– А сама Афанасьева отрицает свои способности к экстрасенсорике? К целительству, или, допустим, к биолокации?
– Понимаешь, при общем опросе я на этом внимание заострял, но не акцентировал. Главным все же оставались ее сновидения. По ее словам, больше ничего особенного с ней не происходит.
– Могут быть латентные, нереализуемые возможности и способности.
– Вот это и надо выяснить… В четверг мы с ней по заведенному порядку беседуем о результатах прошедшей недели, тогда постараюсь и этот вопрос затронуть… Ну что, оставляем в кабинете все как есть и – по домам. Надо немного и отдохнуть. День, как мне кажется, прошел плодотворно.
– Так в среду же – Седьмое ноября! Послезавтра… вернее, уже завтра, – вдруг спохватился Игорь.
– Ах, черт! И верно… – Баринов с досады даже пристукнул кулаком по столу. – Ну что за невезуха! Я и забыл, три дня праздников, «веселится и ликует весь народ»… Значит, сдвигаемся на следующую неделю. Досадно.
…Перед тем как ехать домой, Баринов наведался в лабораторию на заднем дворе, Игорь с ним.
Через темный двор шли с остановками, не торопясь, после закрытого помещения наслаждаясь свежим, холодным и влажным воздухом. Дождик уже не моросил, однако и звезды не просматривались.
В «сонную» комнату не заходили. В эту ночь там спали четверо: Афанасьева, два очередных студента-добровольца и мужчина лет сорока после перенесенной трепанации черепа. Его Баринов не знал, но согласился проконсультировать по просьбе профессора Метченко из республиканской клиники.
В комнате отдыха дежурная бригада из трех человек пила чай, по телевизору передавали ночные новости. Визиту начальства не удивились. Необходимости в нем не было, просто уж такая сложилась традиция.
От чая они отказались, выслушали доклад, что все в порядке, все в норме и, попрощавшись, пошли к машине.
Ноябрьские праздники благополучно закончились. Теперь, слава богу, до Нового года никаких вынужденных перерывов не просматривается.
В ожидании девяти часов, когда должна была появиться Афанасьева, Баринов снова и снова перебирал стопку скоросшивателей. За эти дни Игорь отобрал двадцать три кандидата на дополнительное обследование.
Сегодня после обеда они вдвоем их еще раз профильтровали, наметили первую очередь из одиннадцати человек, живших сравнительно неподалеку. Пятерых городских Баринов взял на себя. На долю Игоря пришлось шестеро – в Чуйской долине и на Иссык-Куле. Юг республики, а также Таласскую и Нарынскую области решили пока не трогать. И сейчас он еще раз просматривал протоколы опытов, образцы энцефалограмм, прикидывал, с кого начать.
Но прежде всего, конечно, следовало поговорить с Афанасьевой, и вопросы к ней теперь должны быть более целенаправленными и вполне определенной тематики.
…Верхние два скоросшивателя он отложил в сторону после небольших раздумий.
Разумеется, с Еленой Сергеевной Прокопец поговорить надо, вот только будет ли толк? Мутная какая-то тетка, в общении тяжелая. Притворяется дурочкой, мало что понимающей, глазки хитрые прячет по сторонам, так и снуют они туда-сюда, ни за что особо не цепляясь. Хорошо усвоила, что у нас с дурака – какой спрос?..
Как же она насторожилась, когда Баринов заявился к ней якобы за помощью – болеет он, мол, а знающие люди посоветовали к тете Алене сходить, вдруг поможет. И напоролся на полную «несознанку» – я не я, и лошадь не моя, и сроду-то я никаким знахарством не баловалась, да и мало ли что люди со зла скажут, им, людям, и сбрехать недолго, а вот так-то честную пенсионерку и под монастырь-то подведут, и глазом моргнуть не успеешь. И зачем ей знахарство, у нее пенсия, слава богу, и вполне хватает. Государство не обидело, за сорок два годочка трудового стажа хорошую пенсию дало, вон, даже дочери может помогать, да и сейчас она работы не боится, полы в соседнем магазине моет, и участковый может подтвердить, что ничем таким она не занимается… Явно опасалась, что Баринов «из органов», и прищучит ее за незаконное врачевание.
Его красное удостоверение завлаба академического института напугало еще больше, даже смотреть его не хотела. Еле-еле уговорил обследоваться, пришлось всякую наживку пробовать, а сработала самая элементарная. Как только она поняла, что надо просто приходить и спать в тепле и уюте, а за каждую ночь отвалят ей по пять рубликов, моментально согласилась. Вот только в ведомости никак не хотела расписываться, чтобы значит, следов не оставлять… С ней, пожалуй, нужного разговора не получится.
Вторую, Евгению Алановну Бикбову, Баринов помнил плохо. С ней работала Александра Васильевна, она ее и нашла. Дама оказалась солидной и респектабельной, с высшим техническим образованием. Видимо, и по сей день работает в своем КБ, проектирует сельскохозяйственные машины типа пресс-подборщиков и сеялок-веялок. А в свободное время подрабатывает гаданием, снимает и наводит порчу, занимается приворотами, а заодно и исцеляет «от женских болезней» – вплоть до бесплодия. Особая статья – криминальные аборты без хирургического и медикаментозного вмешательства, просто словом и возложением рук. Только их она, естественно, категорически отрицала…
На обследование пошла охотно, быстро уяснив, что ничего ей за незаконное врачевание, гадание и привороты не будет.
Хваткая баба постаралась вынести для себя максимальную пользу: выпросила письмо на официальном бланке института, в котором он, Баринов, как заведующий лабораторией, доктор медицинских наук благодарит Е. А. Бикбову за «личное участие в экспериментах, направленных на изучение мозговой деятельности человека, чем принесла определенную пользу науке»… Пожалуй, и к ней, кроме вопросов, Баринов ничего не будет иметь…
Антонина Серафимовна Залыгина – доморощенная гадалка (снимала и наводила порчу, разбрасывала карты на «червовую даму» и «благородного короля», толковала сны, варила приворотные зелья, приторговывала травками, собранными в городских парках и скверах) – обладала ясным и практичным умом, несмотря на семьдесят с гаком.
«Люди любят, когда их дурят, – откровенно заявила она при самой первой встрече, сразу поняв, кто такой Баринов, и что неприятностей от него ждать не надо. – Причем, не за бесплатно. Денег брать не будешь – никто тебе не поверит. Они думают, чем дороже – тем надёже. Я их силком не волоку, сами приходят»…
В узких кругах ее прозвали «киргизской Вангой». Держалась она со всеми надменно и отстранено, а с клиентами разговаривала двусмысленностями и намеками, порой даже грубовато, на грани хамоватости. Похоже было, что с властями отношения у нее налажены на прочной и деловой основе. Легко призналась, что никакими способностями, кроме как заморочить человеку голову, не обладает, даже гипнозом, вроде цыганок, не владеет. От платы за «ночные смены» категорически отказалась, пришлось направить ей деньги почтовым переводом. Тогда она принесла в подарок новенький дефицитный палас два на три метра, стоивший впятеро больше, чем заработала, и собственноручно постелила перед «своей» кроватью в «сонной лаборатории». Сотрудники смеялись: «Это что, баба Тоня, вроде взятки? За что, за какие такие заслуги?», а она посмотрела внимательно и строго, и изрекла: «Я науку люблю. И научных людей очень даже уважаю. И потому желаю науке помочь, как могу». А у самой образование – три класса довоенные, да курсы швеи-мотористки…
На нее самою Баринов не рассчитывал, надеялся на другое – людей к ней за помощью обращается много, вдруг симптомы у кого-то напомнят «эффект Афанасьевой», вдруг кто-то из ее клиентов-пациентов тоже мучается такими же непонятными снами?
Ну а Верочка Малова, хорошенькая полукровка (отец цыган, а мать русская), молоденькая «ведьмáчка» из Рабочего городка, обладала несомненным даром воздействия на животных (на людей – отрицала, не признавалась, хотя о таком поговаривали). Была она замужем за разбитным и веселым парнем, который в ней души не чаял, только что на руках всюду не носил. Работал он слесарем в железнодорожном депо, и каждый раз привозил ее вечерами в лабораторию на стареньком «горбатом» «Запорожце», а по утрам встречал у ворот. Не из ревности, как поначалу решили, просто-напросто ни минуты не мог без нее обойтись. И она, похоже, отвечала тем же: «Мой Валечка, у моего Валечки, моему Валечке…» – не сходило у нее с языка. Завидная пара, было приятно на них смотреть…
