Вздевши голову ввысь мальчик вуставилси у чёрну твердь, каковую закрывал своим охабнем евойный далёкий предок Бог Дый – Асур ночного неба, родившийся у начале времён от великой козы Седунь… Оный мог, своей могутной силой, в одночасье помочь ему, выхватив из у таковой приглубой пропасти меч Индры…

Мог али не мог?

Вжесь можеть окромя Борилки и его сродников никто и не мог вырвать у тот меч. А можеть Асур Дый и не жёлал пособлять отроку, ведая, шо шествует он не по Лунному оврингу, а по-иному пути.

Лёгкий ветерок коснулси светло-пошеничных волосьев мальца, и слегка встрепал их. И узрел Борила в витающей червлёности того света образ теплого Летнего ветерка Догоды, самого доброго из Асуров, похожего и обликом, и нравом на мать его Богиню Немизу. Догоду молодого, ражего и сильного Бога, с ковыльного цвета, волосьями, короткой, не густой брадой, редкими вусами, да устроившимся на главе плетённым из васильков веночком. Облачённый у голубо-прозрачну одёжу, почти незримо скользящую по воздуху, и широкими, перьливающимися жёлтым и зелёным светом крыльями, вон пролетев над мальчуганом и просиявши ему широкой вулыбкой, легохонько качнул головой, будто хотел тем колыханием поддержать Борюшу и придать уверенности.

Урвара вёл путников изрядно долзе по краю пропасти, отчавось Борилку стало наново клонить у сон и шоб не поддатьси ему, да не повалитьси от усталости на оземь, вон часточко встряхивал головой, отирал лицо правой дланью, стараясь расшевелить собе. Како-то время спустя, кады на небе, подпираемом дыбистыми горами, появилась тонюсенькая сера полоска, возвещающая приход нового дня, Кера унезапно остановилси, и, повертавшись лицом к беросам, указуя поднятым посохом на обрыв, молвил:

– Там внизу и находится меч великочтимого Бога Индры. Ты отрок, Борил, пришёл за ним… Но прежде чем ты попробуешь его достать я должен, по закону положенному самим Индрой, поведать тебе вот, что, – урвара смолк, и як показалось мальчику, пронзительно скрыпнул зубами, вон досадливо качнул головой и камни у ободе на его лбу вдругорядь взыграли лучистым светом. – Много веков назад, – продолжил гутарить Кера, – Асур Индра в поисках своего сына Велеба, того самого рождённого бероской девой Белуней, прибыл в Таранец. Он пришёл сюды, на край этой пропасти, и, взглянув на свой зачурованный меч, выкованный самим Сварогом, повелел полканам… Великий Бог повелел, – урвара сызнова прервалси, томительно вздохнул, и, сведя уместе свои тонки белы брови, добавил расстягиваючи слова, – и повелел Асур Индра полканам вступить в воинство того, кто, явившись сюды к граду Таранцу, сможет добыть его меч… Ибо никому, окромя потомка Индры, этот меч не подчиниться, ни для кого, окромя потомка, возвышение не отворитси. И запомни Борил… совсем, не важно, ведаешь ли ты имя меча… не важно, сможешь ли удержать… Ежели в тебе не течёт кровь благородного Асура Индры, меч твоим не станет.

– Добре, – откликнулси мальчик, тяжело задышав от вуслышанного, и стараясь сдержать волнение, смахнул с лица слетевши туды пряди волосьев. – Добре чё Индра повелел вам, полканам вступить у рать его потомка… Оно як я причёл сюды не токмо за мячом, но и за воинами.

Кера перьступил с ноги на ногу, судя по сему, будучи оченно раздосадованным, и коли бы не закон оставленный Индрой, верно, прямо чичас изгнал такового дерзкого мальчугана отседова. Вон даже приотворил свои уста, точно мечтая скузать чавой-то до зела неприятное Бориле, но усё ж сдержалси и лишь резко кивнув, у сторону пропасти, засим малешенько вздел голову и глянул у сереющую полоску на небе. А мальчонка вжесь повернувши налево, направил свову поступь к кромке обрыва. Отрок слышал, як негромко хмыкнув, словно не сомневаясь в его успехе, двинулись за ним следом беросы. И энто хмыканье… хмыканье братьев по крови, по единому оврингу, людей кые пришли с ним из далёких бероских земель, став за долго время торенки родными, придало ему уверенности, отчавось вон стал итить бойчее, а заходившее, на мгновение, ходором у груди сердце наполнилось смелостью.

С кажным шагом подходя усё ближе к провалу Борилка ощущал струящийся из евонтой глубины жар. Лучистый свет, выбиваясь из бездны, светозарно освещал землю вкруг собе. Кадыкась до краю пропасти осталось дошагать немного, камениста почва, превратилась в сплошной голыш, покрытый свёрху мельчайшими дырами, будто изжёванный аль поеденный червями. У та камениста оземь хрустела под подошвами сапог, вроде ломаемы ветви, а иноредь и вовсе трескалась, разламываясь на части, опосля превращаясь у крошево… песочек.

– Борюша, погодь, – окликнул мальчика, идущий позади него, Былята и наскоро догнав егось, придержал за плечо.

Отрок задрал голову, глянул во взволнованное и, одновременно, родное лицо воина, и вулыбнувшись, придержал свову поступь.

– Потопаем уместе, ну-тка дай мене руку, – молвил старшина беросов и расплылси у ответ.

Борила протянул навстречу Быляте праву руку и внегда тот крепко поял за пясть, пошёл осторонь соотчича, опасливо ставя ногу на землицу, и вроде як проверяючи ейну крепость. Сице медленно и неторопливо, они подошли к самому краюшку пропасти и востановившись у полшаге от кромки, легохонько выступающего уперёдь округлогу уступа, заглянули тудыличи удол… да обомлели.

На самом деле бездна была весьма махонистой и приглубой. И хотясь её супротивный край просматривалси оченно ладно, но тудыкась не то, шоб перьпрыгнуть… не по всякому срубленному стволу можно було перьйтить. Глубина ж пропасти пугала своей далёкостью, иде у тама… унизу, кудыкась могло войтить несколько высокорослых, аки дуб, деревов, кипяще бурлили смагло-червлёные реки, перькатывающие у разных направлениях полыхающими водами, поигрывающие рябью волн, выбрасывающие выспрь боляхные лопающиеся булдыри да мелко-струйчаты струи. Вударяясь о стены провала огненные потоки облизывали их лоскутами пламени, и, вскидывая небольши волны, всяк миг, накатывали на находящееся, посередь эвонтого огнища, возвышающегося серебристого бугра. До зела гладкого, точно залащенного, из макушки коего торчал мощный меч, в рукояти какового горел алый яхонт. Усяк раз кады накатывали волны на то возвышение, али лопались пузыри выпускающие из собе белый, густой пар, у тот подымаясь ввысь опаливал лико Борилки и Быляты сильным жаром.

– Боги мои, – тихо дохнул из собе воин.

Вон отступил назадь, и, потянув за собой мальчика, обеспокоенно перьглянулси с Сеславом, оный с другогу от него боку также обозревал бездну.

– Як же мы туды Борюшу пустим? – поспрашал Былята и лицо его враз зарделось толь от жару, толь от перьживаний.

– На уже спустите, – прокалякал Борилка, усё ищё ощущая пылкость огня на коже лица и дикий ужас у сердце громогласно стучащий в груди будто бубен. – Я сыму сапоги, вы укрепите на поясе ужу и будяте спущате мене. Озем гутарил надоть спуститьси як можно ниже, абы имя никто не вуслыхал.

– Тама… тама… таковой огонь… ты сгоришь, – дрогнувшим голосом произнёс Крас, также як и други беросы обозревающий пропасть. – Таковой жар, – вон отошёл от кромки обрыва, и, ступив близко к мальцу, добавил обращаясь к Быляте, – отец… Борюша сгорить, неможно тудыличи егось спущать… Нехай попробуеть отселе, сверху… Нешто можно… мальца… ребетёнка у огонь… вон угорить… вумрёть.

– Эвонто Крас прав. Потеряем Борюшу, – скузал Сом, соглашаясь с парнем и взволнованно утёр струящийся со лба пот. – Спущать нельзя, нехай отседа свёрху попробуеть.

– Сверху неможно… неможно, – отрицательно помотав головой забалякал мальчонка, и чуть повертавшись казал очами на стоящих недалече урвару и темника. – Озем бачил… имя никто не должён слыхать. Иначе вон тогды могёть меч Индры ураз отобрать у мене… А вони… вони, у те полканы, я уверен… захотять ни взираючи, ни на чё забрать егось. Неть… я должон спуститьси… должон… Я выдержу. И посим я у бани с малолетству парюсь дольче сех. Старши братцы не выдерживають того пару, а я ни чё… ни чё терплю… и туто-ва смогу. Имя… имя никто не можеть слыхать, неможно его гикать при эвонтих морщинистых и смурных полканов. Меч, покуда я егось не вручу Валу, должон слухатьси токмо мене.