Позднее, вечером, забравшись на вершины деревьев, чунги увидели, что горизонт, за которым скрылось белое светило, засиял отдаленным красноватым отблеском. Это не было светом ни белого светила, ни огненных глаз, мигающих с неба, так как они были скрыты густой пеленой светло-серой пыли. Далекое зарево не погасло ночью ни на миг. Только с рассветом оно начало слабеть, и, когда дневной свет прогнал густую ночную темноту, зарево растаяло и исчезло.

Но на следующий вечер красноватое сияние усилилось, охватило лес с двух сторон, и его красные отблески заиграли по всему небу. С наступлением ночи дальний горизонт превратился в яркую огненную черту, словно само небо горело. Кровавое зарево бросило свои отсветы далеко на север: залило лес, залило встревоженных, испуганных чунгов, залило стволы огромных деревьев.

И вдруг лес загудел от топота тысяч больших и малых животных. Звери хлынули широким потоком: грау, хо-хо, ри-ми, ланч, мут, жиг, гру-гру, дже, гу, даже ползучий, извивающийся по земле тси-тси — все двинулись туда, куда дул ветер.

Чунги тоже спустились на землю и, увлекаемые сплошным потоком бегущих животных, побежали туда же. Маленькие чин-ги понеслись с ветки на ветку над головами беглецов, резко и дико визжа своими тонкими голосами. И вскоре голова этого потока исчезла вдали, а сам он все продолжал изливаться из озаренного кровавыми отсветами леса…

Кри-ри вылетали из листвы, зловеще крича, собирались в воздухе огромными стаями и по целым часам вились над лесом, потом улетали в направлении ветра, а их зловещие крики медленно замирали вдали. Низко летя они отбрасывали свою тень на спины бегущих, и их крики смешивались с шумом живого потока.

Все спешили обогнать огненную стихию, чьи отблески уже дрожали на бегущих толпах. Свирепый гри и кроткий дже бежали вперегонки, даже не глядя друг на друга. Робкий гу силой прокладывал себе путь сквозь стаю трупоедов ри-ми, а кучка хе-ни пробегала мимо грузно двигающихся гру-гру, даже не огрызаясь на них. Вонючий жиг перепрыгивал через ползущего тси-тси, фыркая и настораживаясь; мут топтал ногами ланча, пробираясь сквозь них, как сквозь густой кустарник. Все топтали друг друга, обгоняя друг друга, но никто не нападал и не пожирал никого.

Чунг и пома следовали за общим потоком бегущих животных вместе с большой группой других чунгов. Так легче было защищаться от опасности быть растоптанными или растерзанными, грозившей им со стороны других крупных и сильных зверей. Они двигались на задних лапах, чтобы передние были свободны на случай обороны. Жестокий грау, добродушный хо-хо, грузный мут, острозубые хе-ни — в этом ускоренном движении вперед все они были одинаково опасными. Опасность быть растоптанными была не меньше опасности быть съеденными. И чунги, настигая одних животных и сами настигаемые другими, должны были совершать этот трудный, утомительный и непонятный путь только на задних лапах, не смея наклонить туловище к земле, не смея опереться на передние лапы.

Пома слегка прихрамывала, рана на бедре почти зажила, и, хотя пальцы на другой лапе сгибались с трудом, теперь она могла двигаться наравне с другими чунгами, не отставая от их тесно сбитой группы. А огромный пожар позади, раздуваемый сильным ветром, все разрастался и разрастался. Ветер нес вслед бегущим клубы дыма, словно предвестие общей гибели. Ночью огромные языки пламени лизали небо, сильный ветер поднимал тучи искр и буйно швырял их кверху, а потом разгонял во все стороны, и они гасли одна за другой во вьющихся клубах густого черного дыма. Острый запах гари душил беглецов.

Дни и ночи превратились в неделимое целое, в котором животным приходилось бежать вперегонки с настигающей их огненной стихией.

Есть приходилось на ходу, не прерывая безостановочного бегства. Кроткий дже и быстроногий гу наклонялись на бегу, срывая зубами тут пучок травы, там густую ветку или молодой побег. Жестокий грау и свирепый гри вмиг наскакивая на какое-нибудь животное, впивались ему в горло острыми зубами и когтями, а потом наскоро припадали к трупу, откусывали клок теплого мяса и убегали дальше. Следующие позади хищники, тоже припадали к еще трепещущему животному, отрывали от него по куску мяса, и устремлялись вперед, чтобы дать место тем, кто бежал за ними.

Никого не поражал вид загрызенного животного, никто не обращал внимания на обглоданные кости, словно сами жертвы сознавали, что должны своею жизнью поддержать жизнь других беглецов.

Чунги утоляли голод опавшими и нерастоптанными плодами, находимыми в пути, или общипывали молодые побеги с кустов по дороге. С веток у них над головами свисали крупные сочные плоды, но им было некогда карабкаться за ними. Они не могли бегать по ветвям также быстро и легко, как маленькие хвостатые чин-ги. Они были крупны и тяжелы, и ветки сгибались и ломались под их тяжестью.

Но вот путь сплошному потоку убегающих животных преградила широкая река. Они столпились на ее берегу, сбившись и топча друг друга. И под напором задних, которые все подходили и подходили, передние кинулись в реку и, слегка относимые медленным течением, наискось поплыли на другой берег. Река от берега до берега усеялась головами мелких и крупных животных.

Чунги дошли до самого края воды и отступили: непреодолимый врожденный страх перед водой заставил их отпрянуть назад. Потеряв голову от страха и беспомощности, они сменили свой рев на дикие крики, которые смешались с криками чин-ги, бешено скакавших у них над головами.

А животных толпилось все больше и больше. Чтобы не быть растоптанными, чунги вскарабкались на деревья и повисли на ветвях, как гигантские плоды. Это произошло в момент общего смятения. Один мут, неизвестно чем взбешенный, направил свой страшный рог в брюхо одному хо-хо и со страшной силой вонзил его. Хо-хо обвил ему толстую шею хоботом, приподнял, подхватил поудобнее и нанизал на свои длинные зубы.

Несколько других хо-хо окружали грау: он проворно влез одному из них на спину и впился зубами и когтями ему в толстую шкуру; но хоботы других быстро сбросили его оттуда, а толстые ноги растоптали по земле. Точно так же во все увеличивающейся толкотне было растоптано много дже, много гру-су, много ри-ми и еще много других животных.

Вдруг чунги увидели странную картину: маленькие хвостатые чин-ги быстро спустились на нижние ветки и на глазах у чунгов, сразу замолчав, стали прыгать на широкие спины мутов, хо-хо, би-гу. Эти животные, теснимые задними и не замечая своей странной поклажи, сошли в воду и понесли чин-ги на противоположный берег.

Для чунгов это было сколь необычайным, столь же и своевременным открытием. Следуя примеру чин-ги, пома первой подпрыгнула и очутилась на спине у хо-хо, а за ней на спины подходивших хо-хо стали прыгать и другие чунги. Некоторые просто поджидали хо-хо, повиснув на ветках дерева, а когда те оказывались прямо под ними, они отпускали ветки и садились им на спину.

Переплыв реку и вновь вступив на сушу, животные стряхивали воду со шкуры и продолжали бежать. А позади них огненная стихия превращала тысячелетний лес в уголья, дым и пепел. Раздуваемый сильным ветром, пожар залил один берег реки, потом перекинулся на другой. Пылающие берега осыпали зеленоватую воду искрами, окутывали дымом. Река отразила горящие деревья, и в глубине ее заиграли огненные языки, словно сама вода загорелась. Никогда никем не пройденный лес быстро таял в пламени огромного пожара, а поток бегущих животных непрестанно возрастал.

Но настало время, когда путь бегущих вдруг повернул кверху и, казалось, направился прямо к небесам. В небо врезались островерхие скалы, в крутых склонах открылись бездонные пропасти, глубокие лощины наполнились рокотом буйных потоков.

Крупные, грузные животные остановились, начали кружить. Сплошной топот их беспорядочных шагов и дикие крики заглушили шум бурлящей воды. Потом животные разошлись в стороны — кто направо, кто налево, и тяжелый топот их ног постепенно затих. По крутым склонам стали подниматься только легко подвижные, гибкие животные.