– Мы сейчас работаем в двух направлениях, – завершил рассказ Роман. – Мои сыщики ищут террориста, ибо иначе как компьютерный террор я этот случай квалифицировать не могу. А мои программисты пытаются наставить компьютер на путь истинный. И похоже, что им это не удастся без помощи историка. Это мне интуиция подсказывает, а ты, Павел, знаешь, что она никогда не ошибается.

– Безусловно, – поспешил согласиться я. – И если тебя устроит такой историк, как я…

– Меня устроит, – протянул Бутлер. – Если ты не будешь вмешиваться. Нужно только разобраться в ситуации и дать рекомендации.

– Хоть сейчас, – сказал я.

– Через десять минут, – возразил Роман. – Я допью кофе.

***

В виртуальную реальность со мной пошел Гиль Цейтлин, лучший программист Управления. По-моему, он получил четкие указания от Бутлера – в случае моего вмешательства в события применять любые приемы нейтрализации, как компьютерные, так и чисто физические.

В виртуальной реальности Центральная избирательная комиссия размещалась в женевском Дворце Наций. Странная фантазия – интерьер там, конечно, замечательный, но неужели в Израиле не нашлось лучше? Мы вошли с Цейтлиным в большой зал, где за круглым столом сидели двадцать мужчин и одна женщина. Женщину я узнал сразу – это была Офра Даян, правнучка известного генерала, лидер женской партии «Юность». Приглядевшись, узнал и мужчин – стереоизображения каждого из них я много раз видел либо в интернете, либо в телевизионных политических шоу.

– Рады приветствовать вас, Павел, – сказал Хаим Визель, показывая на пустое кресло рядом с собой.

– Вы меня знаете? – пробормотал я, смущенный столь высокой честью. Почувствовал толчок в бок и понял, что Цейтлин призывает меня не отвлекаться.

Кресло оказалось не очень мягким, а взгляды, устремленные на меня, – изучающими.

– Послушайте, Павел, – обратился ко мне Натан Бродецки, – что вы думаете о народе, который в своей предвыборной программе провозглашает передачу арабам всех территорий, которыми они владели до 1948 года? Вам не кажется, что это самоубийство? Я за такой народ голосовать не буду.

– Тебя и не заставляют, – буркнул Реувен Харази, сидевший между двумя господами в черных костюмах и шляпах – раввином Шаем из «Знамени Торы» и раввином Леви из «Братства Торы». – У нас демократия. Но выслушать предвыборную программу каждого народа ты все-таки обязан.

– Противно, видит Бог, – сказал Бродецки.

– Не упоминай Его имени всуе! – возмутился раввин Леви. – Павел, твое счастье, что ты не политик и тебе не нужно выбирать себе народ. Иначе ты оказался бы перед поистине неразрешимой проблемой, как все мы. Ни одной нормальной предвыборной программы! Это не евреи, а… – он махнул рукой и добавил что-то вроде «И Творец это терпит…»

– А я себе народ уже выбрал и знаю, за кого буду голосовать, – энергично заявил Зеев Кац, лидер небольшой правой партии, название которой я никогда не мог запомнить. – Могу назвать: Израиль-четыре.

После этих слов некая догадка мелькнула в моих мыслях и, чтобы не упустить возможное решение, я немедленно спросил:

– А сколько народов претендует на ваши голоса?

– Сто тринадцать! – сказал Бродецки. – Вот в чем проблема! Нас-то всего двадцать один.

– Двадцать, – с кислым видом поправил раввин Бухман из «Восхождения к Торе». – Женщина не считается, женщина не имеет права возглавлять нацию.

– Понятно… – протянул я, а Гиль Цейтлин, стоявший за моим креслом вне пределов видимости, гнусно хмыкнул.

– Не могли бы вы, господа, – сказал я, – дать и мне, историку, возможность ознакомиться с предвыборными программами? Права голоса у меня, естественно, нет, но я должен хотя бы определиться, к какому народу принадлежу.

– По-моему, тебе место в Израиле-пятьдесят семь, – сказал раввин Шай. – Это планета безбожников.

– Не надо на меня давить, – возмутился я. – Сам разберусь.

***

Похоже, исключительно психологическая инерция не позволила компьюторщикам сразу определить ситуацию. А может (судя по гнусному хихиканию Цейтлина), в ситуации они давно разобрались, но не имели представления, как с ней справиться?

В этом виртуальном мире не народ выбирал себе лидеров, а лидеры выбирали себе народ. Не лидеры выдвигали лозунги, чтобы повести людей, а народы предлагали свои программы и ждали, какую из них предпочтут лидеры. Перевернутый мир. По-моему, кто-то из программистов написал в какой-то программе плюс вместо минуса. Нет, я понимаю, что это чепуха. Но, черт возьми, я не мог упустить возможности изучить эту виртуальную реальность во всех ее проявлениях – подобного шанса для историка может не представиться никогда!

И прежде всего я должен был обезопасить себя от Цейтлина – мало ли что придет ему в голову!

– Этот господин, – сказал я, показывая рукой себе за спину, – программист, и он хочет лишить вас всех законного права выбора.

Разве я сказал неправду?

Когда вызванные из соседней комнаты телохранители скрутили Цейтлина и начали его допрашивать (надеюсь, в рамках дозволенных методов), я сказал:

– А теперь – о программах. Хотел бы начать с Израиля под номером один. Где это, кстати?

Мужчины переглянулись, а Офра Даян закатила глаза, и я понял, что сморозил глупость.

– Ну, где бы это ни было, – бодро заявил я, – мне бы хотелось, так сказать, влиться в народ и…

– Да пожалуйста, – сказал Бродецки, нажал на столе перед собой какую-то кнопку, и я влился.

***

Израиль-номер-один был на первый взгляд похож на марсианскую пустыню, какой ее изображают в компьютерных играх (мне пришло в голову, что пейзаж оттуда и был извлечен одной из многочисленных подпрограмм). Красные пески, красные камни, и дома в Иерусалиме тоже были красные. Слава Богу, евреи по улицам ходили не только не красные, но скорее зеленые – по-моему, от злости на самих себя. Я остановил одного (он тут же сделал движение, чтобы дать мне в ухо, я с трудом уклонился) и сказал:

– Радио «Свобода», Мюнхен. Хочу задать несколько вопросов по поводу предстоящих выборов. Рассчитывает ли ваш Израиль быть избранным, и какова предвыборная программа?

– Единственно верная, – отрубил прохожий. – Фабрики – евреям, земля – арабам, мир – народам. Мы, евреи, будем работать на арабской земле и жить в мире. Есть возражения?

– Никаких, – торопливо согласился я. – Только два вопроса. Первый: согласятся ли арабы? Второй и главный: согласятся ли… э-э… лидеры? Ну, я не знаю, как вы их тут называете… Те, кто будет выбирать – двадцать мужчин и одна женщина. Их голоса ведь могут…

– Мы твердо рассчитываем, что Визель и семь левых лидеров проголосуют за нас. Правые должны проиграть, и религиозные им помогут, потому что будут голосать за Израиль-третий, это очевидно.

– А это, – я обвел рукой окружающее нас красное пространство, – и есть та земля, которую вы хотите отдать арабам? По-моему, она не очень хороша, а?

– Эй, – сказал мой собеседник, – ты, видно, ничего не понимаешь в геологии. Это же золотоносная порода! Наша страна – сплошная золотая жила!

– А как насчет строительства и приема репатриантов? – спросил я после того, как отколупнул от камня кусочек и убедился, что мой собеседник прав.

– Каждому из двадцати избирателей мы построим персональный дворец, а госпоже Даян – даже два. И дадим льготные ипотечные ссуды. Репатриацию приветствуем. Сколько их сейчас, голосующих? Двадцать один? Ну, до тридцати наше хозяйство выдержит. Согласись, что больше тридцати начальников на одну страну – слишком много. Придется менять закон о возвращении.

– Ясно… – протянул я и увидел, обернувшись, хмурую физиономию Цейтлина. Значит, ему удалось обмануть бдительность охранников? Как, черт возьми, в виртуальной реальности перемещаются из одного мира в другой? Нужно сказать слово? Или нажать на кнопку? А может, написать программу?

Я захотел оказаться в Израиле-третьем – и стало так.