Из-за квартиры этой мне тоже пришлось пережить порядочно передряг. То дворничиха однажды вздумала не пускать меня туда и даже грозила донести в милицию, то понаехали какие-то знакомые и родственницы хозяев, которые подняли такой шум, что неоднократно приходили с претензиями и тоже грозили милицией соседи сверху и снизу. Одна из этих родственниц подцепила где-то молодого человека, который стал ломиться за ней в квартиру. «Ко мне нельзя, я уже раздета», — отвечала она из-за двери, но того это еще больше распаляло, так что я велел ей сказать, что, наоборот, она очень плотно одета, даже в пальто, после чего тот немного успокоился. Если добавить, что я жил в постоянной боязни задержания и на улице каждого милиционера обходил за версту, то можно понять, что нервы у меня были взвинчены до предела. Чтобы как-то ускорить дело, я решил, с согласия адвоката, попросить содействия у газеты «Известия». Там меня встретили очень дружелюбно и обещали помочь, но их помощь уже не потребовалась.
19 августа я позвонил адвокату, и тот сообщил мне, что вчера прокуратура приняла решение о прекращении дела. Дня через четыре, выждав срок, якобы нужный мне для приезда из Сибири, я смогу зайти в 5-е отделение милиции и получить у оперуполномоченного Горохова постановление, с которым могу начать хлопоты о возвращении комнаты. Теперь я мог чувствовать себя более уверенно. Адвокат сказал еще, что он слышал в милиции, что якобы мои пьесы были изданы в Дании и это послужило одной из причин судебного преследования. Я отнесся к этому милицейскому слуху с недоверием, во-первых, я даже не знал никого из датчан и никому из них не давал своих пьес, во-вторых, после истории со своей работой о норманнах я вообще не доверял всему, что исходило из Дании.
Старший лейтенант Горохов, щуплый и утомленный, встретил меня довольно любезно, сказал, что завтра уезжает отдыхать куда-то на Кавказ, и спросил, не знаю ли я, хорошие ли там места. Он дал мне постановление и спросил: «Ну как, работать теперь будете?» Я пожал плечами. Там же я встретил следователя Новикова и спросил, правда ли, что мои пьесы изданы в Дании. Оба только разводили руками, говоря: точно мы не знаем, но такой слушок был. Новиков вновь завел речь об украденных у меня иконах. Чтобы успокоить его, я сказал, что подозреваю в этом сотрудников КГБ, а не милиции, поскольку сотрудники милиции менее культурны и мало разбираются в иконах. Новиков страшно обиделся. «Напрасно ты так говоришь, — сказал он, — мы разбираемся в иконах ничуть не хуже КГБ, у нас на Петровке есть люди, окончившие исторический факультет».
Врученное мне постановление было столь любопытно, что я здесь его почти целиком приведу:
«УТВЕРЖДАЮ,
Начальник отдела милиции Исполкома Фрунзенского райсовета гор. Москвы, подполковник милиции РЫКАЛИН. 18 августа 1966 г.
Постановление о прекращении материалов.
Я, оперуполномоченный 5-го отделения милиции гор. Москвы, ст. лейтенант милиции Горохов, рассмотрев выделенные материалы из уголовного дела № 3381 в отношении Амальрика А. А., УСТАНОВИЛ:
Амальрик Андрей Алексеевич, 1938 года рождения, уроженец г. Москвы, русский, беспартийный, образование среднее, холост, без определенных занятий, не судим, проживал: г. Москва, Суворовский бульвар, д. 12, кв. 10.
Опросом Амальрика А. А. установлено, что свою трудовую деятельность он начал в 1957 году, работал на различных предприятиях и в учрежедниях, с работы, как правило, увольнялся по собственному желанию… [Тут идет долгий перечень, где и когда я работал].
Амальрик 5. 3. 65 года был вызван в 5-е отделение милиции г. Москвы, где от него было отобрано предупреждение о трудоустройстве на работу до 20. 3. 65 года, ему разъяснен Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 4. 5. 61 года „Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни“ и был предупрежден об ответственности в случае невыполнения этого указа. После отобранного предупреждения Амальрик на работу не устроился, за что был нарсудом Фрунзенского р-на г. Москвы выселен 28 мая 1965 года на 2 г. 6 мес. в установленные законом места поселения за тунеядство.
31 марта 1966 года заместитель прокурора РСФСР вынес протест в порядке надзора в Мосгорсуд с просьбой отмены постановления нарсуда Фрунзенского р-на г. Москвы от 28 мая 1965 г. в отношении Амальрика А. А., и от дальнейшего пребывания его в местах поселения освободить.
7 апреля 1966 года Президиум Московского городского суда рассмотрел протест зам. прокурора РСФСР и оставил его без удовлетворения.
8 июня 1966 года заместитель прокурора РСФСР внес вторично протест в порядке надзора в Судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда РСФСР. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР вынесла определение: Постановление Фрунзенского районного нарсуда г. Москвы от 28 мая 1965 г. и Постановление Московского горсуда от 7 апреля 1966 г. в отношении Амальрика Андрея Алексеевича отменить и дело направить прокурору Фрунзенского р-на г. Москвы для дополнительной проверки.
Произведенной дополнительной проверкой установлено, что к Амальрику, когда он проживал в г. Москве по адресу: Суворовский б., 12, 10, часто приходили молодые люди, в том числе и иностранцы, и уносили от него картины абстрактного содержания. Были опрошены все жильцы квартиры, которые сказали, что делали приходившие к Амальрику граждане в его комнате, не знают и их фамилий и имен также не знают.
Была произведена повторная трудовая экспертиза которая дала заключение, что Амальрик Андрей Алексеевич освидетельствован комиссией Бюро судебно-медицинской экспертизы 30 апреля 1965 г., которая в связи с наличием у обследуемого митрального комбинированного порока сердца, ревматической этиологии, признала его ограниченно трудоспособным, т. е. работу, связанную с поднятием тяжестей, Амальрик выполнять не может.
Материалы дополнительной проверки были доложены зам. прокурора Фрунзенского р-на г. Москвы т. Орлову, который дал указание дополнительное производство по делу прекратить, о чем вынести постановление.
На основании вышеизложенного
ПОСТАНОВИЛ:
Материалы на Амальрика А. А. дальнейшим производством прекратить.
О/Уполномоченный дознания 5-го о/м, ст. лейтенант милиции ГОРОХОВ.
„Согласен“, Начальник 5-го о/м подполковник милиции АКУЛОВ».
То есть, как ни странно это покажется, в качестве основания для прекращения дела против меня были выдвинуты те же самые обстоятельства, что и в приговоре суда о моей ссылке.
С этим постановлением я отправился в жилищный отдел Исполкома райсовета, откуда меня отправили к юристу Исполкома, пожилой и довольно приветливой женщине. Однако растолковать ей мое дело стоило больших усилий, ее удивляло также, что у меня нет справки об освобождении. Я объяснял, что так поспешно уехал, что не успел ее взять. Наконец она сказала, чтоб я написал заявление председателю Исполкома и приложил к нему заверенные копии Определения Верховного Суда и Постановления прокуратуры, выписку из домовой книги и копию лицевого счета, подтверждающих, что я имел раньше комнату в Москве.
В канцелярии Верховного Суда я получил копию Определения, а когда зашел в Жилищную контору за выпиской из домовой книги, паспортистка сказала, что меня разыскивает мой старый знакомый Киселев, чтоб передать мне какую-то важную бумагу. Через полчаса пришел сам Киселев, поинтересовался, «принесла ли мне пользу» ссылка, и торжественно вручил справку об освобождении. Оказывается, кривошеинская милиция выписала ее на третий день после моего отъезда и переслала в 5-е отделение в Москву. В справке, подписанной подполковником Коротких, было сказано, что я находился с 21 июня 1965 г. в ссылке в Кривошеинском районе Томской области, откуда 29 июля 1966 года был «освобожден на основании определения Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР от 20 июня 1966 г.».
Теперь я смог передать исполкомовскому юристу все документы, и в начале сентября Исполком принял решение предоставить мне комнату в Москве. Тут началась канитель в Жилищном отделе: каждый день меня просили позвонить завтра-послезавтра. Наконец начали предлагать комнаты, но маленькие и лишенные самых элементарных удобств, так что в одной квартире даже уборной не было. От всего этого я категорически отказывался, и жилищный инспектор сказала мне, что больше ничего она мне предлагать не будет и чтоб на лучшую комнату я не рассчитывал.
