декабрь 1970
А что, коли не принимать во внимание моих нескольких давних и мимолетных с ним встреч, нашего прошлого соседства и вообразить себе его таким, каков он предстает в своей папке?..
Вот он загорает на берегу речки, он гуляет по городку, беседуя со сварливым старожилом, он спешит в местный музей на свидание с любителем старины, он встречает узника под конвоем, ах, да — он еще пишет какой-то сценарий, девять страниц, в воскресенье утром у него с похмелья трещит голова, и он пьет в столовой пиво с уголовниками, в понедельник утром он тоже пьет пиво, на этот раз с работягами, он покупает у старого офени две иконы и колокольчик, он шляется по базару, он разглядывает здание бывшей острожной церкви, он пьет воду из ведра у барынина колодца, он ходит по домам и выслушивает россказни городских и деревенских старух, он обедает в ресторане, он подслушивает разговоры на паперти и в предбаннике, он пьет водку со старым балтийским моряком, он. читает мемориальную доску на здании городской больницы, он идет через рожь в обществе старой монахини…
Вот вам — труды и дни.
Ну, где же он, где? Куда запропастился?
Спросить, что ли, у нижней дуры?
У тети Паши спросить?
Нет, все равно не буду спрашивать! Назло не стану!
Только кому — назло? Себе или ему?
Или этой нижней стерве с намазанной рожей?..
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ НЕКРОПОЛЬ
1. Охранник на заводе, кого приставили стеречь цистерну, конечно, хлебнул одним из самых первых — +
2. Вася Дыль-дыль, герой, фронтовик, фашистская пуля не взяла — +
3. Сильно умный мужик, шофер с Севера, только что каменный дом поставил — +
4. Казанский татарин в тюбетейке и в сталинском френче, — ах, Ислам, ах, Пророк, где твои заповеди — +
5. Пастух, муж Альки из Коврова и с ним пропащая бабенка с кладбища, не везет, ну, никак не везет — +
6. Холкозный-то председатель, Петров Василь Иваныч, прикатил на беду в город, в райком — +
7. Муж Клавдии, жену из горшка уриной напоил, дети напрудили — не нашел прокурор по надзору подходящую статью, не применил меру пресечения +
8. Двое милицейских, два квартальных надзирателя, сами же конфисковали целый жбан, не вынесла душа поэта, оба пригубили — ++
9. Со сломанной ногой, жена в девятый раз с ума сошла, конечно, поспел, прихромал вовремя — +
10. Рыбаки всей компанией, дядя Сережа, несостоявшийся самурай и с ним еще пять душ слушателей — +++++
11. Из предбанника интимный друг министра — курсант с Алма-Аты и внук покойного дедушки оба — ++
12. Курячий доктор — семь лет держался, по праздникам лимонад пил, к казенному спирту не притрагивался, а тут нечистый попутал, развязал, и на тебе — не пережил даже своего пациента петуха, вогнал себя в гроб без риперина — +
13. Витек сгорел — +, а Юрка выжил, брат принес бутылку противоядия.
14. Балтийский моряк, оплот революции, Енька Шорин не слушался докторов, хлебнул на дармовщинку, дух вон и яйца кверху — +
15. Бульдозерист Федя, единственное ты мое светлое пятнышко… ладно, уж пусть живет, посадить его, что ли, на пятнадцать суток, пока в городе гуляет отрава…
16. Миллион двести тысяч, ехал бы ты лучше в Калугу или в Тамбов, адье, адье, май нэтив шо — +
1 7. А вот у нас в Ялте, буль, буль, буль, буль, нештяк — +
18. И еще с ними двести семь душ — +++++++++++++++++++++++++ — имена же им Ты, Господи, веси…
Но некрополь этот при всем своем сомнительном остроумии — увы! — не полный. Здесь присутствует и еще одна смерть, и притом не выдуманная, а реальная…
И имя его Ты же, Господи, веси…
«Холера азиатская или индийская представляет собою острую заразную контагиозную болезнь…
Но лишь в 1889 г. Роберту Коху удалось отыскать возбудителя холеры. Посланный германским правительством во главе холерной комиссии сперва в Египет, а затем в Индию, он с несомненностью доказал, что азиатская холера вызывается проникновением в кишечник человека особой бактерии, которая по форме сходна с запятой…
К заболеванию X. восприимчивы все расы и возрасты; смертность наиболее велика у детей и стариков, а также у истощенных субъектов. Значительные скопления людей, многочисленные толпы пилигримов и военные действия благоприятствуют появлению и распространению X…
После скрытого (инкубационного) периода, который длится от 12 часов до 1-2-3 дней, болезнь начинается обыкновенно сразу без предвестников и в большинстве случаев в первые часы ночи. Больной, легший спать совершенно здоровым, просыпается от урчания в животе и сильного позыва на низ…
К описанным выше явлениям X. поноса присоединяется еще и рвота, сперва желудочным содержимым, потом желчью и, наконец, бесцветными массами. Общие явления довольно тяжелые: голос становится слабым, конечности холодными, пульс мал и учащен… Вследствие громадных потерь жидкости кровь уменьшается в количестве и сгущается, кровообращение ослабляется…
Лицо получает своеобразное выражение: ввалившиеся бледные губы и щеки свинцово-ссрые, запавшие глаза окаймлены синевато-серыми кругами, подбородок, нос и скуловые кости сильно выдаются. Голос беззвучный, монотонный, выдыхаемый воздух поражает своим холодом…
Особенно тягостны болезненные судороги, которые проявляются приступами чаще всего в икрах, реже в мышцах верхних конечностей и нижней челюсти.
Сознание обыкновенно сохраняется до самой смерти, но больные скоро впадают в апатию…
Из посмертных явлений упомянем повышение температуры, которое замечается непосредственно после смерти на трупе и может доходить до 42° и выше. Последующее охлаждение тела может происходить весьма медленно. Далее в течение первых часов после смерти могут появляться подергивания мышц на конечностях, груди и нижней челюсти, как самопроизвольно, так и при механическом раздражении…»
Мы ведь тоже умеем делать выписки…
Почти отовсюду в городе видна звонница самой старой разоренной Троицкой церкви — шатровая, изящная, как стрелка, указующая на небо. Известка с нее смылась, и крест заржавел, но зеленеет на этой колокольне маленькая березка — там, где кончается башня и начинается конусообразный шатер…
Это она сама себя украсила к своим имянинам, к Троицыну дню, раз люди о ней позабыли…
СТАРИНА
— Это старые-то вещи? Иконы?.. Знаю я, все знаю… Только уж ее, старины-то, сейчас тут не найдешь. Ни у кого не найдешь… А ведь было, все было… Чего только не было… Я ведь сам офеня природный, владимирский… Четырнадцать годов с отцом первый раз ушел в дорогу. В устреку по-нашему-то, по-офенски… Я еще в школе мальчишкой учился. Сдавали мы экзамен в девяносто шестом году, аккурат, когда царь-то на престол всходил… Учительша и говорит до экзамена. «Тебе, — говорит, — Лепешкин, придется еще годок поучиться… Спроси, — говорит, — отца..» Писал я плохо… Так грамматику, это я больно хорошо учился, стихотворение — раз, два прочитаю, и уж все готово, а писал больно плохо… Ну, отец-то и говорит: «Мало как пишет, в писаря, что ли? Читал бы, да и все…» Ну а потом стали экзамен сдавать, нас человек сто пять было, из пяти школ… Вот сто четыре сделали ошибку, а я один написал правильно… Инспектор диктовал, так-то шамкал: «На полке ле-ф-али ча-ф-ки, ло-ф-ки и сковорды…» Все и написали «сковорды…» Один я — «сковороды»… Помню, сдавали тут во Мстере, где школа… Учительница вышла и говорит: «Удивительное дело, говорит, — я на Лепешкина и не надеялась, а он один пятерку получил, а все только четверки…» У нас тут какое хлебопашество, хлеба едва до Рождества хватало… Вот вся округа одни офени и были… И пошли мы с отцом в дорогу первый раз в девяносто седьмом году, пятнадцатого сентября, на лошади… Шли через Шую, Иваново, Ярославль… Какие товары и водой отправили через Нижний на Череповец, а какие с собой…
