Я успела привести себя в порядок и выпить пару литров воды, а Денис так и не появился. Пригвожденная к кровати капельницей, замурованная решетками на окнах, я впервые почувствовала себя бессильной. Как бы плохо не шли дела, мне всегда удавалось повернуть обстоятельства себе на пользу. Теперь оставалось только ждать.
Чтобы ускорить ход времени, я старалась заставить себя уснуть. Медленно закрывала глаза, наблюдая, как подергиваются опускающиеся веки. Глубоко дышала животом, представляя весенний парк, по которому гуляла в прошлом году с Лилькой. Когда мне, наконец, удалось задремать, лязгнула дверная ручка. Я вздрогнула и открыла глаза. На пороге стоял Денис. Обрадовавшись, чуть было не вскочила с кровати, но меня одернула трубка капельницы и выражение его лица: между бровей пролегли складки, уголки губ поджались, а глаза смотрели так пристально, как будто он знал обо мне больше, чем я сама.
– Зачем ты убила отца? – подтвердил с порога мои догадки Денис.
– Спасибо, я держусь. Желудок болит гораздо меньше, чем утром, – попыталась надавить на жалость я. – Как у тебя дела?
– Ничего, ты сильная, – он шагнул в палату и прикрыл дверь, – переживешь. Ответь на вопрос.
– Денис, я не убивала папу, только…
– Можешь не оправдываться. Все равно не поверю.
– Во что? – я села и облокотилась на подушку.
– Будто круглая отличница, будущая студентка МГУ, могла не знать, что яд убивает.
Несмотря на злость, которую Денис даже не пытался скрыть, в словах «отличница» и «студентка МГУ» прозвучали нотки уважения.
– В малых дозах яд – лекарство.
– Экспертиза показала лошадиные дозы!
– Экспертиза показала, кто их отмерял?
– Главное, кто подсыпал порошок в еду, а это сделала ты, – он шагнул ко мне, схватил за запястья и потряс. – Вот этими руками!
Денис замер, с удивлением глядя на мои руки.
– Я думала, что папа заболеет, только и всего!
На глаза навернулись слезы. Лицо Дениса сначала расплылось, а потом отдалилось. Он отпустил меня. На запястьях остались красные отметины. Я потерла их, в глубине души мечтая сохранить следы от его пальцев.
– Зачем тебе это понадобилось?
– Я рассчитывала, что он ляжет на пару недель в больницу. Тогда бы опеку передали маме, она подписала разрешение на поездку, а я смогла бы участвовать в очном туре олимпиады.
Денис задумался, глядя в окно.
– Кто отмерял дозу?
– Моя подруга, Лилька.
– С чего ты взяла, будто она сможет сделать это правильно?
– Она будущий ученый, заняла второе место в заочном туре олимпиады «Покори Воробьевы горы», а сейчас учится в МГУ.
– Разве ты не заняла первое место на той же олимпиаде?
– Но я сдавала литературу, а Лилька – химию!
– Понятно.
– Если ты все понял, помоги мне! Возьмись вести дело.
Денис повернул голову в мою сторону и проговорил через плечо.
– Я понял одно: ты отравила родного папу. Не важно, хотела ты его убить, или только покалечить.
– Я хотела поступить в МГУ! – ударила кулаками по одеялу я. – Это был единственный путь к цели.
– Убийство не может быть путем даже к самой благородной цели!
Денис развернулся и так крепко схватился за спинку кровати, что костяшки его пальцев побелели.
– В жизни есть много путей, а не только тот, который считаешь правильным ты.
Он опустил голову. Глядя, как Денис опирается о спинку кровати с поникшей головой, я поддалась отчаянию. Теперь я не только почувствовала себя беспомощной, но и усомнилась, существует ли вообще выход из сложившихся обстоятельств. Если этот умный, сильный, волевой мужчина опускает руки – я пропала. Как вышло, что моя жизнь зависит от другого человека? Неужели я привыкла полагаться на мужчин? Вряд ли, иначе я бы не продолжила работать на телеканале после увольнения Дронченко. Да и в университет я поступила без чьей-либо помощи. До этого дня к Денису я обратилась всего один раз, к тому же помочь он еще не успел. Дело обещает стать громким, а значит, найдется куча адвокатов, желающих меня защищать. Почему, в таком случае, я уверена, что без него пропаду? Может, я в него…
– Скажи мне одно, – Денис поднял голову и посмотрел мне в глаза, – ты знала, что есть риск для жизни отца?
– Конечно, нет! – изумление от пришедшей секунду назад мысли удачно замаскировало ложь.
– Если бы тогда ты догадалась, чем может закончиться авантюра, довела бы ее до конца?
– Ни за что!
Я не смогла бы поступить по-другому, продолжила про себя и закончила вслух:
– Поверь.
– Верю, – сказал он, не отводя взгляда. – Верю.
Денис резко сорвался с места и заходил по комнате, а когда остановился, сказал:
– Я тебя вытащу, доверься мне.
– Хорошо, – я наклонилась в его сторону. – Послушай, что нужно сделать в первую очередь.
– Доверилась… – он спрятал лицо в ладони и покачал головой. – Ладно, говори.
– Иди в дом, где живет Наталья, в квартиру этажом ниже. Дверь откроет Лилька, та самая подруга. Представься моим адвокатом, она тебя впустит.
– В квартиру я попаду без твоих подсказок, давай дальше.
– Зайди на кухню, сними с кофемашины насадку-капучинатор.
– Думаешь, она добавила трициклические антидепрессанты в молоко?
– Больше не во что, – пожала я плечами. – Кофемашина подключена напрямую к водопроводу, кофейные зерна молет сама…
– Понятно, что еще?
– Там же, на задней стороне вытяжки, приклеена СД-карта из Лилькиного фотоаппарата.
– Что на ней?
– Фотография пятнадцатилетней девочки и ее паспорта.
– Она жива?!
Наступила моя очередь закрывать лицо ладонями.
– Ну хорошо, зачем нам эта фотография?
– Чтобы найти девушку и вызвать в суд.
– Надеюсь, ты сфотографировала страницу с пропиской.
– Не я, это сделала Лилька. Когда она не пришла домой ночевать, я залезла в фотоаппарат и случайно увидела снимки. Кажется, на них только страница с фамилией. В любом случае, она не обязана жить по месту прописки.
– Ладно, найду я твою девушку. Скажи, лучше, зачем она нам нужна?
– Увидишь фотографии – поймешь.
– Так не пойдет, – он скрестил руки и присел на подоконник. – Я твой адвокат и ты обязана доложить мне обо всех обстоятельствах дела.
– Есть, мой генерал!
– Обвиняемая, – Шумятин упирается руками в бока, от чего пуговицы синего кителя трещат на животе, – вам уже исполнилось восемнадцать, когда вы решили убить отца?
– Мне было семнадцать…
Не успеваю договорить, как Денис срывается с места:
– Ваша честь!
Испарина, проступившая на его лбу, видна даже со скамьи подсудимых. Почему он так сильно волнуется? Пока все идет нормально, но, если Денис не возьмет себя в руки, обвинение обзаведется новыми несуществующими доказательствами.
– Поздно! – торжествует прокурор. – Она уже призналась.
– Защита, обвинение, – снимает очки и складывает дужки судья, – позвольте присяжным дослушать ответ.
Двенадцать голов поворачиваются в мою сторону. Пытаюсь сглотнуть, но в пересохшем горле начинает першить. Откашлявшись, проговариваю на одном дыхании, чтобы никто не успел перебить:
– Мне было семнадцать лет, когда папа умер.
– Чем вы занимались в это время? Учились? Работали?
Слушанье напоминает школьную постановку, во время которой ученики делают вид, будто играют, а родители и учителя – будто смотрят. Шумятину прекрасно известно, чем я занималась, когда умер папа, а мне – к чему он клонит.
– Заканчивала одиннадцатый класс, готовилась поступать в университет.
– В какой именно?
– Московский Государственный.
– МГУ, я правильно понял?
Я киваю.
– Обвиняемая, – поворачивается ко мне судья, снова надевая очки, – секретарь ведет протокол судебного заседания и не видит ваших кивков, поэтому потрудитесь отвечать на вопросы словами «да» или «нет». Вам понятно?
– Понятно, ваша честь. Да, я готовилась поступать в Московский Государственный Университет.