Баринов выключил магнитофон.

– Все, Нина Васильевна, все. Достаточно. Спасибо… А теперь так: Сталина Ивановна даст вам микстурку, ложитесь и досыпайте. Уже пятый час.

– Да, правда. Мне сейчас бы полезно поспать… А вы?

– А я в кабинет, и – работать, работать, работать… Кстати, на завтра, нет, уже на сегодня, бюллетень вам обеспечен. Нет-нет-нет, не спорьте, пожалуйста! – Он предупреждающе поднял руку, хотя Нина не сделала и попытки возразить. – По вашим показаниям вам на работу нельзя денек-другой. На основную работу, разумеется, а сюда, в эту кроватку – милости прошу нынче же вечером.

Результативной оказалась и следующая ночь.

Когда Нина открыла глаза, ее тесноватая кабинка снова была наполнена людьми. Снова были осмотр, обстукивание, пробы для анализов…

Снова она испытала ставшие традиционными и привычными слабость, полную разбитость в теле, жуткое сердцебиение. Новым было то, что в этот раз непривычно долго в сознании присутствовало ощущение из сна – голода, тоски, смертельной усталости и жестокого зноя.

Дежурил Игорь, аспирант Баринова и, неофициально, его второй зам. Сам же Баринов появился, когда Нина заканчивала диктовку.

«…так что, практически, я ничего не видела все это время. Может, это каменоломня, может, какое-то строительство. Но скорее каменоломня, потому что я словно на дне небольшого карьера. Справа и слева краем глаза угадываются люди. Разглядеть я их не могу, потому что знаю, что не имею права прерваться ни на секунду. Не то, чтобы оглянуться по сторонам или передохнуть, но даже чтобы оттереть пот с лица. Только долблю, долблю, долблю проклятый камень, эту чертову скалу. Знаю, что от нее требуется отделить большой кусок, и я бью, бью по ней чем-то вроде медного или бронзового топора или кайла, углубляю уже вырубленную бороздку. Солнце в зените, жжет невыносимо… пыль, духота… свинцовая усталость в руках, ногах, во всем теле… И вот наступает момент, когда я уже не в силах поднять топор. В глазах расползается плотная багровая пелена, я ничего не вижу. Не выпуская рукоять, падаю на колени, потом заваливаюсь на бок – и все. Все исчезает, а я просыпаюсь…»

Игорь выключил магнитофон и встал, уступая стул Баринову. Тот отрицательно качнул головой.

– Вы закончили?

– Да, Павел Филиппович.

– Тогда материалы ко мне, посидим, посмотрим. – Он повернулся к Нине. – Как себя чувствуете?… Ну-ну, вижу, вижу… Вам – спать. Глюкоза, снотворное и – спать. До упора.

3

Заседание у директора затянулось. Нина изнервничалась и изозлилась под бесконечное пережевывание одного и того же: нестабильная работа ЭВМ, нехватка перфораторщиц, плохое качество подготовки первичных документов – и так далее, по старому, наигранному сценарию.

Под конец, когда все облегченно задвигали стульями, начальник планового отдела вдруг вспомнил о не подписанных процентовках по 307-й задаче, и вновь пришлось рассаживаться по местам и слушать занудную перепалку между главным инженером и начальником отдела эксплуатации. И снова ничегошеньки не было решено, вот что удивительно! Так и разошлись, оставив и этот вопрос решаться «в рабочем порядке». А в итоге – по два часа у каждого украдено самым беспардонным образом, причем, минимум по часу времени личного, послерабочего…

Имитация бурной деятельности, сокращенно «ИБД», – вот единственная задача, с которой их директор справляется вполне успешно. Производство-то давно налажено, ВЦ функционирует по своим внутренним законам и, как всякая жизнеспособная система, будучи единожды запущена, сама себя подпитывает, исправляет внутренние ошибки и сбои, находит новые сферы деятельности – независимо ни от кого и ни от чего. Роль начальника в такой ситуации проста как табличный интеграл – не мешай! Не суйся со своими идеями, «рацухами» и кадровыми перестановками, особенно, если в деле ты ни уха, ни рыла. Не способен помочь, хотя бы не мешай… И все тебе за это спасибо скажут!

В итоге домой она попала только под вечер.

Юра опять задерживался, а ей пора в лабораторию. Сережка крутился здесь же на кухне, путаясь под ногами, но не прогонять же его. В последнее время им редко удается побыть наедине. Чувствовалось, что ему тоже недостает общения с ней. В летние каникулы он вообще остался один-одинешенек. В пионерский лагерь отправить не удалось, в зиму о путевке не побеспокоилась, а теперь уже поздно.

Может, к родителям отвезти? Дед работает, но бабушка-то на пенсии, присмотрит.

Но это, в первую очередь, конечно, дорого – через полстраны, за четыре тысячи километров. Одного не отпустишь, а отвезти, затем приехать за ним… Нет, никак не получится. Да и что делать мальчишке в Волжском – в чужом городе, без приятелей, летом, в квартире на третьем этаже панельного дома? Ну, Ахтуба рядом, так ведь это еще хуже – повадится бегать один, мало ли что и как…

В довершении, у родителей в этом году свои сложности. Отцу до пенсии года полтора, но он уже заранее психует – что, мол, я буду делать? чем заниматься? куда свободное время девать? Сдохну, мол, в этом панельном курятнике без дела!

Понятно, что на нынешней должности главного энергетика завода его не оставят, а переходить в рядовые монтеры – и возраст не тот, и здоровье не то. Да и самолюбие срабатывает: всю жизнь, считай, на руководящей работе, высококвалифицированный специалист – и вдруг окажется наравне со вчерашними пэтэушниками!.. Вот и ударился в панику.

Советовали ему дачу купить, заняться рыбалкой, еще что-то в том же духе… Сам он тоже принимался перебирать самые разные варианты, строить разнообразные планы дальнейшей жизни. И, кажется, придумал. Правда, этот последний вариант изрядно отдает авантюрой, требует немалых моральных издержек и материальных затрат, однако при известной удаче вполне может удовлетворить и его, и буквально всех домашних.

Он запланировал ближе к осени проехать на своем старом «Жигуленке» Черноморское побережье примерно от Тамани до Геленджика и присмотреть там какой-никакой домик с участком земли, обязательно с виноградником. Трехкомнатную кооперативную квартиру в Волжском и машину продать, а домик купить. И поселиться там уже до конца жизни.

В этом году у Нины отпуск был в марте, слетала проведать их на пару недель. Под большим секретом отец поделился своим планом. Младшую-то сестренку, Светлану, он считал несерьезной девицей, тем более, жила она еще дальше, аж на Камчатке, а к Нине с недавних пор относился не просто как к старшей дочери, а как к взрослому человеку, равному себе. Особенно после того, как она стала начальником отдела в вычислительном центре одного из республиканских министерств.

Нина в принципе план одобрила, прикинув, что парой-тройкой тысяч рублей они родителям помочь смогут. Да и Светланка в стороне не останется. А так, во-первых, на старости лет родители переберутся в более благодатный климат, во-вторых, отец получит круглогодичное занятие на свежем воздухе, причем работать уже будет не на чужого дядю, а на себя, в радость и удовольствие. И наконец, что тоже немаловажно, у нее и у Светланы появится реальная возможность отдыхать летом не где-нибудь, а на берегу Черного моря. И не в санатории, не в доме отдыха, не дикарями, а у собственных родителей!..

Ну, а пока придется потерпеть. В том числе, и Сережке.

Жалко его. Посмотришь – ведь буквально изводится мальчишка от ничегонеделания. Во время учебы-то волей-неволей загружен по макушку: школа, общественные мероприятия, бассейн, фехтование… А сейчас, летом, когда многие одноклассники разъехались на каникулы, а отец с матерью целыми днями на работе, парню и свихнуться недолго!

Нина попыталась представить себя на его месте: чем заняться тринадцатилетнему подростку? Ну, сбегает в кино, ну, посмотрит телевизор, ну, почитает книгу… И болтается на улице день-деньской.

– Сережик, ты чем сегодня занимался?

Сын сидел у холодильника, жевал бутерброд, не дожидаясь, пока она накроет на стол: опять забыл пообедать!