– Ничего себе! – затряс головой Редил. – Что это?

Корус уже поднялся на ноги и пристально всматривался вдаль, туда, где за заброшенным полем начинался лес.

– Не что, а кто, – спокойно сказал он. Преувеличенно спокойно. Потому что предчувствия его оправдались, и никаких неожиданностей можно было уже не бояться.

От леса, через поле, стремительно приближалась туча. Серая туча, топочущая и ревущая. У Коруса подломились ноги. Он сел рядом с Редилом, спиной к спине. Бежать куда-либо всё равно было бессмысленно.

Туча перестала быть тучей, и смотреть на неё расхотелось сразу. Более уродливых существ, составлявших её массу, ни Корус, ни Редил не видели ни наяву, ни во сне.

Сначала Корус подумал, что их просто затопчут, и закрыл глаза, приготовившись к быстрой и лёгкой смерти. Но рёв и топот стали вдруг затихать и затихли очень скоро; стало слышно лишь разгорячённое дыхание тысячи глоток да клацанье зубов Редила, ходившая ходуном спина которого сотрясала Коруса из стороны в сторону. С неохотой Корус разлепил веки. В трёх шагах от него замерла живая стена тварей. Овцами их назвать можно было лишь с большой натяжкой, да и то лишь за грязные клочья витой шерсти, уродливыми кустами покрывающие розоватые бока и спины. Все четыре ноги каждой овцы были человеческими, а из передней части туловища свешивались маленькие рудиментарные ручки. Но самой отвратительной частью существ была голова. Мерзкий морщинистый череп украшали рожки, совсем маленькие, какими их часто рисуют у чертей. Под широким выпуклым лбом слезились блёклые, старческие глазки. Широкий, но вполне человеческий нос плавно переходил в вытянутые губастые челюсти. И запах! Тошнотворный запах мочи, пота, фекалий и чего-то ещё, не менее мерзкого, шёл от овец равномерным потоком. Корус почувствовал, как трясущаяся спина напарника содрогнулась в рвотных спазмах. Сам он сдерживался из последних сил. И, наверное, не удержался бы, но тут он увидел такое, отчего забыл и про запах, и про внешний вид тварей – обо всём на свете забыл!

Корус отчаянно застучал локтями по спине напарника. Редил обессилено повернулся. Корус молча ткнул пальцем на ближайшее к ним существо. Редил вздрогнул и показал на вторую тварь, стоявшую рядом. Напарники замерли, вперив взгляды на шеи животных. На шеях блестели бусы. Стеклянные бусы стеклянной надежды. Такой же прозрачной и хрупкой.

Обе овцы, словно польщённые вниманием, сделали шаг вперёд. Зловонная масса за ними качнулась и приблизилась тоже, замыкая кольцо вокруг колонизаторов.

Четыре пары глаз встретились.

– Мы вас любим, – ощерила первая овца крупные жёлтые зубы.

– Мы вас просто обожаем! – облизнулась вторая.

– И почему мы сегодня такие веселые? – Жена стояла у порога в обычной при моем появлении стойке: руки в боки, и без того малюсенькие глазки прищурены, брови нахмурены и нос по ветру. Принюхивается то есть. Дескать, не пьян ли. Хотя пью, а точнее – выпиваю, я настолько редко, что это принюхивание не более чем ритуал. Как и все прочее тоже. Я ведь примерный семьянин. Серьезно, кроме шуток! И жена это прекрасно знает. Но даже это ее отчего-то злит. Ну и ладно! Я давно уже привык, внимания почти не обращаю. Тем более сегодня, когда такая история приключилась…

– Чего? Чего ухмыляешься? – еще больше нахмурилась жена. Ей всегда плохо, когда мне хорошо. И когда у меня настроение хорошее, она начинает злиться.

– Видишь ли, я тебя продал, – не переставая улыбаться, выпалил я. Понимая, что выгляжу действительно глупо. Но улыбка намертво приклеилась ко мне – скорее всего, от нервного потрясения. Губы свело.

– Ты пьян?! – вплотную придвинулась жена, а ее широкий нос, похожий на поросячий пятачок, так и заходил вверх-вниз, раздувая ноздри. Ну, впрямь как у свиньи. Так и ждешь, что сейчас захрюкает! И мысли-то у нее свинские: чуть что – сразу «пьян», на большее фантазии не хватает.

– Я абсолютно трезв. – Мне наконец-то удалось привести губы в более-менее горизонтально-параллельное положение. – Но я тебя продал.

– Почем? – спросила жена. Я даже не удивился, что это заинтересовало ее в первую очередь. Не «кому?», не «зачем?», не «как?», а именно «почем?». Впрочем, она тут же добавила: – Кому ты меня продал? Ваське, что ли? Он давно на меня пялится… И как это – «продал»? Я что, корова? Или это у вас теперь шуточки такие?

Мне очень захотелось ответить, что она скорее свинья, чем корова. Впрочем, кто из них троих (включая жену) умней, еще можно поспорить. И про Ваську захотелось сказать, что пялится он на нее не из обожания или вожделения, а скорее от удивления и испуга. Но я ответил честно и по порядку:

– За сорок пфустингов. Инопланетянину. На полном серьезе. – Про Ваську я опустил.

– О-ох! – Жена разочарованно махнула рукой, отвернулась и побрела в комнату.

Меня это почему-то разозлило.

– Ты что, не веришь?! Пойдем, я тебе покажу! Там, в парке, стоит летающая тарелка. А я мимо шел, и инопланетяне мне предложили сделку. А пфустинги – это их валюта такая, инопланетная.

Из комнаты донесся визг (один-в-один поросячий!), а потом вопль:

– Миша! Что это там?!

Я влетел в комнату. Трясущийся палец жены показывал на окно. Я посмотрел и увидел, как над крышами соседних домов поднимается в хмурое небо серебристый диск.

– Вот это она как раз и есть, – спокойно ответил я. – Тарелка. Та самая.

– И ты им меня продал? А почему они тогда улетают?

– А им еще в пару мест смотаться надо. На обратном пути тебя заберут. Лет через пятьдесят, сказали, по земному времени.

– Но я же тогда уже старенькая буду… – смутилась жена. – Мне уже будет… лет шестьдесят, наверное…

Я даже не стал смеяться. Все равно не поймет. Но не удержался и все-таки ляпнул:

– Значит, я – растлитель малолетних.

– Че-е-его?!

– Ну… тебе же десять лет сейчас. А я с тобой сплю.

– Твои шутки, Михаил, отдают пошлостью! – гордо выдала жена и отвернулась. Но тут же вспомнила, с чего начался разговор и подпрыгнула ко мне, засветившись любопытством. – А они какие из себя? Зеленые? Страшные?

– Да нет, – пожал я плечами. – Обычные. Только лысые и ростом метра два с половиной.

– Ого! – засверкали глаза жены. – Лысые, говорят, сексуальные очень… – Она спохватилась и затараторила притворно-равнодушно: – Ну и что, что мне будет шестьдесят… И в шестьдесят многие очень прилично выглядят. Еще неизвестно, какие у них женщины, может, тоже лысые и толстые как коровы!

– Зина, о чем речь, – поддакнул я. – Ты будешь у них «Мисс Вселенная»! – Я не стал уточнять, что в восемьдесят пять лет (я-то считать еще умею) она сможет стать разве что «Мисс деревня Пердуны».

– А почему мисс? – всполошилась жена. – Я ведь замужем! – В голосе ее слышалось явное разочарование.

– Потому что я вряд ли проживу пятьдесят лет, – успокоил я Зинку. – Так что ты будешь совершенно свободна!

Жена радостно вспыхнула.

– А почему они захотели купить именно меня? – игриво вздернула она поросячий носик.

– Ну, им нужна была особа женского пола, – стал перечислять я (на самом деле пришелец сказал «самка»), – умная (в оригинале прозвучало «не обремененная интеллектом»), стройная (тут я почти не покривил душой, было сказано «не выше одного метра шестидесяти сантиметров, не более центнера весом»), симпатичная (это я уже добавил от себя).

А еще я не стал добавлять, что взгляды на женскую красоту у разных рас, оказывается, отличаются очень сильно.

Жена зарделась еще больше.

– Я и не думала, что ты у меня такой… справедливый и благородный… Спасибо! – Тут ее «пятачок» даже слегка покраснел и зашмыгал, а глаза заблестели влагой.

– Ну, ну… – приобнял я жену. – Не стоит… Я сказал правду, только и всего.

– Миша, а ты действительно к тому времени уже умрешь?

– Постараюсь, – честно ответил я. До девяноста, конечно, некоторые дотягивают, но я на это никогда не рассчитывал.