мертвец. А он вдруг свернул направо, промелькнул вдали под аркой и скрылся из глаз.

Могучая спина начала новое, решающее наступление на милиционеров. Автобус был переполнен, не было никакой возможности пробиться к дверям, кабина водителя пряталась в необозримой дали. Дернувшись пару раз, Колбин понял, что трепыхаться бессмысленно. Вход в темный, сверхъестественный мир помутнел, растворился среди скопления потных и злых голов…

… Паша, Хома и Ринат стояли вблизи Московского вокзала и хмуро смотрели на Федю. Федя тоже недовольно окидывал их взглядами. Честно говоря, он ожидал, что его команда будет более многочисленной, но для начала и это неплохо.

— … Еще раз повторяю. Хенсель уехал по нашим делам, а вы трое пока в моем распоряжении, — все более распаляясь, прорычал он.

— Ладно трепу. Про Хенселя мы выясним сами. А ты пока дело говори, сказал Хома.

Федя внутренне перевел дух. Важная победа была одержана:

— В общем так. Помните того пацана, которого в прошлый раз ловили?

— Ну.

— Не «ну», а «да» или "нет", — пронизывая троицу бешеным взглядом, громко сказал Федя.

— Да, помним.

— Надо его еще раз поймать.

— Так его же Хенсель из автомата прикончил!

— Видать, плохо прикончил, — объяснил Федя. — Снова ловить придется.

— Ты че, шутишь? В Питере! Пацана! Он что, сам к нам в руки прибежит?

— Может, и прибежит. Где мы стоим?

— Ну, у вокзала.

— Не у вокзала, а у Московского вокзала. Парень-то не дурак, наверняка в Москву поедет. Город большой — всяко устроиться можно.

— А может, он еще вчера укатил или сегодня утром? — предположил Ринат.

— Я всю ночь и утро у поездов дежурил. Его не было.

— А парень-то не дурак, — ехидно пробормотал Хома. — Что же он даже не появился.

— Я так думаю, что у него бабок тогда не было, вот он и не пришел, пояснил Федя.

— А может, он их и не достанет?

— Достанет, такой достанет.

— Ну хорошо, а где мы его ловить будем?

— Ваша задача такова: один со мной на платформе стоит, двое в зале ожидания смотрят, обедаем по очереди. Как увидите — окружайте. Крутите руки будто пьяному и тащите ко мне. Разговаривать с ним буду я сам. Поняли?

Все трое одновременно кивнули.

— Да, еще вот что. Хенселя нет, плачу я лично. Если поймаете, то по десять штук каждому.

Все трое кивнули еще раз и отправились дежурить по своим местам…

… До Московского вокзала я добрался без всяких происшествий. Правда, недалеко от него я немного заблудился и минут двадцать проплутал по окрестностям.

Но вот мой путь окончен, и величественное здание Московского вокзала совсем близко — через дорогу. Но сейчас мне не хотелось торопиться. Оборотни, если они все еще находились здесь, были несравненно опытнее меня и могли учуять мою незначительную персону первыми. Поэтому я весьма осторожно перешел дорогу и остановился в раздумьях.

И тут мое внимание привлекла куча народа, толпившаяся возле одного из углов вокзала. Оттуда доносились веселые звуки гармошки, и я без лишних слов поспешил им навстречу.

Толпа оказалась внушительной. Я потратил немало сил, прежде чем мне удалось выбраться на такое место, откуда уже удавалось хоть что-нибудь разглядеть.

На небольшом пятачке танцевала четверка парней в тельняшках. Они улыбались и лихо отплясывали веселый танец. Сбоку стоял пятый, который играл на гармошке и пел, а остальные время от времени подхватывали его слова. Но вокруг шумела толпа, и я так и не смог разобрать содержание песни. Закончив выступление. Гармонист подхватил с мостовой кепку с монетами и вместе с товарищами исчез в толпе.

Я протолкнулся в первый ряд, ожидая увидеть что-нибудь подобное. Но на помост из четырех деревянных ящиков, сдвинутых вместе, забрался мужик лет под сорок и, вытащив из кармана помятый листок, стал читать:

Который день, который час

Призывы верные слышны.

Читаем новый мы указ,

Лишь только б не было войны.

Солому скоро будем жрать,

И чистой нет в Неве волны.

Готов всю жизнь свою проспать,