— Не надо, — прохрипел Федор, обхватив голову руками. — Достаточно. Я хочу проснуться.

Федор помотал головой, застонал, пытаясь избавиться от щемящей тоски и отчаяния, охвативших его, и… проснулся. В дверь веранды заглянула смеющаяся Ольга:

— Небось, опять приснилось чего? Очень уж вы стонали во сне.

Федор сел и мрачно — сон все еще стоял перед глазами — сказал:

— Да, теперь я понимаю Хому Брута…

— Брута? — непонимающе подняла брови Ольга.

— Студиозус из гоголевского «Вия». Помните, кого он там увидел?

— Панночку?

— Вия. Я впервые понял, почему Хома Брут умер, когда Вий открыл глаза. Он увидел в них себя…

Похоже, Ольга не поняла его, но веселье сползло с ее лица. Она неловко помешкала в дверях и неуверенно сообщила:

— Ну, я пойду на стол накрывать.

А Федор посидел немного в мрачных размышлениях и пошел принимать душ. На улице который уже день стояло ведро. Все вокруг было наполнено светом, теплом и жизнью, и в абстрактное зло как-то не верилось. Спросить Ольгу, не случилось ли чего в поселке этой ночью, он не решился.

Завтракали в молчании. Аркадий поглядывал на Федора с несчастным видом — не хотел, чтобы тот уезжал. Договорились, что поедет он после обеда, и все почувствовали облегчение, словно удалось отложить принятие какого-то решения.

Минут сорок Федор провозился с машиной, что-то подтягивая и регулируя. Аркадий топтался рядом, подавая ключи и заглядывая под днище. Наконец, Ольга сжалилась и отправила Аркадия в магазин. Федор вымыл руки и сидел на скамеечке, покуривая и наблюдая, как хозяйский кот крадется к воробьям. Стиравшая в ванной Ольга вышла с бельем и принялась его развешивать. Потом подошла к Федору и уселась рядом, тыльной стороной руки отбрасывая волосы со лба.

— Что имелось в виду, когда сказали, что мне помогут? — спросил Федор, словно продолжая прерванный разговор. Ольга не удивилась:

— Сделают вас менее уязвимым для злых сил. Во-первых — здоровье…

— А во-вторых?

— Ну-у… Вы должны владеть обстоятельствами, а не они вами…

— То есть я стану одним из вас. Не человеком…

— Скажем, не совсем человеком. Но вот я, например, вам ведь не противна? — она кокетливо повела плечом. — Так что же во всем этом такого уж плохого?

Федор только поежился, представив себе монстра из сегодняшнего сна. Ольга легко коснулась его руки:

— Не берите в голову. Домовые, гоблины, гномы, нимфы, лешие, еще более странные и неприятные существа — к вам ведь все это отношения не имеет. Но зато выздоровеете и жить будете не каких-то восемьдесят лет…

Федор промолчал, да она и не ждала ответа.

Вернулся Аркадий. Тут же выяснилось, что он купил что-то не то. Он здорово из-за этого расстроился, засобирался было обратно в магазин, и Ольга его еле отговорила.

От обеда он, как в день приезда, отказался, ограничился чаем. Аркадий запричитал было по этому поводу, но выяснилось, что развешенная и уже подвялившаяся рыба так и не собрана, и он отправился собирать ее и складывать.

Уезжал Федор примерно в то же время, что и приехал. У машины остановились, говорить оказалось не о чем. Неловкость прощания затянулась, и Федор, пробормотав: "До свидания. И спасибо за гостеприимство…", — сел в машину и отъехал. В зеркальце заднего вида была видна дородная фигура Аркадия, стоявшего, опустив руки, затем повернувшего голову — видно, позвала Ольга, — и скрывшегося во дворе.

Машина поднимала облачко пыли, тут же сносимой ветром в сторону. На центральной площади поселка стояла кучка молодых женщин или девчонок, ожидавших местного, дважды в неделю, автобуса. Федор замедлил ход, намереваясь подвезти кого-нибудь. Но, непроизвольно, он разглядел отвислые, несмотря на молодость, зады и бесформенные фигуры — все то, чего не замечал раньше, — в его сознании прозвучала безмолвная музыка танца русалок, он вздохнул и прибавил скорость.