Ему не пришлось повторять свою просьбу. Я пулей вылетела из аптеки, благодаря Шиа за то, что он не стал сейчас моим врагом: иметь его в качестве союзника было куда безопаснее.

Шиа вышел из аптеки, сияя улыбкой от уха до уха. От недавнего гнева не осталось и следа – или он сумел скрыть это чувство.

– Харви испытал внезапный приступ совестливости и просил меня передать извинения за его поведение. Еще он посоветовал нам встретиться со Свеном Лундгреном, он промышляет торговлей самогоном и всевозможными хитрыми настойками в Фордайских банях.

Меня не интересовало, к каким садистским приемам прибег Шиа, чтобы раздобыть подобную информацию – я думала лишь о том, как скорее заполучить порошок.

– Можем мы отправиться туда прямо сейчас?

– Я обещал доку заставить вас совершить хороший пеший моцион. Заведение Свена находится немного дальше по этой улице. Вы в состоянии идти пешком?

– Попробуйте только остановить меня. – Это, может быть, звучит не очень изысканно, но я, если нужно, поползла бы туда и на коленях. Очевидно, я не была одинокой в своем стремлении попасть в Фордайские бани. Чем ближе мы к ним подходили, тем многолюднеестановилось на улице. Пропорционально плотности толпы в душе росла и увядшая было надежда.

Толпа, окружавшая нас, была необычайно пестрой; здесь попадались люди всех возрастов; некоторые были одеты столь изящно и сверкали такими великолепными драгоценностями, что могли, не переодеваясь, ехать в самые шикарные ночные клубы, в то время как другие выглядели так, будто продали все приличное, что у них было, и приехали сюда в надежде избавиться от своих недугов.

Встречались дамы, одетые по последней моде: в платья с удлиненной талией и низко сидящие шляпы; я была приятно удивлена, почувствовав бессмертный аромат «Шанели» № 5, наполнявший воздух вокруг меня.

Когда мы достигли «Ламар», первой из восьми бань на Бэтхауз-роуд, я замерла в изумлении. Здания курортов, тянувшиеся вдоль Центральной улицы, в моем времени более всего напоминали обшарпанные раковины давно погибших моллюсков. Теперь, в 1926-м, эти величественные красивые здания, построенные между 1911 и 1923 годами, переживали свой золотой век. Не без некоторого благоговения, я рассматривала великолепные фасады «Бакстафф», «Озарк» и «Квапау», мимо которых мы проходили. Казалось невероятным, что я воочию лицезрею золотые денечки Хот-Спрингс.

Достигнув великолепного «Фордайс», который в рекламах именовался самым роскошным минеральным курортом в мире, мы были буквально захвачены толпой посетителей.

– Теперь я буду действовать сама, – решительно заявила я. Методы Шиа казались мне слишком грубыми, хотя они и доказали свою эффективность.

Он не ответил, и я обернулась, чтобы посмотреть на него, но увидела лишь толпу сновавших туда и сюда незнакомых людей. Шиа с его ростом возвышался бы над этой мелюзгой подобно башне, если бы находился где-нибудь поблизости. Несмотря на то, что улица была полна людей, острое чувство одиночества внезапно охватило меня.

Толпа немного поредела, и я наконец заметила его: он стоял возле подъема на балюстраду, внимательно наблюдая за женщиной, которая усердно трудилась, толкая инвалидное кресло на колесиках вверх по наклонной дорожке. В кресле сидела маленькая девочка; ее светлые волосы были аккуратно заплетены в косички, а лицо более всего напоминало китайскую куклу. Подойдя ближе, я поняла, что девочка не была такой уж маленькой, просто рост ее не соответствовал возрасту, о котором можно было судить по лицу, совершенному, будто творение скульптора.. Туловище девочки было каким-то скрюченным, а ноги и руки – тонкими, как палки.

Она приехала сюда, вероятно, чтобы пройти курс гидротерапии. В глазах ее был страх, рот сжат в болезненном напряжении, и я поняла, что она в первый раз приехала на процедуры. Мне был знаком этот страх: глядя в зеркало, я не раз замечала его в своих глазах.

За креслом девочки в напряженной позе стояла ее мать. Она была испугана не меньше дочери. А ее лицо несло на себе следы пережитых ею тягот, разочарований и боли.

Толкая перед собой коляску, женщина, очевидно, не увидела трещины на мостовой, и одно из колес попало в нее.

Колесо упорно отказывалось сдвинуться с места, и Шиа, наблюдавший за муками бедной женщины, наконец не выдержал и бросился на помощь. Заметив его, мать девочки радостно кивнула; Шиа, вытащив колесо из трещины, легко вкатил кресло на вершину спуска – казалось, что сидевший там ребенок ничего не весил. Я думала, что он тут же ретируется: Шиа производил впечатление человека, которому легче пустить в ход кулаки, чем проявлять сочувствие. К моему удивлению, он, поставив коляску на тормоз, наклонился и стал что-то говорить девочке, не обращая внимания на окруживших их зевак.

Девочка, подняв голову, внимательно смотрела на него, и когда он закончил, подобие улыбки появилось на ее личике. Наблюдая эту трогательную сцену, я почувствовала, как к горлу моему подкатывает комок. Я очень хорошо понимала, что это такое – быть одиноким и испуганным. И не всегда встречаются такие, кто, подобно Шиа, приходит на помощь.

К тому времени, когда я, тяжело ступая, вошла в помещение бани, дежурный уже сопровождал мать и дочь по коридору, а Шиа ожидал меня в вестибюле.

– О чем вы с ней говорили? – спросила я, наблюдая, как коляска с девочкой исчезает где-то в конце зала.

– Я рассказал ей одну историю.

—О чем?

– О том, как одна красивая маленькая девочка была больна, а приехав сюда, поправилась.

Я вспомнила дни, когда в полусознательном состоянии лежала в больнице; он рассказывал мне свои истории, они смешивались с моими снами, и невозможно было разобрать, где реальность, а где фантазия. Я и сейчас иногда думаю, не померещилось ли мне все это. Шиа человек необузданный и импульсивный. Я никогда не подумала бы, что у подобного типа достанет терпения нести бессменную вахту у постели больного и незнакомого ему человека. Видимо, я была не права.

– Что там случилось? – спросила я. – Эта девочка поправится?

Шиа рассеянно посмотрел на меня. Взяв меня за подбородок большим и указательным пальцем, он наклонился так низко, что я ощутила пьянящий мужской запах, исходивший от его кожи.

– Не каждому в жизни выпадает счастье, красавица, – с печалью в голосе произнес он. Люди вокруг толкались, стараясь быстрее пробиться к столу регистратора, но для нас время будто остановилось. Чистая, светлая печаль отражалась в его глазах, и я почувствовала, что духовная связь между нами, едва наметившаяся прежде, в эту минуту окрепла.

Я поняла, что больше не одинока в этом новом для меня мире. Шиа человек, много повидавший в жизни. Он умеет слушать – и умеет понимать. Я подняла руку, чтобы коснуться его щек, но он, будто испугавшись моего жеста, резко повернулся и заработал локтями, пробивая себе дорогу к регистратуре.

Я поняла, что он не хочет отвечать на мою невольную ласку. Какая же я дура: была готова принять все, что угодно, даже не узнав, что именно собирается предложить мне Шиа. «Узнаю прежнюю Мэгги, – подумала я с отвращением, – постоянно от кого-нибудь зависящую и получающую от этого удовольствие». Что если его доброе отношение ко мне вызвано лишь физическим влечением? Ведь он мне ничем не обязан. Да, это все моя привычка полагаться на другого человека. Если я и дальше буду вести себя таким образом, меня ждут неприятности, и это будет по заслугам.

Я направилась к регистратуре вслед за Шиа; он выспрашивал клерка о Свене Лундгрене.

– Гимнастический зал на третьем этаже, – отвечал человек с совиными глазами, сидевший за столом. Он заметно нервничал, но несмотря на это говорил чрезвычайно растягивая слова – так пластинка, рассчитанная на 45 оборотов в минуту, играет на скорости в 33 оборота. – Мистер Лундгрен – наш инструктор по физкультуре. Лифт за углом.

Шиа поблагодарил клерка, взял меня за руку, стараясь как можно быстрее выбраться из толпы, окружавшей стол.

– Итак, наш самогонщик инструктор по физкультуре! Я думал, он алкаш или голубой... Этакая бабочка – порхает по лесу в поисках кореньев или ягод... – Лукавая усмешка вновь появилась на его лице.