Речь длилась больше двух часов и терзала не только слух англичан, но и их национальную гордость не меньше брани и побоев. Генерал объявил военнопленным, что японцы не держат на них зла, потому что всех их лживыми речами оболванило их правительство, что с ними будут обращаться гуманно до тех пор, пока сами они будут вести себя «по-зентельменски», то есть честно и беззаветно трудиться на благо и процветание Южной Азии. Все они должны быть благодарны Его Императорскому величеству за возможность искупить свои заблуждения, участвуя в строительстве этой совместной железной дороги. Генерал Ямасито затем объявил, что ради их общих интересов вводит самую суровую дисциплину и не потерпит никакого неповиновения. Лень и недобросовестность считаются преступлениями. Попытка бегства карается смертью. Английские офицеры отвечают перед японцами за поведение и работу рядовых.

«Болезни не причина отлынивать от работы, – прибавил генерал Ямасито. – Труд в разумных пределах – лучшее средство поддерживать человека в хорошей физической форме. Дизентерия не посмеет коснуться того, кто каждодневно прилагает усилия и выполняет свой долг перед императором». Он завершил свою речь оптимистическим призывом, который поверг его слушателей в ярость. «Работать весело и с огоньком! – таков мой девиз, – сообщил он. – С сегодняшнего дня он станет вашим. Тем, кто будет ему следовать, нечего бояться ни меня, ни других офицеров великой японской армии, под покровительством которой вы здесь находитесь».

Затем англичанам сообщили, куда направится каждая часть, и все они двинулись к пунктам своего назначения. Полковник Николсон со своим полком был направлен в лагерь на реке Квай. Лагерь располагался далеко, всего в нескольких милях от границы с Бирмой. Начальником лагеря был полковник Сайто.

Столкновения начались с первых же дней прибытия англичан в лагерь на берегу реки Квай. Воздух мгновенно наэлектризовался взаимной враждебностью. Начало противостоянию положил приказ полковника Сайто об одинаковой работе в одинаковых условиях для офицеров и рядовых. На него в ту же минуту вежливо и энергично отреагировал полковник Николсон, откровенно объяснив свою точку зрения: долг британского офицера состоит в том, чтобы руководить своими солдатами, а не в том, чтобы действовать лопатой и заступом.

Начальник лагеря выслушал полковника до конца и не возражал ему, что показалось англичанину добрым знаком. Затем Сайто отослал Николсона, сказав, что обдумает его слова. В жалкую бамбуковую лачужку, отведенную Николсону, Клиптону и еще двум офицерам, полковник вернулся исполненный надежд. Теша свое самолюбие, он повторял доводы, которыми сразил японца. Каждый из них представлялся ему неопровержимым, но главным был следующий: несколько малоприспособленных к физическому труду людей мало что накопают, зато их умение организовать работу и руководить подопечными принесет несомненную пользу. В интересах самих японцев для добросовестного исполнения намеченных работ необходимо сохранять и поддерживать авторитет английских командиров, а не совать им в руки лопаты, уравняв с рядовыми. Полковник, повторяя вновь и вновь свой довод офицерам, постепенно все больше накалялся.

– Я что, не прав? – обратился он с вопросом к майору Хьюзу. – В гражданской жизни вы работали в промышленности. Вы можете себе представить строительство железной дороги без четкой иерархии ответственных работников?

После трагического поражения в этой военной кампании штаб полковника состоял из двух офицеров и военврача Клиптона. В плену, начиная с лагеря в Сингапуре, полковник Николсон сделал все, чтобы они оставались с ним рядом, он нуждался в советах своего штаба, и каждую свою идею, прежде чем она становилась приказом, обсуждал со своими офицерами. Офицеры Хьюз и Ривз были офицерами резерва. Первый, майор Хьюз, в гражданской жизни был директором горнорудной компании в Малайзии. Он был призван, попал в полк Николсона, и тот очень скоро оценил его организаторские таланты. Второй, капитан Ривз, работал до войны инженером общественных работ в Индии. Его мобилизовали в инженерные войска, после первых боев он оказался отрезанным от своей части, полковник подобрал его, взял к себе в штаб и сделал своим советником. Николсон любил специалистов. Он не был тупым воякой. Он сознавал, что опыт различных гражданских предприятий может плодотворно послужить армии, и никогда не упускал возможности поучиться. Он равно уважал и организаторов и технических специалистов.

– Вы, безусловно, правы, сэр, – ответил полковнику Хьюз.

– Я тоже совершенно с вами согласен, – отозвался Ривз. – Строительство железной дороги и моста, а я полагаю, что через реку Квай будет построен мост, не терпит поспешных и необдуманных решений.

– Вот мнение специалиста именно в этой области, – подумал вслух полковник. – Ну, так вот, я надеюсь, что подлил немного масла в эту бестолковую голову.

– А если голос разума останется втуне, – подал голос Клиптон, – у вас всегда есть в запасе Manual of Military Law и международные конвенции.

– Безусловно, – подтвердил полковник. – Международные конвенции я оставил для нашей следующей встречи, если в ней возникнет необходимость.

Клиптон упомянул о конвенциях не без иронии, он был пессимистом и не верил, что призыв к разуму сработает. На стоянке во время их перехода по джунглям до него уже дошли кое-какие слухи о характере полковника Сайто. В трезвом состоянии он, возможно, был способен прислушиваться к голосу разума, но пил он без меры и в пьяном виде становился жестоким зверем.

Разговор состоялся в первый день прибытия англичан, отведенный им для заселения в полуразрушенные хижины. Полковник Сайто, как обещал, обдумал их разговор. Он показался ему подозрительным, и он решил прочистить себе мозги, пропустив стаканчик. Стаканчик за стаканчиком, и с каждым для него становилось все яснее, что англичанин совершил недопустимое: он оскорбил его, осмелившись обсуждать его приказ. Недоверие перешло в глухую ярость.

Незадолго до захода солнца ярость уже клокотала, полковнику Сайто нужно было немедленно утвердить свой авторитет, и он приказал собрать всех на собрание. Сайто произнес речь. С первых его слов стало ясно, что над лагерем на реке Квай сгустились грозовые тучи.

«Я ненавижу англичан…» Он начал с этой фразы и повторял ее вместо точек и запятых. Его английский был вполне грамотным: полковник Сайто занимал пост военного атташе в одной из британских колоний, но из-за пьянства был вынужден покинуть этот пост. Дипломатическая карьера закончилась жалким постом надсмотрщика над военнопленными, ни на какое повышение он рассчитывать не мог. Злобу подогревало чувство унижения из-за того, что он не воевал.

– Я ненавижу англичан, – начал свою речь полковник Сайто. – Вы здесь для того, чтобы служить славе великой японской армии. Я ваш единственный начальник и говорю в первый и в последний раз: мои приказы не обсуждаются! Я ненавижу англичан. За любое возражение буду наказывать беспощадно. Дисциплина прежде всего. Всех, кто вздумает действовать по-своему, предупреждаю: ваша жизнь и ваша смерть в моих руках. Я буду казнить за своеволие и выполню наилучшим образом работу, порученную мне Его Императорским величеством. Я ненавижу англичан. Для меня не проблема смерть кого-то из вас. Ваша жизнь – пустое место для офицера великой японской армии.

Он стоял на возвышении, как стоял генерал Ямасито. Точно так же, как генерал, он надел серые замшевые перчатки и лаковые сапоги вместо ботинок с обмотками, в каких был утром. И разумеется, на боку у него была сабля, и он то и дело хватался за нее, чтобы придать своим словам весу или чтобы подогревать свою ярость, которую считал необходимой. Выглядел он смехотворно. Голова у него моталась, как у тряпичной куклы. Он был пьян. Пьян в стельку. Пьян от европейского алкоголя, виски и коньяка из запасов, брошенных в Рангуне и Сингапуре.

Слушая речь Сайто, больно бившую по нервам, Клиптон вспомнил совет друга, долго жившего среди японцев: «Если придется иметь с ними дело, никогда не забывайте: они божественного происхождения. Это для них факт. Он неоспорим». Позже, размышляя об этом, Клиптон пришел к выводу, что нет на земле такого народа, который бы сомневался в своем божественном происхождении. И стал искать другие мотивы для безмерного самомнения японца. Вспоминая его речь, он увидел в ней все, что присуще любому человеку, не важно с Востока он или с Запада. За фразами, срывавшимися с губ японца, он угадывал весьма распространенные чувства: расовое превосходство, одержимость властью, опасение, что его не примут всерьез. Это опасение заставляло японца тревожиться и подозрительно вглядываться в лица слушателей, боясь увидеть на них улыбку. Сайто жил в британской колонии, он общался с англичанами, он не мог не знать, что им могут показаться смешными какие-то заявления или притязания японцев, что народ, у которого юмор в крови, охотно посмеивается над другим, которому неизвестно чувство юмора. Грубые выражения, беспорядочные жесты Сайто говорили о природной импульсивности, давно забытой в цивилизованном обществе. Клиптон невольно вздрогнул, услышав из уст японца похвалу дисциплине. Но, глядя на машущего руками паяца, отдал должное западному джентльмену хотя бы за то, что тот, и нагрузившись алкоголем, не терял достоинства.