– Двадцать или двадцать пять, сэр, точно сказать не могу. Одному стало плохо, как только мы сюда пришли. Утром он был в порядке, а тут солнечный удар или не понятно что. Трое, а то и четверо ребят понесли его в лазарет, сэр, сам он ходить не мог. Он из нас самый тяжелый, самый здоровенный. Они еще не вернулись, сэр. Без них мы сегодня норму не выполним, сэр. Можно подумать, все на свете против этой дороги.

– Капралы должны знать точно, сколько рядовых у них в подчинении, – отчеканил полковник. – И какая у вас норма?

– Куб земли на человека в день, сэр, выкопать и вывезти. А тут еще эти проклятые корнищи. Мне думается, нам сегодня нормы не одолеть.

– Скорее всего, – сухо уронил полковник и удалился, пробормотав себе под нос что-то неразборчивое. Хьюз и Ривз последовали за ним. Полковник со своими сопровождающими поднялся на возвышение, откуда ему были видны река Квай и стройка. Река Квай в этом месте достигала ста метров в ширину, берега уходили высоко вверх. Полковник внимательно осмотрел всю местность, затем обратился к подчиненным. Голос его обрел былую значительность, хотя изрекал он общеизвестное.

– Эти люди, я имею в виду японцев, очень быстро и совсем недавно вышли из состояния варварства. Они пытаются копировать наши методы, но не могут их освоить. Стоит убрать образец, и они теряются. Вот и здесь, в этой речной долине, они не способны справиться со строительной задачей, которая требует мозгов. Японцы не знают, что, потратив время на обдумывание, ты выиграешь его, а действуя наобум, потеряешь. Что вы на это скажете, Ривз? Мосты и железные дороги ведь ваш конек, не так ли?

– Точно так, сэр, – отозвался капитан с присущей ему живостью. – В Индии я построил не меньше десятка таких мостов. С материалом, который нам могут поставить эти джунгли, и с таким количеством рабочих рук, какое мы имеем, опытный инженер построит этот мост за полгода. Сказать по чести, безграмотность этих японцев доводит меня до белого каления.

– Меня тоже, – признался Хьюз. – Сознаюсь, зрелище этой безобразной анархии погружает меня в отчаяние. Ведь так просто…

– Надеюсь, вы не думаете, – сурово оборвал его полковник, – что меня радует это безобразие? Все, что увидел сегодня утром, для меня удар.

– В любом случае мы можем быть спокойны относительно вторжения в Индию, – засмеялся капитан Ривз, – если, в самом деле, эта железная дорога должна была послужить этому, как сказали нам японцы. Мост через реку Квай пока не готов выдерживать их поезда.

Полковник Николсон устремил свой невинный голубой взор на собеседников и высказал свою мысль:

– Полагаю, джентльмены, нам всем понадобится немало твердости, чтобы прибрать наших людей к рукам. Общаясь с варварами, они усвоили их разгильдяйские привычки и лень, немыслимые у английского солдата. Понадобятся терпение и такт, потому что не они в ответе за то, что произошло. Им нужен авторитет, у них его не было. Битье не замена авторитета. Мы в этом убедились. Они участвовали в бессмысленной суете, лишенной всякого позитива. Азиаты показали нам свою полную неподготовленность в деле руководства и управления.

Полковник замолчал, а офицеры задумались, прикидывая про себя, нет ли в его речи подспудного смысла. Нет. Смысл был ясен. Язык полковника не подразумевал подтекстов. Он все называл своими именами. Хорошенько подумав, Николсон продолжал:

– Поначалу мы должны проявить понимание, я рекомендую это вам и скажу об этом всем другим офицером. Но наша терпеливость никогда не обернется слабостью, иначе мы падем так же низко, как эти варвары. Впрочем, я поговорю с людьми сам. С сегодняшнего дня мы будем искоренять недопустимые нарушения. Ни под каким видом люди не должны покидать работу. Капралы должны незамедлительно полно и точно отвечать на вопросы, которые им задают. Уверен, мне не придется повторять, что мы искореним саботаж и нелепую самодеятельность. Железнодорожные пути должны лежать горизонтально, это вам не русские горки, как вы очень точно выразились, майор Ривз…

В Калькутте полковник Грин, начальник отряда специального назначения «Сила 316», внимательно перечитывал сообщение, прибывшее к нему прихотливыми путями и обросшее по дороге комментариями более полудюжины тайных служб, официально и неофициально работавших на разведку. Отряд специального назначения, который посвященные называли «ООО Взрывы и диверсии», еще не развил той мощной деятельности, какую разовьет в конце войны на Дальнем Востоке, но уже активно, прицельно и пристрастно вредил предприятиям японцев в оккупированных ими странах: Малайзии, Бирме, Таиланде и Китае. Скудость возможностей отряд возмещал дерзостью своих операций.

– Первый раз вижу между ними такое единодушие, – пробурчал себе под нос полковник Грин. – Стало быть, придется что-нибудь предпринять.

Первое замечание относилось к многочисленным секретным службам, с которыми он находился в тесном сотрудничестве. Отделенные друг от друга непроницаемыми перегородками, эти службы ревниво оберегали специфику своей деятельности, и поэтому зачастую их рекомендации противоречили друг другу. Это бесило полковника Грина, потому что на основании полученных сведений и рекомендаций он должен был вырабатывать план очередной операции. Операции были спецификой отряда полковника Грина. Теории и дискуссии интересовали Грина только в том случае, если вели к действию. И эту точку зрения он внедрял в головы своих подчиненных ежедневно. Полковник не жалел времени на изучение рапортов и донесений, выуживая из них по крупице истину, принимая в расчет не только сами по себе сведения, но еще и психологические особенности того, кто их сообщал (оптимист, пессимист, любитель скоропалительных выводов, человек, не способный осмыслить факты).

Совершенно особые чувства полковник Грин питал к великой прославленной уникальной Секретной разведывательной службе Великобритании, которая считала себя в первую очередь мозговым центром и не снисходила до сотрудничества с исполнительными службами. Интеллидженс сервис затворилась в башне из слоновой кости и не подпускала – под предлогом их величайшей секретности – к своим драгоценным документам ни единое живое существо, которому они могли бы очень и очень пригодиться. Документы бдительно хранились в сейфе, хранились долгие годы, пока не становились вообще никому не нужными. Вернее, нужными, если говорить точнее, кому-то из больших начальников, кто спустя долгие годы после окончания войны задумывал перед смертью написать мемуары, пожелав довериться потомкам и открыть глаза своему народу на то, когда и при каких обстоятельствах разведка сумела проникнуть в планы противника. С большой степенью вероятности она заранее определяла время и место, куда будет нанесен удар. Прогноз ее оправдывался: именно в это место и в то самое время удар успешно наносился. (Успех был также предусмотрен разведкой…)

Такой, возможно, несколько преувеличивая, считал секретную разведку полковник Грин, который не одобрял доктрины «искусство для искусства» в области информации. И на этот раз он пробормотал нечто неразборчивое относительно прошлых донесений, но, отметив удивительное согласие в изложении фактов в поступившем сейчас, с сердечной болью признал, что на этот разведка проделала полезную работу. И утешил себя, подумав не без злорадства, что поступившая информация давным-давно не секрет у них в Индии. Он обобщил поступившие факты, разложил их по полочкам и стал обдумывать, каким образом их использовать.

«Из Бирмы в Таиланд прокладывают железную дорогу. В качестве рабочей силы японцы используют шестьдесят тысяч военнопленных, которые работают в ужасающих условиях. Несмотря на большие постоянные потери, эта важная для нашего врага дорога будет через несколько месяцев построена. Прилагаю приблизительное расположение трассы. Железная дорога пересекает несколько рек, через которые строятся деревянные мосты…»

Прочитав эту фразу, полковник Грин вновь обрел прекрасное настроение, у него заработали мозги, и он с удовлетворением улыбнулся. А затем продолжил чтение.