— Протестую! Адвокат оказывает давление на свидетеля! — перебила его Бекки. — Тем более что свидетель отвечает на вопросы обвинения.

Бекки сумела перекрыть голос Бастера, так что я не расслышал правильную дату, что тогда говорить о Мэйми, которая находилась еще дальше. Она выглядела испуганной. Остин ничем не мог ответить на ее беспомощный взгляд. Присяжные вслед за ней посмотрели на обвиняемого, ожидая его реакции. Остин сидел, положив руки на колени, и с состраданием смотрел на Мэйми. На его лице не дрогнула ни одна черта.

— Протест отклонен, — сказал судья. — Оба протеста. Займите свои места.

Бекки задала единственно нужный вопрос:

— Какой это был день, миссис Куинн?

— Тот, о котором вы говорили, — осторожно ответила Мэйми. — Тот день, когда, по словам мальчика…

— Но что это был за день? — настаивала Бекки.

Мэйми попыталась прочитать правильный ответ в выражении лица Бекки.

— Это было в мае, — медленно сказала она, затем попробовала наугад: — Двадцать первого. Тысяча девятьсот девяностого года.

Остин закрыл глаза, но Мэйми не смотрела на него. Она ждала реакции Бекки, чтобы узнать, сумела ли она угадать.

— Вы уверены? — переспросила Бекки.

— Думаю — да. Это тот самый день. Я прекрасно помню.

— Значит, вы помните, на какой день вашему другу нужно алиби, а не когда вы действительно видели его.

— Нет. — Мэйми замотала головой. — Прежде чем переговорить с Остином, я удостоверилась сама.

— Может, ваш муж уточнил дату, — сказала Бекки. — Он не ведет дневник деловых встреч?

— Повторяю вам, Элиота там не было, — твердо сказала Мэйми. Она обрадовалась, что разговор изменил направление.

— Действительно, — сказала Бекки, как будто только что вспомнила. — Остин Пейли пришел к вам, когда вы были одни, и ушел, прежде чем вернулся ваш муж. А ведь он беспокоился о вас.

— Он и так долго у меня пробыл, — попыталась Мэйми оправдаться, — к тому же Элиот должен был скоро возвратиться.

— Но обстоятельства таковы, что только вы можете подтвердить алиби обвиняемого, — ввернула Бекки, желая, чтобы присяжные запомнили ее слова.

— Да, — сказала Мэйми.

Бекки посмотрела на нее снисходительно.

— Я закончила, — сказала она.

Мэйми подтвердила Бастеру, что Остин был у нее дома, в означенный день, а также что она не путала даты, пока прокурор не сбила ее с толку своими провокационными вопросами.

Бекки выдержала искренний взгляд Мэйми и, казалось, оставила мысль продолжать истязания старой женщины, лишь улыбнулась ей и сказала, что у нее нет вопросов. Остин поднялся, чтобы проводить Мэйми. Она поблагодарила его улыбкой и пожатием руки. Ее любовь и привязанность к нему были очевидны и неподдельны.

Элиот поднялся в ответ на разрешение судьи вызвать следующего свидетеля. Он не сразу заговорил. Я знаю цену этому молчанию: ты охвачен страхом, что не сумел выжать всего из процесса, что есть свидетель, о котором ты забыл.

— Защита закончила, — сказал Элиот.

Судья Хернандес бросил взгляд на часы над входом в зал. Была половина двенадцатого.

— Обе стороны, подойдите, — сказал он, пошевелив пальцами.

Когда мы с Элиотом предстали перед ним, он прикрыл рукой микрофон и спросил меня:

— У тебя есть повторные свидетели?

— Да.

— Кто?

Я нахмурился. Он превышал свои полномочия.

— Я имею право это утаить. Особенно в присутствии адвоката.

Судья вздохнул, как будто я проявил бестактность.

— Не заводись, Блэкки. Я просто думаю о расписании. Когда ты будешь готов?

— Скоро. Можно продолжить после обеда.

Он кивнул.

— Свободен.

Он отпустил присяжных и всех нас на ленч. У меня оставалось в запасе полтора часа, чтобы пробить брешь в крепкой защите Элиота. Я начал с родителей Томми.

— Почему мы услышали об этом в зале суда, а не раньше? — Бекки уже отчитывала мистера и миссис Олгрен, когда я вошел в кабинет. Я не стал вмешиваться.

— Мы не думали, что об этом кто-то знает. Мы хотели сохранить тайну, — оправдывался глава семьи.

— Мистер Олгрен, почему бы вам не иметь тайны только от противников. Мы же ваши юристы, — объяснила Бекки. — Вы предполагали, что мы со всех ног кинемся в газеты, выудив у вас секрет? Кому мы могли рассказать?

— Мы чудом избежали суда, — спокойно объяснил Олгрен. — Мистер Риз мог исполнить свою угрозу, если бы узнали посторонние. Мы не хотели огласки. Кроме того, не думали, что это повредит делу. Обо всем знали только Риз и мы. Как они добрались до свидетеля?

— Тем не менее, это им удалось, — вмешался я в разговор. — Остин Пейли привлек достойных адвокатов. Видимо, кто-то еще был в курсе.

Мы обязаны были их опередить. Я должен был узнать об этом задолго до суда. Я потратил столько сил и времени на подзащитного, упустив из виду главного свидетеля. Чертовы Олгрены с их скрытностью!

— Чем мы можем вам помочь? — спросил Джеймс Олгрен.

Эта мысль донимала меня с момента выступления Риза на суде. Я не только спланировал наши дальнейшие действия, но и придумал, в каком месте следует поставить капкан для изворотливого Остина.

Бекки выжидательно молчала. Она догадалась, что я что-то задумал.

— Нам понадобится помощь вашей жены, — сказал я Джеймсу Олгрену.

Миссис Олгрен удивилась моему выбору.

— И Томми, — горько добавил я.

В основу моего плана легла поразительно простая идея: подставить под удар потерпевшего и защиту. Собираясь с духом и прикидывая последствия надвигающегося столкновения, я лицом к лицу столкнулся с Дэвидом.

Мы с Бекки вышли в коридор. На стуле, вытянув свои длинные ноги, сидел мой сын. Я и виду не подал, насколько я был поражен его появлением. Я окликнул его, поборов удивление. Я представил его Бекки, которая поспешила удалиться.

— Я пришел поболеть за тебя, — смутился Дэвид. Он и сам испытывал неловкость, последний раз он заглядывал в зал суда лет десять назад.

— Ты, наверное, не скоро освободишься. Хочешь, я принесу тебе сандвичи?

— У меня есть время, — ответил я.

Судья Хернандес не экономил на перерывах, а других дел у меня не предвиделось.

Мы с Дэвидом пересекли Мейн-Плаза, на которой расположились уличные торговцы и оркестрик из пяти человек, гремящий на всю округу, и подошли к мексиканскому ресторану. Зал, тесно заставленный столиками, был переполнен, в ожидании своего заказа, плененные острыми запахами, сидели завсегдатаи Дворца правосудия. Я заметил судью Хернандеса в компании двух коллег. Сюда же заглянули многие присяжные. Их синие значки оберегали от назойливого внимания участников процесса, обращаться к ним было не дозволено.

Мы с Дэвидом уединились в отдельной кабинке. Я заказал легкий обед, мясо с рисом, а Дэвид выбрал фирменное блюдо, которое подавалось в два приема. Он увлекся едой.

— Как продвигается процесс? — спросил он. — В газетах пишут, что дело очень важное.

— Подожди, скоро обо всем узнаешь.

Я не стал распространяться, хотя Дэвид поинтересовался, о чем речь. Меня тронуло неожиданное появление сына. Я понимал, что причина его прихода кроется в его личных проблемах, но не знал, как подступиться к нему.

— У тебя дела в этом районе?

— Просто гулял, — он вздохнул. — Я ухожу из фирмы.

Я вспомнил наш последний с ним разговор и расстроился. Неужели он так и не смог наладить контакты с людьми?

— Правда? — обеспокоенно спросил я. — Фирма терпит крах?

— Как раз у фирмы все в порядке. А вот у меня проблемы.

Я кивнул.

— Ты недоволен денежным вознаграждением своего труда? — догадался я.

Он досадливо отмахнулся.

— Не только. Мне надоело быть толкачом. Мои идеи теряют смысл, когда удается довести их до реализации.

— Устал подчиняться? Понимаю.

Мы замолчали, был удобный для меня момент высказать свои соображения или узнать о его планах на будущее. Но я промолчал. Дэвид выждал время и, казалось, с облегчением продолжил: