– Кипяток выгоняет яд из организма, – безапелляционно заявила она. Я вздохнула: порошок, частицы которого все еще находились в моем организме и были последней ниточкой, связывавшей меня с будущим, тоже был ядом. Я начала медленно погружаться в воду, пока она не дошла мне до шеи. Ванна цвета слоновой кости была такой длинной, что я не могла дотянуться ногой до бортика. Она заполнила три небольших чашки горячей водой из крана и расставила их по краю ванны.

– Это чтобы выгнать всю гадость из организма, – пояснила она.

Я нервно сглотнула. Это был тот же самый сернистый состав, который мне предлагал Бу Макгрю – там, в аптеке. Бу сказал тогда, что эта вода лечит и снаружи, и изнутри. Я знала, что мой случай особенный, но все же залпом осушила одну чашку и принялась за вторую.

– Этот человек, я уверена, будет попадать в одну переделку за другой. – Она взяла в руки мочалку из люфы и присела на край ванны в облаке пара, вонявшего серой. – Но вы, я думаю, – его первая переделка, которая не потребовала ни хирургического вмешательства, ни бинтов.

– Сядьте, – приказала она. Я медленно приняла сидячее положение, размышляя о том, что или кто мог быть причиной других его переделок; в это время Хасси опустила мочалку в воду и начала надраивать мою несчастную спину. В ее руках люфа напоминала наждачную бумагу.

– Это чтобы удалить мертвые клетки, – пояснила она. Я до сих пор содрогаюсь, вспоминая, как Хасси обдирала мои плечи.

Когда, наконец, шлифовка моей кожи утомила ее, она повесила мочалку на пояс наподобие шестизарядного револьвера и ткнула пальцем в круглый металлический диск, блестевший над поверхностью воды у меня в ногах.

– Это вспениватель. Расслабьтесь. – Она отодвинула занавеску в сторону и исчезла.

Этот механизм – по-видимому, предшественник современных «джакузи» – противно застучал и стал обстреливать меня под водой пузырями; да, этот процесс очень напоминал стрельбу. Впрочем ощущение было приятное. Начиная понимать, что именно привлекает гангстеров и знаменитостей в Хот-Спрингс, я откинулась назад, постепенно вытягивая ноги, пока они не оказались под вспенивателем.

Я хотела уже блаженно закрыть глаза, но тут заметила провод, отходящий от вспенивателя куда-то за ванну. Я рывком поднялась. Мне с детства было известно, что нет ничего опаснее электрического кабеля, погруженного в воду. Перспектива быть убитой током в гидролизной ванне на девяносто галлонов не показалась мне приятной. Я осмотрелась, чтобы определить, есть ли безопасный, то есть не по влажному полу, путь к отступлению, и не нашла его.

Стиснув зубы, я осторожно отодвинулась подальше от вспенивателя и, нарушая инструкции Хасси относительно расслабления, следующие двадцать минут провела, держась мертвой хваткой за края ванны и умоляя электрического бога не убивать меня. Конечно, Шиа спас мне жизнь, я готова признать это, но приведя меня сюда, он, кажется, свел на нет все свои усилия.

Когда Хасси наконец вернулась, ее грубое «Подъем!» волшебной музыкой прозвучало в моих ушах. После того как она вытерла меня и завернула в огромное махровое полотенце, я последовала за ней в большую комнату, где с полдюжины женщин лежали на столах, завернутые, подобно мумиям, в такие же полотенца. Воздух здесь был наполнен ароматом сосны, ландыша и эвкалипта, – видимо, их масла использовались в каких-то процедурах. Окна с толстыми рифлёными стеклами, встроенные под потолком, были раскрыты настежь, но в комнате было жарко, как в сауне.

– Ваша кожа стала совсем розовой, – сказала Хасси, укладывая меня на стол. Даже красной, почти как ваши волосы. Могу поспорить.

Наши мнения совпали.

Хасси погрузила полотенце в кипяток и выжала его голыми руками. Затем одним концом этого горячего жгута она обернула мою ступню, а другим – бедро, туго связав их. В колене у меня затрещало, и я начала задыхаться.

«Горячо!» – хотела крикнуть я, но не проронила ни звука: жаловаться было опасно. Я хорошо помнила, что умудрилась сотворить эта дама простой мочалкой, и решила не будить лиха.

– Кипяток уничтожает яд, – повторила она. Голос ее звучал безжалостно, но я почувствовала, как она кладет мне на лоб влажную прохладную тряпочку.

– Как вы умудряетесь не сжечь свои руки? – спросила я, стараясь хоть как-то забыть о жаре, исходящей от полотенца, в которое я была обернута. Мне трудно было представить, как можно всю жизнь проработать в таком пекле.

– Я занимаюсь этим двенадцать лет. Руки чувствуют жар, но волдырями не покрываются. – Она вновь погрузила тряпку в холодную воду и положила мне на лоб, заменив ту, которая уже нагрелась. – Вы труднее переносите жару, потому что вы рыжая. Вздремните чуток. Я вернусь через три четверти часа.

Заметив большие круглые часы, висевшие на стене, я быстренько вычислила время, когда она должна вернуться. Мне хотелось, чтобы это произошло не слишком скоро – во всяком случае, не раньше, чем мне удастся ответить на некоторые вопросы, неожиданно возникшие у меня.

Палящий жар полотенец начал наконец спадать, постепенно становясь мягким успокаивающим теплом, и тогда я подумала, что реплика Хасси о моих волосах напоминает мне о чем-то. Я попробовала вспомнить, о чем именно, но появилось только смутное ощущение, что здесь как-то замешан Шиа. Шутил ли он по поводу цвета моих волос?

Я перебирала в памяти те дни, когда он, сидя возле моей кровати, рассказывал всякие истории так, как если бы я в любой момент могла очнуться и ответить ему. Я думала о том, насколько он был добр ко мне, но – странное дело! – какая-то часть моего существа протестовала против этой мысли, против той эмоциональной связи, которая, как казалось, возникла между нами за эти дни. Он был тонким лучиком света во мраке душевных терзаний, его сильный, ласковый голос помогал мне выжить в мире, заполненном кошмарными, болезненными снами, – мире, из которого так хотелось вырваться. Но что он сказал о моих волосах?..

Мне никогда не нравились мои волосы,я слегка комплексовала по этому поводу: люди всегда обращали на них внимание, независимо от того, нравились они им или нет.

Мои мысли лениво текли вспять во времени через туманное море воспоминаний, пока не добрались, наконец, до детства. Я полностью отключилась от окружающего, поэтому воспоминание было пронзительно ярким, будто все произошло только вчера.

Я увидела маленькую девочку, терпеливо смотрящую на дверь. Она ждала кого-то. Это ее шестой день рождения, и отец обещал, что обязательно приедет домой и привезет подарок. На ней новое платье нежного синего цвета. Сидя на большом стуле с жесткой спинкой, она поклялась себе, что не откроет ни одного подарка и не попробует ни кусочка пирога, пока не появится папа. Солнечный свет струится сквозь стекла окна, и они сверкают, как алмазы, а комната подернута лучистой рябью. И даже когда стало темнеть и симпатичные алмазики потускнели, она не двинулась с места. Она будет ждать всю ночь.

Подарки остались нераскрытыми, пирог не съеденным, а маленькая девочка так и не перестала ждать.

Вскоре фотографии Адмирала исчезли с крошечного столика, где они покоились на любовно вышитой салфетке. Каждый раз, когда раздавался стук в дверь, девочка нервно вскакивала, думая, что это отец. Черты его лица постепенно начали расплываться в памяти ребенка, но она навсегда запомнила его улыбку, которая проникала в душу и словно говорила: «Явернусь. Ялюблютебя. Яне оставлютебя».

Однажды днем, когда девочка играла на улице, милая, ласковая женщина – это сразу почувствовала девочка, потому что ее собственная мама была очень сдержанной и строгой, – подошла к ней и погладила ее по головке. Девочке строго-настрого запрещалось разговаривать на улице с незнакомыми людьми, но эта леди смотрела на нее так, как когда-то ее отец как будто она была единственным ребенком в мире.

– Ты знаешь, почему твои волосы такого цвета? – спросила добрая леди.

Девочка ненавидела свои волосы, которые ей казались оранжевыми, как у куклы, и она сморщила нос и покачала головой.