– Рад знакомству, сэр. Прежде мне не выпадала привилегия приветствовать представителя земельного дворянства Юга. Могу я предложить вам прохладительные напитки?

– У вас, у янки, делают «Серебряную», скажу я вам, «Серебряную подкову»? Если да, то несите, сынок. Несите, скажу я вам!

Несколько озадаченный Агассис попытался выиграть время.

– Минутку, мистер Когун, я справлюсь.

Вызвав Джейн и понадеявшись, что Когун не заметит ее кислой мины и покрасневших глаз, Агассис повторил просьбу.

Джейн шмыгнула носом.

– Это тот напиток, где три части виски, две части бурбона, одна часть вермута, чуточку горькой настойки, малость простой воды? И выдавить туда сок лайма?

– Блестяще! Он самый. Какая разумница, скажу я вам, какая разумница!

– Э… да, согласен.

Джейн вскоре принесла напитки. Шумно сделав огромный глоток и объявив напиток «крепко блестящим», Когун перешел к цели своего визита.

– Я выращиваю рис, сынок. Пятьдесят рабов и сотня акров под водой. Вы, может, и не знаете, но рис ума требует побольше, чем хлопок. Нельзя разбрасывать, скажу я вам, нельзя просто разбрасывать семена, каждое растеньице надо сажать отдельно. Нужно знать, когда заливать, когда спускать воду. И сбор урожая – всегда большой риск. К тому же надо еще содержать в порядке каналы, воротца и шлюзы. В общем и целом чертовски мудреное дело.

«Серебряная подкова» вознесла мышление Агассиса к новым высотам.

– Могу себе представить.

– Так вот закавыка у меня в том, что среднему черномазому не хватит ума даже самому завязать себе шнурки на ботинках, не то что освоить искусство выращивать рис. Мне или моим надсмотрщикам приходится каждую минуту за ними надзирать. Стоит повернуться к ним спиной, они тут же что-нибудь испортят! А у вас я надеялся узнать, скажу я вам, надеялся узнать, нельзя ли как-нибудь вывести умного негра. Может, составите мне какой-нибудь план, как бы так их скрестить, чтобы от поколения к поколению их интеллект увеличивался? Понимаю, прицел у меня дальний, но для Юга это стало бы великим благом. И если, скажу я вам, если бы удалось привнести заодно и еще парочку качеств? Например, можно им сделать руки подлиннее или сократить, скажу я вам, сократить объем пропитания, который им требуется? Их чертова овсянка обходится в целое состояние!

Агассис всерьез задумался над любопытной просьбой.

– Пожалуй, тут следует учитывать неизбежные ограничения, заложенные в клеточной плазме негров, мистер Когун. Даже у самого умного африканца способность к мышлению ограничена, и пытаться путем скрещивания добиться от чернокожих большего – все равно что стараться выжать воду из камня. Надеюсь, вы не думаете о том, чтобы добавить белую кровь низших рас…

Побагровев, Когун вскочил:

– На что вы намекаете, сэр? Уж не повторяете ли вы, скажу я вам, повторяете непристойные слухи о моей дорогой Лили-Бель? Если так, то к оружию! Дерринджеры под испанским мхом у реки на рассвете!

– Прошу вас, сэр, сядьте! Я не хотел вас оскорбить. Я говорил строго с теоретической точки зрения. Смешение рас мне так же отвратительно, как, по всей очевидности, и вам.

Смягчившись, Когун вернулся в кресло и снова сел. – Тогда ладно, скажу я вам, тогда ладно. Без обид. Мужская честь, сами понимаете…

Составив пальцы домиком, Агассис сказал:

– У вашей идеи далеко идущие последствия. Если бы мы действительно вывели новую породу негров, одновременно разумных и послушных, это имело бы огромное значение для страны в целом. Вы должны дать мне поразмыслить над этим проектом, после я напишу вам о результатах.

– Блеет… скажу я вам, блестяще! Выпьем за это!

Скрепив свое соглашение, Агассис и Когун провели еще несколько минут за приятной беседой.

– Мы с семьей едем на лето в Саратога-Спрингс. В Каролине становится так чертовски жарко, что просто кровь закипает. Погода – ни для человека, ни для зверя не подходящая. Я даже собак с собой увожу. Они сейчас в гостинице с Лили-Бель. Снял собакам собственный номер, честное слово. Но на плантации жизнь, разумеется, продолжается. Черномазые, скажу я вам, по пятнадцать часов в день на полях. Их, конечно, скажу я вам, конечно, солнце не беспокоит. Они все равно чернее не станут, га-га-га!

Агассис тоже рассмеялся. Налили еще.

– Наше с вами дельце напомнило мне об одном моем рабе. Был раньше известным свободным черным в Филадельфии, пока я не велел его выкрасть. Он-то, скажу я вам, корчил из себя адвоката или еще какую глупость. Бесило меня, скажу я вам, бесило меня это бесконечно. Ну а заковав его, я сказал, что он может купить себе свободу. Три года работал день и ночь, скажу я вам, три года! А едва он вернулся в город, я снова велел его перехватить. Еще три года, и я его отпустил – когда он отработал, конечно. Я уже уезжать собирался, как охотники за рабами приволокли мне его в третий раз. А в моем-то штате такое, разумеется, совершенно легально. Видели бы вы, как этот стервец плакал!

К тому времени, когда Агассис выпроводил словоохотливого плантатора, было уже за полдень, и голова у него шла кругом. Вспомнив, что сегодня еще не заглядывал к своим помощникам, он нетвердым шагом направился в мастерскую.

У двери сидел за небольшим столиком Мориц.

– Ваши бумаги в порядке?

У Агассиса начала болеть голова.

– Бумаги? Какие бумаги?

– Допуск к секретным материалам, разрешения и поручительства. В трех экземплярах.

– Разумеется, у меня таких глупостей нет. В чем дело? Что происходит?

– Мы ввели новую систему, новый механизм управления ресурсами пролетариата. Короче говоря, мастерская подверглась коллективизации. Мы модифицировали идею фаланстера [101]…

– К черту коллективизацию! Это моя мастерская! – Агассис ударил кулаком в дверь. – Эй вы, открывайте! Немедленно бросьте этот вздор!

– Без толку кричать. Они бастуют.

– Бастуют?

После этих слов дверь приоткрылась, и в щелку выглянул Дезор.

– А, это вы, Агасс. Прошу вас, погуляйте немного, мы заняты. На будущее я предложил бы вам тут больше не самоуправствовать. Учитывая ваше непристойное поведение на наших глазах, вы не в том положении, чтобы что-либо требовать.

Дверь закрылась перед носом у Агассиса прежде, чем он сумел подыскать ответ.

– Я же говорил вам, им не понравится, что им мешают…

Агассис схватился за голову. В ушах у него звенело, и совсем не было сил подавить этот мятеж. Воздух… ему нужен свежий воздух. Когда он придет в себя, то всех выпорет…

Выйдя через заднюю дверь, Агассис посмотрел на корабль Цезаря. На мгновение ему показалось, что в глазах у него двоится. Потом он сообразил, что рядом с «Зи-Коэ» снова пришвартована «Персик-Долли», отсутствовавшая с тех пор, как он оскорбил ее капитана.

Спотыкаясь, Агассис поднялся по сходням «Зи-Коэ» и зашел в каюту. Там, сдвинув головы, о чем-то серьезно совещались Цезарь, Стормфилд и готтентотка.

Увидев Агассиса, Стормфилд с вызовом поднялся.

– Я все еще жду уместно смиренного извинения, которое вы мне задолжали, перфессор!

– Я просто…

– Сойдет! – прервал его Стормфилд. – Пусть никто не говорит, что старый Дэн'л Стормфилд не знал, когда закопать томагавк. А теперь давайте сюда свою тушу. У нас тут военный совет. Слушайте, я теперь знаю, где этот ваш Источник Творения и когда ваш колдун планирует там быть!

Алкогольные пары в мозгу Агассиса мигом развеялись.

– Где он? Говорите же!

– Ба, где же еще, если не в Марблхеде, черт побери?!

– В вашем порту приписки?

– Именно! Но я-то знаю, без объяснений вы все равно не поверите, поэтому давайте усаживайтесь и слушайте. Прежде чем белый человек пришел в эти земли, на том месте, где сейчас стоит Марблхед, было поселение краснокожих. Их чурались все прочие индейцы, наррагансетты и пекоты, поскольку означенное племя – мискатоники – считалось дьявольским и нечистым. Не без причины: прибрежные воды у поселения кишмя кишели всякими странными тварями, если уж на то пошло, что ни день нарождались новые, и местные индейцы слишком уж близко якшались с этими подозрительными существами, вот и заразились.