— Ха-кха-кха-а! Ха-кха-кха-а!

Безволосый ревел в победной радости и безостановочно стучал, а искры вылетали, сверкали у него перед глазами, разлетались и исчезали… Он ловил глазами эти мгновенные, трепетные отблески огня, эту красивую игру искр, дивился чуду, впервые случившемуся с чунгом, и не мог нарадоваться.

Услышав его торжествующий рев, к нему сбежались и Смелый, и Бурая, и Молодая, и все остальные чунги из группы. Увидя, что он делает и как прямо из земли рождаются искры, они заревели — не только от изумления, но и от ужаса. Новое явление, необычайное и необъяснимое, совершенно ошеломило и поразило их: из-под пальцев у Безволосого вылетали искры, а он, вместо того чтобы убегать от них, вопил от радости и, словно похваляясь, что умеет делать огонь из ничего, все быстрее стучал камнем о камень. И в медленно опускающихся с неба звездных сумерках рожденные из камня искры вспыхивали, слетались, разлетались, исчезали… На их место вылетали другие, и каждая оставляла в сухой траве мгновенно гаснущую точку. Некоторые искры попадали даже Безволосому на пальцы и ладони, но ожог от них был такой слабый, что он даже не чувствовал их.

Вдруг из сухой травы перед ним показалась тонкая струйка синеватого дыма, затрепетали огненные язычки, послышался слабый треск и щелканье. Потом вся трава около куста сразу вспыхнула, огонь добежал до куста, поджег и его. Ошеломленные чунги отпрянули.

— У-у-у-у!.. — вскричали они в один голос, вытаращив глаза, не в силах опомниться от изумления. В сознании у них мелькнуло воспоминание о последнем пожаре в лесу, о найденных в пожарище печеных плодах и животных, о том, как они сами поддерживали огонь. Но в том пожаре не было ничего странного и неясного: многие из них видели, как небо тогда бросило огонь на дерево, сначала сломало его, а потом подожгло. А сейчас куст был подожжен не небом, а искрами, вылетавшими из двух камней. Изумление перед этим необъяснимым явлением сковало их настолько, что никто не догадался поддержать вспыхнувший огонь. Но так как вокруг загоревшегося куста других деревьев не было, да и сухая трава была только около него, то огонь быстро погас и умер.

Долго после этого Безволосый носил с собой этот тяжелый блестящий огненный камень и не однажды пробовал снова получить огонь. Но это ему больше не удавалось. Многие обыкновенные камни под ударами не рождали искр, а просто крошились. Искры вылетали всегда только из очень твердых камней, имевших красновато-желтый или красновато-бурый цвет и более острые, чем у других камней, ребра. Безволосый целыми днями забавлялся вылетающими искрами, жадно ожидая, что увидит в траве или опавших листьях струйку дыма или огненные язычки. Наконец все это ему надоело, надоело и другим чунгам, и он сердито зашвырнул тяжелый блестящий камень, который не только не мог больше сделать огонь, но и был неудобен для того, чтобы хватать и держать его.

Но в своих попытках снова получить огонь чунги открыли, что одними камнями можно оббивать другие. Так они открыли кремень и начали употреблять для выкапывания луковиц только его, так как обломками кремня, которые они распознавали по цвету и острым ребрам, копать землю было легче.

Листья с деревьев совсем осыпались, а ветки торчали теперь голые и унылые. В лесу больше не видно было никакой зелени. К тому же белое светило потеряло большую часть своего прежнего блеска, а ночи стали холоднее.

В пещере, где жила стая Смелого, было все же теплее, чем в других пещерах, так как трещина в скале была засыпана. Но однажды ночью налетела новая сильная буря, зашумела невидимыми крыльями, завыла и застонала у входа в пещеру и ворвалась внутрь с такой силой, что чунги невольно затрепетали от страха. Они еще не забыли ужаса, который испытывали, когда в расселине выл сильный ветер; и этот ужас снова охватил их. Особенно испугался старый чунг: ему трудно было следовать за остальными, он всегда отставал от них, а так как питался скудно и чем попало, то ослабел еще больше. Он заскулил и завыл совсем как ветер, а это еще больше испугало чунгов, и они сбились в кучу.

Страшная буря выла всю ночь, а на рассвете превратилась в настоящий ураган и вырвала старый ствол из расселины в скале. В пещеру ворвался резкий, пронизывающий ветер, послышались дикий вой и рев, словно там столпилась сотня грау.

«Фи-и-у-у!.. Фр-р-ра-а-ах!..» — шумел и выл ветер, подхватывая и целыми тучами кружа сухую листву в воздухе.

Чунги поняли, что кто-то отвалил толстый ствол от трещины и открыл ее. Они еще больше испугались — не столько налетевшего ветра, сколько того неизвестного страшного зверя, который смог отвалить дерево. К счастью, вскоре рассвело, да и буря утихла так же внезапно, как и налетела, и они стали успокаиваться. Они поглядели туда, где была трещина, и снова увидели в нее небо.

Смелый, а за ним и Безволосый вышли наружу, обошли пещеру и поднялись наверх. Оба увидели, что трещина в скале опять зияет. Старый ствол отбросило на расстояние прыжка от нее; и он запутался в густых жестких кустах и корневищах, переплетающихся вокруг трещины. И оба поняли, что впредь при всякой буре в пещере будет дуть, реветь и выть. Поняли, что если хотят, чтобы им не дуло, чтобы не было этого ужасного воя и визга, то трещину нужно закрыть.

Но ни тот, ни другой не могли догадаться, как это сделать. Отброшенное дерево было такое огромное, что, хотя оно и было внутри пустое, его не могли бы сдвинуть с места не только два чунга, но и вся стая, вместе взятая. Они попытались подтолкнуть его руками и грудью, но оно даже не пошевелилось. Оно не шевельнулось и тогда, когда его облепили и Бурая, и Молодая пома, и еще один чунг, и еще две помы, и старый чунг, и даже двое маленьких близнецов.

Увидя, как все чунги облепили дерево и стараются поднять его, Смелый вспомнил то, что успел уже забыть. Вспомнил, как небо зажгло лес и они вытаскивали из погашенного дождем пожарища печеные плоды и как созванные им чунги дружно подняли толстое дерево, понесли его и положили на огонь. Радостно всхлипнув от этой новой догадки, он вскочил на самое высокое место над пещерой и изо всех сил прокричал:

— У-о-кха-а! У-о-кха-а!

Голос его прокатился далеко-далеко. Вскоре, как многократное эхо, со всех сторон донеслось:

— У-о-кха-а! У-о-кха-а!

Это был отклик чунгов из ближайших пещер: они сообщали, что слышали его призыв и сейчас придут на помощь.

Вскоре они пришли, и их собралось столько, сколько есть пальцев у двоих и еще двоих чунгов. Смелый попытался дать им понять, что нужно делать: он начал мычать и издавать различные звуки. Мычал и показывал то на трещину, то на ствол и ощущал сильный гнев и досаду на то, что пришедшие чунги не могут понять его.

И действительно, чунги не могли понять, что нужно сделать, не могли понять, чего именно он хочет от них. Они догадывались, что Смелый хочет сделать что-то с трещиной и с деревом, но не могли догадаться, что именно. Они давно уже выражали различными звуками и способами их произношения радость и недовольство, испуг и гнев и боль. Могли сообщать об опасности со стороны грау или мо-ка, когда нужно бежать или собираться всем вместе. Прекрасно понимали, когда чунг попал в беду, и даже научились называть точно определенными звуками некоторые предметы. Так, всякая опасность была у них «у-а-кха», плавающие в воде маленькие безногие животные назывались «хи-ки», мо-ка назывался «а-па», грау обозначался гортанным «кхрха-у», огромные другие чунги — «ку-а-кхва».

Но у них не было определенных звуков ни для дерева, ни для камней, ни для плодов, ни для неба, ни для темноты. И сейчас Смелый мог только указывать на пустотелый ствол, не в силах назвать его каким-нибудь звукосочетанием, не в силах выразить звуками свою мысль и свои намерения. Не догадывался он и о том, как показать свое намерение собравшимся чунгам на примере, и от досады начал реветь и бить себя в грудь.

Но Безволосый, который начал уже превышать его по догадливости и сообразительности, вдруг кинулся к стволу и замахал руками.