Что-то мне, брат, не по себе! Все плывет, до глаз не дотронешься такая боль, дыхание хриплое... Если это воспаление легких, то, можно сказать, завершилась моя одиссея. Я уже стар, организм, как прежде, не придет на помощь лекарству... Ладно, не прибедняйся, вспомни, как уходили из Майкудука... Да, пожалуй, ты прав, там тоже пришлось несладко... Бежали по железнодорожному полотну... Ха-ха-а! Каково?! За спиной лают собаки, мешок килограммов на двадцать за плечами болтается, в глазах темень, сильный жар, по следу лагерный конвой, который сначала забьет тебя прикладами, потом расшлепает автоматом у лагерных ворот... Точнее, изрешетит. Сойдемся на этом, согласен? Пусть так. Словом, я знал, что падать нельзя. Тогда я присел на корточки, прижал кулаки к глазам и трижды, в голос повторил: "Нельзя болеть! Нельзя болеть!" Свершилось чудо: когда я поднялся, то хвори как не бывало! Дальше пришлось идти прямо по воде, речушка была мелкая, берега льдом покрыты... Полно, уж как есть! Давай-ка повторим трюк... Тогда он удался, потому как смерть была неминуема, страх помог организму, умножил силы. Теперь никто не наступает тебе на пятки, не дышит в затылок... Хватит, Гора Мборгали!.."
Гора подтянул веревку, загнал Колу в палатку, сел, сняв рукавицы, прижал кулаки к глазам, под веками замелькали многоцветные точки. Затем мрак объял мир, прокатился гром, черный небосвод, пронзаемый молниями, раскололся, являя китайца, торговца жемчугом Чан Дзолина. Он выкрикнул какие-то слова и исчез...
"Что это, а?.. Что предвещает его появление?.. Я и слов толком не разобрал... По-моему, он выкрикнул китайскую пословицу: "Чтобы стоять прочно, нужно бежать вечно!" Насчет "бежать" - не скажу, а вот ходить мы еще можем, это точно... Хватит об этом. Подумаем о чем-нибудь другом... О чем? Переберем былое, давненько этим не занимались. На чем мы остановились?.. О праотцах сказали все, что помнилось. Займемся ближайшими предками. Дед мой со стороны матери, Михаил, помладше, оставим его на потом, начнем с приключений деда Горы... С какого именно? А хоть бы с непогребенных мертвецов. Такое не забывается... К слову, случилось это в русско-турецкую войну, в семидесятые годы прошлого столетия. В одной из армянских деревень, в скалистых окрестностях Карса, укрепились, отважно обороняясь, турки. Противнику никак не удавалось выбить их с занятых позиций. Противостояние длилось довольно долго, было много раненых и убитых с обеих сторон. Со временем тяжесть боев переместилась на другие участки фронта, живая сила была переброшена туда. В армянской деревне остался взвод аскеров. Русские, примерно той же численностью, под началом деда Горы заняли подступы к деревне. У турок была, что называется, крыша над головой и харч на столе. Русские не могли даже толком окопаться, кругом - сплошь скалы, да и жили они впроголодь. Стояла лютая зима, от мороза камни расседались. Противники располагались в двухстах метрах друг от друга и, по всему, приказа об активных действиях не получали.
Деревня, притулившаяся к горному склону, насчитывала дворов двадцать пять. Плоские кровли землянок уступами взбегали одна над другой. На одной из кровель некий старец возраста Мафусаила, уставив пень, восседал на нем в ненастье и в ветер. Устраиваясь на пне с рассветом, он не пил, не ел и сидел допоздна, как изваянный. Разве что голову поворачивал, да и то тогда, когда глаз не хватал окоем. Между позициями пролегал ручей по щиколотку, разумеется, покрытый льдом, с ним смежался единственный в окрестности низменный участок величиной в десять квадратных саженей, сплошь усеянный непогребенными трупами солдат, как русских, так и турецких, погибших в рукопашных схватках. Боевых действий не было, разве что изредка раздавались одиночные ружейные выстрелы, солдаты оставались не у дел.
Был среди них некий Ерофей Павлович. Нужно сказать, что Павлович была его фамилия, но никак не отчество, тем не менее солдаты по сходству с названием местечка на Дальнем Востоке звали его Ерофеем Павловичем, хотя для отчества он ни возрастом не вышел, ни положением. Дед Гора всегда упоминал его вместе с Цитлидзе, признавая за ним превосходство в стрельбе из винтовки, при этом он так напирал на слово "винтовка", что становилось ясным: в стрельбе из пистолета они ему не ровня. К чести, однако, своей, признавался: собралась как-то молодежь за столом на террасе дома Кипиани в Квишхетах. Поскольку о Иагоре Каргаретели шла молва как о превосходном стрелке, девушки стали неотступно просить его снять выстрелом ворону с башни. Дед, как бы предчувствуя неудачу, отнекивался, но девушки настаивали, и Иагор был вынужден уступить их просьбам. Башня отстояла от террасы не более чем на сотню метров. Дед Гора выстрелил три раза и все три раза промахнулся... Вернемся к прерванному рассказу. Как-то, глядя на трупы, вповалку устилавшие берег ручья, Ерофей Павлович заметил, что не годится оставлять христиан непогребенными. Солдаты согласились с ним. Порядок есть порядок, тогда нужно бы и турок предать земле, заметил дед Гора. Согласились и с этим. Нашлись добровольцы. Прихватив с собой заступы, кирки и белый флаг, солдаты спустились к ручью. Им предстояло выкопать две братские могилы - для христиан и для мусульман. Было тесно, сначала приходилось расчищать площадку от трупов, сносить их в сторону, а потом уж копать. От мороза трупы задеревенели, их укладывали штабелями, отдельно турок, отдельно русских - по вероисповеданию. Мафусаил, изогнутый временем, как серп, восседал на своем пне, наблюдая за происходящим.
Аскеры, всполошившись, забегали. Русские, воткнув в землю белый флаг, копали могилы. Турецкий офицер заспешил к наблюдательному пункту и, оглядев площадку, вдруг приказал открыть огонь. Троих солдат убило наповал. Четвертого тяжело ранило, он скончался день спустя!
Ерофей Павлович с Цитлидзе, удобно устроившись в засаде, за неделю отправили к праотцам одиннадцать аскеров. Мафусаил восседал на своем пне и, по всему, считал убитых.
Турки под прикрытием ночи замаскировали в одной из землянок пушку и, наведя ее прямехонько на полевую кухню русских, открыли огонь, едва солдаты собрались на обед. Пушечный огонь умножился винтовочной пальбой. Много было убитых, много было и раненых. Эта охота друг на друга длилась больше месяца. Мафусаил все сидел на кровле и только головой вертел из стороны в сторону. Дело дошло до того, что у противников солдаты почти перевелись: осталось по четыре-пять человек с каждый стороны. Иагор Каргаретели, что и говорить, не раз посылал нарочного в штаб с просьбой о подкреплении. Вероятно, и турок офицер не дремал, но ни одна из сторон пополнения не получила. Что до армянина Мафусаила, он спозаранку появлялся на кровле землянки и, засиживаясь допоздна, размышлял о неразумности рода человеческого. В конце концов под началом турецкого офицера осталось двое аскеров, у деда Горы - один, раненный в голень Ерофей Павлович, который томился в ожидании санитарной подводы. Не видя выхода, Каргаретели замыслил выследить турецкого офицера. Как-то раз, дав турку возможность войти в нужник, дед Гора, едва тот вышел, уложил его выстрелом на месте. Аскеры соорудили носилки и, поместив на них офицера, унесли.
Иагор Каргаретели вступил в село и, к великой радости армян, объявив, что отныне эта местность входит в состав Российской Империи, спросил кусок шелка и краски. Принесли. Отрезав материю по мерке, он велел обшить ее тесьмой. Обшили. Дед разложил материю прямо на столе под открытым небом и принялся рисовать императорский стяг. Вся деревня высыпала посмотреть, чем дед занимается. Покончив со знаменем, Иагор Каргаретели велел выточить древко и собственноручно водрузил знамя над землянкой Мафусаила. Жители деревни погребли мертвецов, дед под страхом смерти запретил им снимать флаг! Набрав отряд из десяти человек, он раздал добровольцам оружие, обучил стрельбе, привел к присяге, оставил распоряжения, велел запрячь арбу, уложил на нее Ерофея Павловича и двинулся к штабу.
Мафусаил восседал на крыше, переводя взгляд со знамени на арбу с раненым солдатом, и по-прежнему сокрушался о глупости рода человеческого.
