Во второй раз Молодая пома стукнула легче и повнимательнее, и твердая скорлупка только треснула. Она отложила камень, разломила скорлупу, осторожно достала ядро и съела его. Безволосый почмокал-почмокал от жадности, но, так как Молодая пома не дала ему ничего, он оттолкнул ее и сам начал разбивать орехи.

Наевшись досыта, Молодая пома наполнила орехами костяную скорлупу, а Безволосый взял в руки столько, сколько мог набрать, и они двинулись по лесу. Но, едва отойдя от дупла, они услышали отрывистое, утомленное дыхание. И не успели они сообразить, в чем дело, как на них наскочил в вихревом беге теп-теп с огромными ветвистыми рогами. Был ли он испуган чем-то пострашнее чунгов, или же в своем отчаянном беге не мог отклониться, но, пробив кусты своей широкой грудью, закинув рога за спину, он, как слепой, налетел на Молодую пому, свалил ее с ног и перескочил через нее. Это произошло так неожиданно, что Молодая пома не успела отскочить, упала навзничь и распорола себе ляжку о большой сук.

Тотчас после ее падения и после исчезновения теп-тепа на Безволосого стремглав налетел серый гри. В погоне за теп-тепом свирепый хищник тоже налетел на чунгов неожиданно. А так как Безволосый, мимо которого теп-теп проскочил на расстоянии ладони, стоял теперь прямо на пути хищника, тот кинулся на него.

В смертельной схватке сцепились хищник и чунг. У Безволосого не было даже времени позвать ревом на помощь: нужно было убить гри немедленно, иначе в следующий миг тот перегрызет ему горло. В крови у него вскипел инстинкт самосохранения, вскипели все первобытные силы. И, когда гри, высоко подскочив, впился ему когтями в грудь, а страшно раскрытая пасть с изогнутыми зубами дохнула ему в лицо, Безволосый молниеносно замахнулся острым камнем и вбил его хищнику в череп, прямо между горящими жадной свирепостью желтыми глазами.

Удар был смертельным, — Безволосый сразу ощутил это. Ощутил потому, что гри вдруг обмяк, вытянулся и упал наземь. На его кривых когтях остались клочья мяса Безволосого. И Безволосый, поняв, что гри мертв и больше не может загрызть его, ощутил вдруг звериную ярость. Весь окровавленный, совсем позабыв о Молодой поме, он накинулся на гри и начал наносить ему камнем удар за ударом. Он ударял, не глядя куда, — по голове, по бокам, по лапам зверя, — и ревел во все горло:

— А-ха-кха-а! А-ха-кха-а!

Услышав издали этот рев, сбежались и Смелый, и Бурая, и Одноглазый, и еще много чунгов из других групп, находившихся поблизости, и увидели рассеченного на куски гри. Одни из них набросились на убитого хищника, другие окружили Молодую пому. Она жалобно скулила и ползла по земле, а одна нога у нее была вся в крови. Безволосый подошел к ней и начал вертеться вокруг, восклицая:

— Хак?.. Хак?..

Молодая пома попробовала подняться, но сразу же упала и завизжала от боли. Окружившие раненую чунги сочувственно урчали, но не знали, чем ей помочь. Еще никто из чунгов не переносил раненого чунга с места на место, так что никто и не мог подумать ни о чем подобном. Если Молодая пома не может подняться или хотя бы доползти до пещеры, она должна укрыться в ближайшем дупле, а Безволосый должен остаться при ней, чтобы охранять. Это было естественным законом для чунгов, и они следовали ему, не раздумывая, с незапамятных времен.

Между тем день кончался, и Смелый первым выпрямился и крикнул:

— У-о-кха-кха!

Чунги уже отвыкли ночевать под открытым небом, отвыкли дрожать ночью от холода. Притом группа их была небольшая, а в пасмурную ночь в лесу станет совсем темно, и мо-ка и грау могут напасть на них со всех сторон. Нет, они не могут остаться на ночь в лесу! Так приказывал им не только инстинкт сохранения всей группы, но и пробудившийся разум.

Заговорил пробудившийся разум и у Безволосого. И в то время как унаследованный навык и инстинкт приказывали ему остаться с Молодой помой независимо от того, что может случиться ночью, разум открыл ему, что может случиться. Нет, чунги не должны оставлять их одних! Быть может, поблизости не окажется удобного дупла… Ночь будет темная и холодная, он и сам замерзнет, если залезет на дерево, а Молодую пому разорвут хищники… Нет, нельзя, чтобы чунги оставили их одних, нельзя, чтобы Молодая пома оставалась тут одна…

И Безволосый вскочил и остановился перед готовой уйти группой. Он открыл рот, издал какие-то непонятные звуки. Потом затопал ногами, затряс руками, лицо у него исказилось от мучительных усилий: каким это образом передать свою мысль?

— Ук-ба-ба-бу-кху-у!.. — повторял он то яростно, то умоляюще, указывал на лежащую пому, вращал глазами, закрывал их. О, какие муки испытывал Безволосый оттого, что другие чунги не могли понять его!..

И действительно, другие чунги его не понимали. Они стояли, напряженно глядя на него, морщили низкие лбы, вытягивали губы, сами бормотали что-то и испытывали тяжкие мучения оттого, что не могли понять, чего он добивается. Они могли только сочувствовать ему, но не помогать… И Смелый снова произнес:

— У-о-кха!..

Тогда Безволосый, услышав этот призыв уходить, забормотал еще отчаяннее, кинулся к Молодой поме, схватил ее под мышки и попытался приподнять. Молодая пома и сама понимала, чего хочет от нее Безволосый, и потому, несмотря на испытываемую ею сильную боль, приподнялась и встала на одно колено. Но другую ногу она не могла даже согнуть и только скулила от боли. Безволосый зачмокал, заходил вокруг нее, снова попытался приподнять, но Молодая пома была не в состоянии двигаться.

Но сознание Смелого озарилось новой удивительной догадкой. При виде того, как Безволосый пытается приподнять Молодую пому, он вспомнил, как когда-то сам пытался приподнять большое дерево. Вспомнил, как созвал к себе других чунгов и как общими дружными усилиями они подняли дерево, понесли и положили на костер. Вспомнил, как буря откатила сухой ствол от расселины в скале, и как он снова созвал чунгов из других пещер, и как они вместе снова перенесли огромный ствол к расселине… Вот и сейчас они могли бы поднять Молодую пому и отнести ее в пещеру!..

Весь охваченный новой счастливой догадкой, он замахал руками и тоже кинулся к Молодой поме. Тоже схватил ее под мышки и крикнул остальным:

— У-о-кха! У-о-кха!

Его усилие поднять вместе с Безволосым Молодую пому было так явно, что остальные сразу поняли его и отозвались на его крик. Подхватили ее со всех сторон и подняли, и она стала легкой, легче порхающего кри-ри…

— У-о-кха! У-о-кха! — покрикивал Смелый, подталкивая всю группу в сторону пещеры. И странное, удивительное шествие двинулось через кустарник и поваленные стволы. Молодая пома, несмотря на сильную боль, перестала стонать. Она поняла, что группа делает это для ее спасения, и молча предоставила всем нести ее. Только глаза у нее блуждали почти испуганно: все это было так странно…

Странным и невероятным казалось это и Безволосому, и прочим чунгам. И оттого они испытывали такие особенные чувства — и радость, и жалость, и удивление, — что в горле у всех теснились, не в силах вырваться на свободу, самые различные звуки. Ибо если до сих пор они помогали друг другу по инстинкту, то сейчас подсказанная Смелым совместная помощь Молодой поме была не только сознательной, но и разумно обоснованной. Да, это была уже сознательная взаимопомощь, и сознание этого делало чунгов счастливыми, делало их как-то добрее…