Литмир - Электронная Библиотека

«Ты уже знаешь. Ты знал с самого начала». И – нет! «Это не может быть он!» В приливе решимости Тейр сдвинул крышку.

Из покрова соли выступало лицо его брата – знакомое и такое чужое! Прекрасные черты остались прежними, не были изуродованы. Но веселый дух, блеск и кипение, желания и честолюбие, быстрый ум… каким пустым было это чужое, заострившееся, бледное лицо без них. «Он умер в муках». Только это и сохраняло застывшее лицо.

Тейр посмотрел на нагое тело. В груди чернела зияющая рана, в сравнении с которой ноющий порез на животе Тейра был язвящей насмешкой. «Он умер быстро. Много дней назад». Ну, хотя бы половину терзаний от мыслей, как страдает Ури в темнице, можно забыть. «Если бы ты мог подождать, брат. Продержаться. Я же шел к тебе. Я…» Терзаний, чтобы заполнить пустоту, было более чем достаточно. Зачем Ферранте эта комната и все ее странное содержимое? Чувствуя, что лицо у него онемело, почти как у брата, Тейр еще раз обошел комнату. На свободном пространстве пола на середине виднелись следы мела и еще чего-то ему неизвестного. Да, черная некромантия, чернее не бывает. Тейр мрачно вытащил из-за пазухи тамбуринчик, прошептал магическую формулу и, встав на цыпочки, нашел для него укромное место на высокой полке за флаконом. Ну вот. Уж этот не даст скучать слушающим монахам Монреале!

Он вернулся к брату и впервые коснулся холодного лица. Только скорлупа, пустая внутри. Ури ушел. Во всяком случае, покинул этот прах. Но далеко ли? Тейр смотрел – и ничего вокруг не видел, внезапно поняв, что оба терзавших его страха были правдой. Ури умер. И Ури был пленником в этом жутком месте. «Как мне освободить тебя, брат?» Приглушенные отголоски громового баса, шелестящее эхо смешка донеслись из-за двери. В ужасе Тейр задвинул крышку на ящике Ури, больно защемив большой палец, лишь бы она не стукнула. Спастись уже поздно? Он вертел головой, выискивая, где бы спрятаться.

Внезапно свечи разом погасли без малейшего дуновения ветерка и комната погрузилась во мрак, который ничуть не рассеивало отраженное озером мерцание звезд за узкой амбразурой. Рука (Тейр не сомневался, что не увидел бы ее и при дневном свете) ухватила его за плечо.

– Ложись, малый! – Шепот у него над ухом, которого не коснулось даже легкое дыхание.

Слишком перепуганный, чтобы возразить, он встал на четвереньки и заполз под стол. Стукнула закрывшаяся дверь, щелкнул, запираясь замок. Тейр вжался в стену, и в руку ему всунулся комок ткани, будто нос собаки, которая хочет, чтобы ее приласкали. Легкой, мягкой, как тонкое полотно, и он укрылся ею с головой.

Настоящий тяжелый ключ заскрежетал в замке, и он снова щелкнул, отпираясь. Тейр выглянул из-под ткани на скользящий круг желтого света от фонаря в чьей-то руке. Солдаты разыскивают его?

По полу прошагали две пары ног – в сапогах и мягких туфлях.

«Уж лучше бы солдаты!» – подумал он, съеживаясь от страшной догадки.

В каменных стенах глухим эхом отозвался голос мессера Вителли:

– Пахнет горячим воском, ваша милость.

Глава 11

Фьяметта протерла слипающиеся глаза и вскинула руки, потягиваясь, чтобы прогнать сонливость. Разбавленное вино и хлеб, которыми она поужинала, были не настолько обильной трапезой, чтобы ввергнуть в сон, но всю прошлую ночь она проворочалась с боку на бок, шурша соломой, тревожась за Тейра, слушая шорохи, кашель и храп своих соседок в тесноте их спального помещения. Не говоря уж о блохах! Она в кровь расчесала локоть.

Рабочая комната аббата Монреале дышала теплом, которое стены впитали в течение дня, а сияние единственной свечи рядом с ней было золотистым и уютным. Она поерзала по жесткой крышке бочонка, на котором примостилась, положила локти на стол и опустила подбородок на сложенные руки. На подносе перед ней три маленьких тамбуринчика – три рта в пару к маленьким ушам, которые взял Тейр, – хранили упорное молчание. А может быть, их сила уже иссякла? Да нет, за день она так наловчилась подновлять заклятия, что делала это, не замечая, словно бы рассеянно напевая себе под нос. Они ничего не сообщали, потому что им нечего было сообщить.

Она услышала, как за дверью кабинета аббат Монреале умолк, откашлялся, прошелся взад-вперед и продолжал диктовать брату Амброзу. Письмо к епископу Савойскому, сообщающее об их отчаянном положении, взывающее о помощи – если не военной, то магической. Бесполезное письмо. Как Монреале думает его отослать? День прошел в зловещей горячечной тишине, даже без обычных ругательств и обмена выстрелами из арбалетов между осаждающими и защитниками монастыря на стенах. К воротам не подъехал новый вестник, новый герольд, не искали приюта новые беженцы. Никого и ничего. Будто руки сеньора Ферранте сжимали их все крепче, душили.

Она смотрела на пергаментные кружочки и мысленно приказывала им заговорить. Три другие сегодня ожили – два днем, а один в сумерках, когда она уходила поужинать. Трое монахов унесли их к себе в кельи, где сидели с пером и бумагой наготове, чтобы записать все важное. Ну, надо надеяться, они тоже успешно перебарывают сон. Но как бы то ни было, вечером Тейр был все еще жив и свободен.

Она подавила зевок. Если Монреале заглянет сюда и увидит, что она клюет носом, он отошлет ее спать, и следующей вести от Тейра она не услышит. Почему большой дурень не сообразил сказать что-нибудь в ухо-тамбуринчик, когда приводил его в действие, не сообщил о себе? Она скрипнула зубами, справившись с новым зевком. Белые кружочки пергамента плавали у нее перед глазами.

И вдруг один из них вспыхнул. Другого слова Фьяметта не нашла, хотя увидела нечто иное. Глубоко вздохнув от облегчения, она выпрямилась. Тамбуринчик донес до ее напряженного слуха голос Тейра, шептавший латинские слова, скверно произнося их. «Скажи мне что-нибудь, Тейр!» Но раздался только шорох, точно на полке что-то подвинули. По каменному полу протопали шаги, и воцарилась грустная задумчивая тишина. Фьяметта отчаянно пыталась вообразить, что крылось за этими звуками. Каменный пол, гулкое эхо… комната из камня? Вырубленная в скале темница герцога? Истинное второе зрение или самообман? Ее рука дернула ремешок на шее, извлекла львиное кольцо из теплого тайничка между грудями и стиснула его. Что видит Тейр? «Да говори же, швейцарский олух!» Но басистый голос, который внезапно донесся из тамбурина, не был голосом Тейра. Слов она не разобрала. Затем теноровый смешок, приглушенный стук, торопливые шаги, бряканье, шорох. В голове у нее зазвучали слова, но уловила она их не слухом: «Ложись, малый!» Она в ужасе окаменела. Ее отец? Скрип открывающейся двери, незнакомый высокий голос:

– Пахнет горячим воском, ваша милость.

Ваша милость?! Где Тейр? Успел уйти? Сердце у нее бешено заколотилось.

– От твоего фонаря, Никколо!

Скучающий бас принадлежал сеньору Ферранте – в его романском выговоре нельзя было ошибиться.

Она услышала глухой стук, словно что-то тяжелое поставили на деревянный стол.

– Не думаю, – возразил голос… Никколо? – Свечи еще теплые. – И сразу же:

– О-ох! – Шарканье мягких подошв, словно кто-то неожиданно отпрянул.

– Это ты сделал, Никколо? – с интересом осведомился Ферранте.

– Нет!

Ферранте бесчувственно усмехнулся:

– Бенефорте опять взялся за свои фокусы. – И его голос насмешливо продолжал, а воображение Фьяметты добавило ироничный поклон. – Благодарю тебя, слуга мой, что осветил мой путь.

Посасывание. Обожженных пальцев?

– Он еще не наш слуга, – проворчал Никколо – Аббат Монреале, – зашептала Фьяметта, но тут же напомнила себе, что звук передается от маленького уха ко рту и только. – А что, если это можно изменить? – Отец Монреале! – закричала она. – Скорей идите! Сам сеньор Ферранте!

Из кабинета вбежал Монреале. Позади него шаркнуло, об пол грохнулся стул, был поставлен на ножки, и появился брат Амброз, все еще сжимая запачканное чернилами перо. Оба нагнулись над подносом с тамбуринчиками.

– Ты уверена? – спросил Монреале.

40
{"b":"5097","o":1}