Брови Ферранте поползли вверх, он уставился на своего секретаря, словно в легком помрачении, потом буркнул:

– Позаботься об этом, Никколо.

Вителли, чья лошадь пританцовывала, наклонил голову в знак повиновения и сказал:

– Да, кстати. Надо бы выпустить из темниц врагов покойного герцога. Нам понадобится много места.

– Позаботься об этом, – вздохнул Ферранте. Возбуждение схватки на глазах покидало его, сменяясь сонной вялостью. Он посмотрел на Тейра с седла. – Ты ранен, немец. – В его голосе было если не сочувствие, то некоторый интерес.

– Простая царапина, ваша милость, – кое-как выговорил Тейр.

Опытным глазом воина Ферранте оглядел Тейра и согласился с ним.

– Отлично, – кивнул он, – мне нравится, когда люди не хнычут.

Против воли Тейр был польщен его одобрением. «Помни, кто он! Помни, кто он! Помни об Ури!» Он ответил Ферранте неловким поклоном, и Ферранте почему-то сухо улыбнулся.

Последний раз, сжав губы, Ферранте посмотрел на мальчика, откинул волосы с бледного лба и отдал труп одному из кавалеристов. Потом нахмурился на прижатую к ране ладонь Тейра и протянул левую руку:

– Влезай. Я отвезу тебя к моему лекарю.

И Тейр оказался в каком-то дюйме от спины Ферранте боком на крупе гнедого, цепляясь за резную заднюю луку седла – ухватиться за сеньора Лозимо он не смел, да и не хотел. Ферранте въехал в ворота между двумя башнями, ссадил Тейра во дворе и поручил солдату отвести его к лекарю.

– Когда тебе поставят заплату на живот, найди моего секретаря. Он покажет, какая работа нужна от тебя.

Тейр пошел за солдатом через двор. Слуга увел коня сеньора Ферранте в противоположном направлении. Слева Тейр узнал лестницу, которую видел в зеркале Монреале. Перешагивая через две ступеньки, Ферранте скрылся в замке. Следом за своим проводником Тейр вошел в куда более скромную дверь в северном углу двора, видимо, предназначенную для слуг. Они миновали выбеленную кухню с каменным полом, где полдесятка потных ругающихся мужчин возились с дровами и бычьей тушей. Две перепуганные старухи месили гору теста. Каморка дворецкого за кухней теперь была занята войсковым аптекарем. Поднявшись по небольшой лестнице и свернув в еще один коридор, они оказались в парадной столовой покойного герцога Сандрино. Ее превратили во временный лазарет, где на соломенных тюфяках лежали раненые и больные – человек десять – двенадцать. Со стен на них смотрели равнодушные к телесной боли глаза румяных полуголых богов и улыбающихся зеленоватых нимф, резвящихся среди листьев аканфа.

Пока его проводник говорил с лекарем, Тейр с тревогой оглядывал лежащих. Все незнакомые. Ури среди них не было. Вот так. А сколько солдат он видел? Считая тех, кто осаждал монастырь, их, конечно, было больше чем пятьдесят – число почетного эскорта Ферранте. Значит, наиболее быстрые кавалеристы уже добрались сюда из Лозимо. На сколько дней от них отстала пехота? Все это следует разузнать, решил Тейр.

Лекарь Ферранте был приземистым смуглым сицилийцем, очень суетливым. Он больше походил на цирюльника, чем на целителя или мага, и разительно отличался от ученых падуанских врачей, которые щупали пульс, нюхали мочу и важно изрекали свои заключения. А этот, казалось, был бы больше на своем месте, если бы копал могилы. Он поджал пухлые губы и передернул плечами, когда Тейр снял куртку и показал свою рану. Кровотечение прекратилось и края раны из-за эластичности кожи разошлись. Тейр с болезненным интересом вглядывался в багровую мышцу, выпячивающуюся в зияющем разрезе.

Лекарь уложил Тейра на стол, небрежно пробормотал заклинание против нагноения и кривой иглой сшил края раны, а Тейр, скашивая слезящиеся глаза, грыз тряпицу, со свистом выдыхая воздух сквозь сжатые зубы. Но вскоре лекарь усадил его и обмотал его талию льняной полоской.

– Разрежь нитки и выдерни их через десять дней, если рана не воспалится, – сказал лекарь Тейру. – А воспалится, найди мага. Ну а теперь иди.

Боль то ли притупилась, то ли Тейр привык к ней, но он сумел выговорить «спасибо, господин хороший», сложил окровавленную куртку и осторожно достал из сумки запасную убогую тунику из небеленого холста. Не оставить ли тут маленькое ухо? Что полезного можно тут услышать? Но, если не считать расписных стен, слишком уж тут было похоже на монастырский лазарет. Такие же люди лежали здесь, заросшие щетиной, в беспамятстве или бредящие в жару; тот же запах пота, сохнущей крови, мочи, фекалий и паленой плоти. Памятка о прижигании ран.

Лекарь стоял к нему спиной, Тейр зажал пергаментный дик в кулаке и пошарил взглядом, где бы его спрятать. В углу за столом был свален всякий хлам – промятый панцирь, пустая заплечная сумка, пика, пара шестов для носилок. Тейр хотел было нагнуться, но резкая боль в животе остановила его. Он охнул, прошептал будящие слова, которым его научил аббат Монреале, и уронил диск на кучу. А потом осторожно распрямился.

Лекарь убрал иглу в кожаный футлярчик к другим, еще более устрашающим орудиям пытки такого же рода и запихнул окровавленное тряпье в мешок для стирки. Тейр, завязывая шнурок туники, спросил небрежно:

– Сколько тут солдат сеньора Ферранте и сколько пленных?

– Пленных? Здесь? – Лекарь ошалело посмотрел на него. – Еще чего!

Опасно ли назвать имя Ури?

– А раненых в плен вы много взяли?

– Да нет. Почти все убежали с этим воинствующим аббатом, а тех, кто был совсем плох, мы обменяли: пусть подъедают запасы врага, а против нас им уже не выступить. Оно и к лучшему. Мне со своими хлопот хватает.

– А… они где теперь? Ну те, которых вы взяли.

– В темнице, где же еще?

– И офицеры? Даже капитан герцога и его придворные?

– Они все едино враги. – Лекарь пожал плечами.

– А сеньора Ферранте за такую суровость не осудят?

Лекарь испустил хриплый невеселый смешок.

– Только не его солдаты! Послушай, ты что, читать умеешь?

– Да, господин хороший. Немножко.

– То-то и оно! А то не повторял бы поповской и бабской чепухи. Я начал лечить в войске одного венецианского кондотьера – не загрязню губ, произнося его имя. Мы гнались за болонцами. Несколько дней. Догнали их у болота, и наш милейший начальник остановился и дал им приготовиться к нашей атаке! Заслужил тем рыцарскую славу и удалился от дел богатеем. А у меня в палатке было полно умирающих, которым жить бы да гнить. Фа! Дайте мне начальника, который в первую голову о своих людях думает. А те крохи забот, какие останутся, пусть получает враг.

– Так, значит, вас восхищает сеньор Ферранте?

– Он настоящий солдат. Чем старше я становлюсь, тем больше мне это нравится. – Лекарь покачал головой.

Тейр обдумал эти слова.

– Но теперь сеньор Ферранте уже не просто солдат. Он правитель.

– А в чем разница? – Лекарь пожал плечами.

– Ну-у… не знаю. Вроде бы какая-то должна быть.

– Власть – это власть, мой юный философ, а люди – люди. – Лекарь улыбнулся кисловатой улыбкой.

– Я литейщик.

– Оно и видно. – Лекарь хлопнул его по плечу. (Жест этот он, Тейр готов был поклясться, перенял у сеньора Ферранте.) – Сделай нам парочку пушек, а наводить их предоставь тем, кто получше тебя.

Тейр криво улыбнулся в ответ и, схватив сумку, сбежал из залы с расписными стенами.

Он шел через нескончаемые комнаты, светлые со стенами, обшитыми панелями или расписанными фресками, и сумрачные, ничем не украшенные. В небольшой передней двое лозимонских солдат спали на одеялах, сморенные жарой, а еще двое, позевывая, играли в кости. Они даже не посмотрели на Тейра. «Вниз! Мне надо найти вход вниз!» Оттуда Тейр попал в очень большую комнату с мраморным полом. Створки высокой двери были распахнуты навстречу недвижному воздуху и рассеянному солнечному блеску. За ними Тейр увидел сад, огороженный напротив толстой стеной. В светлом мареве сада сонно жужжали насекомые. В башенках на стене томились арбалетчики. Тейр взглянул, куда падают тени, и решил, что садовая стена тянется по краю обрыва, отвесно уходящего к озеру. Опасаться штурма с этой стороны не приходилось. Да и не только это, угрюмо подумал Тейр. Но может, сеньор Ферранте этого не знает.