– Но ты не достигатор, – я покачала головой.

– Если у меня нет секретаря, это значит только то, что я так хочу. Не суди о моих достижениях по внешним атрибутам.

– У тебя шикарный офис в престижном районе Москвы. По-моему, внешних атрибутов здесь достаточно. Я говорю о том, что ты не эгоист, живущий только для себя. Иначе, сейчас я бы здесь не сидела, а у Натальи не появился бы шанс отвоевать квартиру.

– Может и так, – усмехнулся он. – Сначала я менялся как под копирку. Глядел на адвоката, потом на себя, – он поднес к лицу левую, а затем правую ладонь. – Находил отличия и исправлялся. Цель была трудная, но выполнимая. Когда приблизился вплотную к ее достижению, начал осознавать, что теряю себя. Пришлось остановиться и разобраться в собственных моральных устоях, расставить приоритеты.

– Например, бесплатно защищать кормящих матерей?

– Например, помогать таким же лопухам, каким я сам когда-то был.

– Выходит, ты хороший парень, который борется со злом?

– Я не хороший, – его взгляд стал жестким. – Жизнь показала мне, как плохо быть хорошим. От этого мало толку как для тебя, так и для окружающих. Хороший парень мало чего сможет добиться, а потому мало кому сможет помочь.

– То есть, ты защищаешь и виновных тоже.

– Раньше защищал, – покачал головой он. – Пока не увидел, к чему это приводит.

– И к чему тебя это привело?

– Не меня, а тринадцатилетнюю девочку, которую изнасиловал мой бывший клиент.

– Представляю, как тебя мучает совесть, – сказала я, вспоминая тусклые вечера и зудящие ночи, проведенные в мыслях о папиной смерти.

– Уже не мучает. Совесть – вещь бесполезная, от нее никому легче не становится. Искупление куда лучше.

– Как можно искупить вину перед… – я чуть не сказала «мертвым». – Перед изнасилованной девочкой?

– Никак, – покачав головой, он поглядел в окно. – Нужно помогать другим. Приносить в мир добро, чтобы компенсировать вред, который причинил людям. Смотрю, тебя расстроила моя история успеха.

Я постаралась собрать съехавшее лицо в подобие улыбки.

– Нет, просто мне тоже есть что компенсировать, вот только я не знаю как…

– Это нормально, нельзя развиваться не ошибаясь. Бессмысленно изводить себя чувством вины. Тем более, ты уже на правильном пути.

Денис кивнул на бланк искового заявления, а я подумала, что до этого момента относилась к истории соседки скорее как к теме для репортажа. Теперь же я увидела возможность помочь реальному человеку. Совершить хороший поступок не для того, чтобы расположить к себе зрителей, а ради самой Натальи, ради памяти о папе. Раньше я думала только о том, что обязана вывернуться на изнанку, лишь бы папина смерть не оказалась напрасной. Сейчас увидела путь, двигаясь по которому смогу каждый день искупать вину, оправдывая собственное существование.

– Ну и не повторяй своих ошибок, – оторвал меня от размышлений голос Дениса. – Вот почему я защищаю только тех, на чьей стороне справедливость.

Забавно… В тот вечер, когда папа умер, мне казалось, что справедливость как раз на моей стороне.

– По каким критериям ты это определяешь? Опираешься на общественное мнение, или у тебя свои понятия добра и зла?

– Терпеть не могу, когда общественность навязывает морали, – на его скулах заиграли желваки. – Что для одного общества аморально, для другого – норма. Вспомни, хотя бы, исламский джихад. У меня есть внутренние планки, которые я сам для себя выставил и решил ни при каких обстоятельствах не переступать. Например, никогда не связываться с убийцами и насильниками. Это мой хребет, внутренняя опора, понимаешь? – посмотрел на меня с надеждой Денис, и я закивала, стараясь глядеть ему прямо в глаза. – Мне импонирует то, с каким напором ты идешь к цели, но и тебе нужны собственные принципы. Без них я бы остался слепым подражателем, а с ними…

– Человек, который сделал себя сам, – закончила я за Дениса.

– Все верно, – сказал он то ли о моем замечании, то ли о бумагах, которые взял со стола. – Поехали дальше.

Убедившись, что я выполнила все поручения, Денис отпустил меня домой. Наконец-то выдался свободный вечер. По дороге я размышляла, на что его стоит потратить: на учебу, или на монтаж отснятого видео. В лифте хотела было нажать кнопку с номером этажа Натальи, но передумала. Бумаги готовы, дальнейшая судьба соседской квартиры полностью в руках Дениса. До суда записи вряд ли понадобятся. Пора уделить время образованию. Выходя из кабины, я уже окончательно решила дочитать за вечер учебник по истории иностранной журналистики и лечь пораньше спать. В поисках ключей от квартиры я не заметила человека, поджидавшего меня на лестнице. Выпрыгнув на площадку, он схватил меня за шею. Воздух застрял в хрипящем горле. На глаза навернулись слезы. Я попыталась сглотнуть, но добилась только рвотного позыва. В ушах зашумело. Перед глазами проступили синие звезды.

– Что, папарацца херова, – как будто издалека донесся мужской голос, – доигралась?!

Рука на секунду ослабила хватку, и я смогла вдохнуть. Передо мной стоял Евгений, муж Натальи. Брызжа слюной мне в лицо, он орал:

– Еще раз я тебя возле своей двери увижу – никакая камера не поможет! Встречу в темном повороте, – он приподнял меня за горло, вдавив пальцы так, что заболели гланды, – сожму в кулаке, пока не хрустнешь, и забуду как звали. Поняла?!

Я прикрыла глаза в знак согласия, чувствуя, что сосед плохо контролирует силу. Он убрал руку, но ощущение кома в горле осталось. Дожидаясь, пока он поднимется на свой этаж, я потерла шею. От прикосновения пальцев кожа засаднила. Значит, остались красные следы, которые скоро превратятся в кровоподтеки. Не медля ни секунды, я отправилась в ближайший травмпункт, чтобы засвидетельствовать побои. Там меня снова чуть не вырвало, на этот раз от запаха перегара и вида крови, проступающей сквозь повязку на руке сидящего рядом алкаша. Хотелось встать, но голова раскручивала комнату с такой скоростью, что ноги не поспевали за полом. Травматолог, худощавый мужчина лет сорока, с сильно выделяющимся кадыком на тонкой шее, вышел из кабинета. Увидев меня, он закатил глаза и вернулся.

– Проходите! – донесся голос из кабинета.

Я вошла, держась за стену, и попыталась присесть на кушетку.

– Куда?! – прикрикнул он. – Садитесь на стул. Полис, паспорт у вас с собой?

Я села напротив и протянула документы.

– На что жалуетесь?

– На меня напали. Нужно снять побои.

– Где? – поднял брови врач.

– На шее, посмотрите.

– Ничего не вижу, – сощурившись, покачал головой он.

Я достала из сумочки зеркало, чтобы убедиться, что красные пятна, которые отлично просматривались в коридоре, не исчезли. Наоборот, следы стали ярче, за время ожидания к ним добавился отек.

– Красные пятна и припухлость, видите? – потянулась шеей к врачу я.

– Ничего там нет, – отмахнулся он. – Медицинская помощь вам не нужна. Зачем вы вообще пришли?

– На меня напали, пытались задушить.

– Идите в полицию!

– Из полиции меня отправят к вам, чтобы засвидетельствовать побои.

– Вот тогда и приходите.

– Но я уже здесь!

– Послушайте, девушка. Вы у меня сегодня восьмая по счету, вот глядите, – он протянул мне стопку заполненных бланков. – У каждой одна и та же песня. Вы думаете, вашего мужа в тюрьму посадят? Или он вам отступные заплатит? Ничего подобного! Максимум, что ему грозит – это административный штраф, который он выплатит из вашего же семейного бюджета.

– Во-первых, я не замужем.

– Нашли чем удивить! Муж, сожитель – какая разница?

– Во-вторых, на меня напал совершенно посторонний человек, – я выставила вперед руку, чтобы избавить себя от очередного язвительного комментария. – А в-третьих, кроме него я напишу заявление и на вас, если отправлюсь в полицию без медицинского освидетельствования. Я вам не безответная овца, которая позволит себя избивать, а потом еще стерпит унижения. Как ваша фамилия?

На этот раз врач промолчал.