- Съет? - в восторге кричал ему Толик. - Иди других поищи, которые пожиже...
Кому бы мы впоследствии ни рассказывали этот случай - никто не верил, Но лось-то был. Я и сейчас помню его тяжелый бег, треск кустарника, серннстьгл запах пота, влажный, косой взгляд - чудище из Валтасара. В конце концов мы с Толиком сочинили письмо в "Пионерку", и оттуда пришел ответ на казеином бланке: нас журили за грамматические ошибки, хвалили за слог, советовали больше читать и в своих литературных опытах стараться идти от жизни, например, описать одно из собраний отряда. Потом мне часто не верили, особенно когда я говорил правду, и я научился относиться к этому без обиды.
И отец не поверил.
Мы добрались до дома в темноте, часу в одиннадцатом. Не знаю, как встретили Толика, может быть, кексом, а мне мама еще на пороге отвесила оплеуху, на которую я обратил мало внимания, так спешил поделиться своей историей.
Отец, обрюзгший от волнения, выслушал меня с интересом, что-то пробормотал себе под нос и велел срочно укладываться в постель. Я решил, что все в порядке, спросил:
- Как ты думаешь, папа, почему он на нас напал?
- Выпимши был, - хмуро отозвался отец. - Выпил и закуски не нашел, вот и кинулся. Ты всегда, сынок, остерегайся пьяных. Он, и пьяный человек, бывает, делается, как лось с рогами.
- Все горе от ней, проклятой, - подтвердила мама.
На отца я носил обиду долго, упрямо, пестовал ее, как курочка яичко. Черт с ним, с лосем, думал я, но как же он мог не поверить своему сыну, как мог, если сердце мое разрывалось от великой правды. Как мог он смеяться над этим?
Если бы я знал, что скоро отца не станет, что навсегда и страшно отзбучит его покашливающий голос- головой о косяк, на пол, рука подвернута под грудь, из уха - капелька крови.
А что, если бы и знал? Что с того?
Чем бы я ему помог?
Уж лучше не знать...
Проснулся я с трудом. Голова раскалывалась.
Чувствительно сверлило под правой лопаткой и в кисти правой руки, на сгибе.
- Мальцев - сволочь! - сказал я вслух.
Вениамин Петрович Мальцев, ведущий, чаще других бывал в этом городе в командировках, курировал блок, у него я выспросил множество подробностей, но про Петю Шутова он и не заикнулся, даже фамилии его не называл. Словно такого и не существовало.
Капитанов, Шацкая, Прохоров, Давыдкж, сам директор Федор Николаевич вот с кем он имел дело. Все они, по мнению Мальцева, люди благородные, деликатные, знающие, исключая настройщика Викентия Давыдюка, рвача и выжигу, пославшего однажды тишайшего Мальцева к едреной бабушке. Мальцев ходил жаловаться на грубого настройщика его начальнику и получил от ворот поворот.
"Сволочь, Мальцев!" - повторил я перед зеркалом в ванной, разглядывая свое симпатичное лицо, по которому точно несколько раз с нажимом провели напильником. Малость его подтесали. С такой физией, по совести, следовало бы отсиживаться дома с недельку, чтобы не пугать прохожих, но у меня такой возможности не было. Поэтому я тщательно промыл следы побоев марганцовкой (отчего царапины засияли, как отлакированные) и отправился завтракать в буфет.
Только вошел, полный скорбных дум, и - надо же! - из-за углового столика приветливо машут мне руками и вилками Юрий, Зина, Шурик Кирсановы, вчерашние пляжные знакомцы.
- Сейчас! - кивнул я и проследовал к стойке.
Там - кустодиевская красавица в томной позе. Кофе, лимон, порция курицы, ватрушка. Пожалуйста! Красавица очнулась, увидев близко мой суровый лик, зашустрила перед кофейным агрегатом с необыкновенной торопливостью, уронила ложку на пол, подняла и, сдунув пыль, звякнула мне на блюдечко. Спасибо!
- Ах! - воскликнула Зина Кирсанова, когда я подсел к ним. - Что же это с вами случилось, Виктор Андреевич? - мягкость непритворного сочувствия, окрик мужа: "Зина!"
- Упал, - объяснил я, опасаясь Шурика, который слез со стула и, кажется, собрался обследовать меня каким-то особым способом. - Вывалился из такси.
Такой казус. Стал высаживаться, а он дернул.
- Вряд ли, - усомнился Шурик, трогая мое ухо. - Непохоже, дядя Витя. Если бы вы упали из машины на песок, то все царапины были бы в одну сторону.
- Шурка, згткнись, - Юрий Кирсанов мне солидарно подмигнул, и я ему в ответ подмигнул.
- Бывает, - солидно сказал он. - Страшное дело эти лихачи. Самые адские водители. Вы заметьте, где авария - в девяноста случаях из ста обязательно замешан таксист. А где его нет, значит, удрал. У них же план, спешат.
- Вы, конечно, на пляж? - спросил я, расправляясь с куриной грудкой.
- Куда же еще, - с горечью отозвался Юрий. - Больше некуда.
- Поедем, если хочешь, на экскурсию, - предложила Зина плаксивым голосом. Видно, не новый был разговор.
- Куда на экскурсию, куда?
- Куда люди, туда и мы.
- Так уж ездили раз! - Ко мне: - Представляешь, набили автобус битком и ну три часа мотать по проселкам. Душно, жарища. Привезли к какой-то часовне. Походили вокруг, поглядели, как дикари.
Такие часовни в России в каждой деревне. Силос там хранится большей частью. Три часа на колесах, по жаре, бензином воняет, чтобы полюбоваться на часовню обваленную. - К жене: - Поедем! Почему не поехать. Каждый день будем ездить, там еще кирпич под забором лежит, ты его не рассмотрела.
- Вот, пожалуйста! - обратилась ко мне Зина. - Все ему не так, все не нравится. А что надо? За столько лет первый раз отдыхаем по-человечески, а он нервы треплет и себе и нам. Скажите хоть вы ему.
Что я мог сказать?
У человека цех который день без присмотра, а его везут часовней любоваться. С ума сойдешь.
Из-за стола мы поднялись все вместе.
- Сейчас к нам зайдем, Виктор, - сказала Зина.
- Зачем?
- Припудрить надо ваши синяки и шишки.
- А-а?
- Надо, надо! - согласно закивал начальник смены. Чуть приотстав и придержав меня за локоть, добавил: - Вы, если что, имейте в виду. Помочь если... - и он сунул мне под нос громадный кулак, который на глазок весит килограмма четыре, не меньше. - Если что, не стесняйся. Земляки мы все же...
- Спасибо.
Из номера Кирсановых я вышел, белея щеками, похожий на клоуна перед выходом на манеж. Зина, добрая душа, не пожалела французской пудры.
От себя дозвонился до Капитанова. Поздоровались, обменялись замечаниями о погоде.
