У гроба В квартире прибрано. Белеют зеркала. Как конь попоною, одет рояль забытый: На консультации вчера здесь Смерть была И дверь после себя оставила открытой. Давно с календаря не обрывались дни, Но тикают ещё часы его с комода, А из угла глядит, свидетель агоний, С рожком для синих губ подушка кислорода. В недоумении открыл я мертвеца… Сказать, что это я… весь этот ужас тела… Иль Тайна бытия уж населить успела Приют покинутый всем чуждого лица? Двойник
Не я, и не он, и не ты, И то же, что я, и не то же: Так были мы где-то похожи, Что наши смешались черты. В сомненьи кипит ещё спор, Но слиты незримой четою, Одной мы живём и мечтою, Мечтою разлуки с тех пор. Горячешный сон волновал Обманом вторых очертаний, Но чем я глядел неустанней, Тем ярче себя ж узнавал. Лишь полога ночи немой Порой отразит колыханье Моё и другое дыханье, Бой сердца и мой, и не мой… И в мутном круженьи годин Всё чаще вопрос меня мучит: Когда наконец нас разлучат, Каким же я буду один? Который? Когда на бессонное ложе Рассыплются бреда цветы, Какая отвага, о боже, Какие победы мечты!.. Откинув докучную маску, Не чувствуя уз бытия, В какую волшебную сказку Вольётся свободное я! Там всё, что на сердце годами Пугливо таил я от всех, Рассыплется ярко звездами, Прорвётся, как дерзостный смех… Там в дымных топазах запястий Так тихо мне Ночь говорит; Нездешней мучительной страсти Огнём она чёрным горит… Но я… безучастен пред нею И нем, и недвижим лежу… На сердце её я, бледнея, За розовой раной слежу, За розовой раной тумана, И пьяный от призраков взор Читает там дерзость обмана И сдавшейся мысли позор. О царь Недоступного Света, Отец моего бытия, Открой же хоть сердцу поэта, Которое создал ты я. На пороге (Тринадцать строк) Дыханье дав моим устам, Она на факел свой дохнула, И целый мир на Здесь и Там В тот миг безумья разомкнула, Ушла, – и холодом пахнуло По древожизненным листам. С тех пор Незримая, года Мои сжигая без следа, Желанье жить всё жарче будит, Но нас никто и никогда Не примирит и не рассудит, И верю: вновь за мной когда Она придёт – меня не будет. Листы На белом небе всё тусклей Златится горняя лампада, И в доцветании аллей Дрожат зигзаги листопада. Кружатся нежные листы И не хотят коснуться праха… О, неужели это ты, Всё то же наше чувство страха? Иль над обманом бытия Творца веленье не звучало, И нет конца, и нет начала Тебе, тоскующее я? В открытые окна Бывает час в преддверьи сна, Когда беседа умолкает, Нас тянет сердца глубина, А голос собственный пугает, И в нарастающей тени Через отворенные окна, Как жерла, светятся одни, Свиваясь, рыжие волокна. Не Скуки ль там Циклоп залёг, От золотого зноя хмелен, Что, розовея, уголёк В закрытый глаз его нацелен? Идеал Тупые звуки вспышек газа Над мёртвой яркостью голов, И скуки чёрная зараза От покидаемых столов, И там, среди зеленолицых, Тоску привычки затая, Решать на выцветших страницах Постылый ребус бытия. Май Так нежно небо зацвело, А майский день уж тихо тает, И только тусклое стекло Пожаром запада блистает. К нему прильнув из полутьмы, В минутном млеет позлащеньи Тот мир, которым были мы… Иль будем, в вечном превращеньи? И разлучить не можешь глаз Ты с пыльно-зыбкой позолотой, Но в гамму вечера влилась Она тоскующею нотой Над миром, что, златим огнём, Сейчас умрет, не понимая, Что счастье искрилось не в нём, А в золотом обмане мая, Что безвозвратно синева, Его златившая, поблёкла… Что только зарево едва Коробит розовые стёкла. |
