— Похитил? Но зачем похищать, если я обещал отдать ему Зейнаб. Непонятно… Что-то здесь не то…

Первая от ужаса вскрикнула жена Исмаила. Небывалый страх охватил и его. Он оцепенел, не мог с места двинуться: через окно в комнату впрыгнул Хасан из Амузги с наганами в обеих руках, а за ним сын Али-Шейха Мустафа, брат комиссара Али-Баганда Муртуз-Али и Умар из Адага.

— Тихо, без шума, — приказал Хасан из Амузги, — не то продырявим вас обоих насквозь! И отправитесь вы в рай, ходить голыми и есть райские яблочки…

— Я не ты, смерти не боюсь! — вдруг осмелев, закричал Исмаил. — Ах, жаль, поверил турку, не уничтожил тебя!

— Я кому сказал, тихо! Мне не до шуток! Где Муумина? Ты знай, Хасан из Амузги дважды кинжала из ножен не вынимает! Где Муумина?..

Едва придя в сознание в доме Али-Шейха, Хасан из Амузги заговорил только об одном, о том, что надо спасать Муумину. К счастью, на подмогу к нему прибыли от комиссара верные люди. Не открывая своих чувств, Хасан из Амузги сослался на то, что, мол, с именем этой девушки связана тайна исчезнувшего корана, и люди комиссара, не задумываясь, последовали за Хасаном…

К дому Исмаила они подошли со стороны крутого песчаного косогора, откуда никто никого ждать не мог. Стоявших на посту двух турок сняли без звука: закололи кинжалами. Подставили лестницу и подобрались к окну. А все эти ходы Хасан из Амузги запомнил, еще когда его водили на позор вокруг дома, приметил он и лестницу в огороде…

Хасан торопил друзей, боялся опоздать, он-то знал, что Муумину ждет насилие. Душа у него горела от боли. «Неужели не поспею? — твердил он себе. — А еще хвалился, что спасу ее от всех бед!» Как назло, так долго молчит этот готовый лопнуть от страха каникус. Хасан притянул его к себе, встряхнул за грудки:

— Я тебя спрашиваю, где девушка?

— Она!.. Она!.. — Как он мог сказать, где она? Но сказать надо. Эти люди не отстанут… — Она у Ибрахим-бея…

— Где? — вырвался крик у Хасана из Амузги.

— В тавхане!

— Веди меня туда. Да живо! Ты, Умар из Адага, останься здесь, остальные со мной! — И, подталкивая дрожащего Исмаила, Хасан вышел на балкон. — Скорее!

Он прижал к спине Исмаила дуло не знавшего осечки нагана.

Исмаил, поначалу на миг расхрабрившийся, только теперь по-настоящему оценив свое положение, потерял дар речи от страха. Он знал, что Хасан из Амузги явится за девушкой, знал, но не предполагал, что это случится так скоро, а потому не принял мер предосторожности, и теперь вот получай… Он послушно подвел непрошеных пришельцев к тавхане. Хасан из Амузги рванул к себе дверь, но она была заперта.

— Открывай! — закричал он.

— Изнутри, наверно, заперся! — проговорил Исмаил.

— Разбуди этого негодяя и вели, чтоб открыл. Только без шума, иначе рассвета ты не увидишь…

Исмаил подошел к двери и стал стучаться, тихо звать Ибрахим-бея. Голос у Исмаила срывался. Турок слишком долго не откликался, и тогда нетерпеливо забарабанил кулаками Хасан из Амузги. Ясное дело, свершилось то, чего он больше всего боялся. «Ну, держитесь, мерзавцы! Не будет вам от меня пощады!» — подумал про себя Хасан, а сердце выстукивало: «Муумина, Муумина!»

За дверью послышалась наконец какая-то возня. Затем кто-то хриплым голосом, вроде бы женским, взмолился:

— Не прикасайся ко мне!

И только после того Ибрахим-бей спросил:

— Кто там?

— Это я, уважаемый Ибрахим-бей, Исмаил…

— Что случилось?

— Дело есть, неотложное. Открой!

— У меня нет ключа, твой слуга запер меня, — сказал Ибрахим-бей. Он тем временем крепко держал девушку, прикрыв ей ладонью рот, чтобы не кричала.

— Надо ломать дверь! — бросил Хасан.

— Дайте-ка я… — Мустафа сын Али-Шейха рванул изо всей силы за ручку, дверь слетела с петель, и они ворвались в комнату.

Увидев в лунном свете неизвестных вооруженных людей, Ибрахим-бей выпустил из рук девушку. Нагая, она бросилась на колени и зарыдала.

— Муумина! — крикнул Хасан из Амузги. Девушка вскочила, отбежала в угол и сжалась в комочек… Он подошел к ней: — Муумина!..

— Звери, звери, звери! Что вам нужно от меня?! — забившись в угол, вскричала девушка.

Это была не Муумина, это не ее голос, и лицо не ее. Тревога Хасана постепенно перешла в удивление, а удивление в недоумение.

— Это не она! — сказал Хасан из Амузги, обернувшись к Исмаилу, который стоял, как неживой, будто потолочная балка упала ему на голову и выбила всякое сознание. — Где Муумина?!

— Так это… же моя дочь?! Зейнаб! — Он кинулся к ней, она вскочила и ударила отца кулачками в грудь.

— Ненавижу тебя! — крикнула Зейнаб и бросилась вон из комнаты. И на миг наступила такая тишина, словно в арык с лягушками бросили камень.

— Ты, ты, мерзавец! — вдруг, очнувшись от оцепенения, взревел Исмаил и с пеной у рта бросился к столь им уважаемому кунаку. — Это же моя дочь, это Зейнаб, моя дочь!

— Откуда я знал! — вырвалось у обалдевшего Ибрахим-бея, который стоя в одном исподнем, в растерянности воздел к небу руки.

— Где Муумина? — грозно подступил Хасан из Амузги к турку, оттолкнув хозяина дома. Его вдруг пронзила мысль: «Неужели они убили ее?»

— Ко мне привели вот эту девушку. Саид Хелли-Пенжи привел. Когда я вошел сюда, она уже сидела на тахте, была ночь, я не разглядел!.. — виновато проговорил турок.

Исмаилу было от чего рвать на себе волосы, ломать пальцы, кататься по полу в отчаянном припадке горя. Такое вовек не забудешь. Он понял наконец, что пригрел у себя на груди змею и она же его ужалила.

— Зарежу! Сдеру шкуру, а кости перемелю и на ветер пущу! — кричал Исмаил в истерике.

Хасан из Амузги долго не мог понять, что же произошло. Только когда Исмаил наконец злорадно прорычал: «Твою Муумину увел Саид Хелли-Пенжи! Он увел ее. Ха-ха-ха!» — только тогда до него дошел смысл всего случившегося, и теперь уже впору было смеяться Хасану из Амузги. Но он тут же заволновался, кто еще знает, как поступит с Мууминой этот Саид Хелли-Пенжи. От него тоже добра не жди.

— Надо торопиться! — сказал Хасан.

А турок тем временем выскочил в окно. Но стрелять ему вслед никто не стал. Не до него было.

— А этого мы возьмем с собой! — кивнул Хасан на Исмаила. — Вставай-ка!

— Не надо, лучше здесь его прикончим! — запротестовал Муртуз-Али.

— Мерзавцы, негодяи! Да чтоб род ваш передох, думаете, я вас боюсь? Все равно умирать, стреляйте! — рванув ворот рубахи, вскочил Исмаил. — Стреляй, Хасан из Амузги, будь проклято твое появление на свет!

— Э, нет! Ты еще, почтенный, скажи мне, где шкатулку спрятал?

— Будьте вы прокляты, не видал я никакой шкатулки…

— Видал, и сейчас же скажешь, где она!

— Неужели Саид Хелли-Пенжи и ее стащил? — неожиданно вырвалась у Исмаила пронзившая его мысль.

— Вот видишь, оказывается, шкатулка у тебя! А ну, быстро, веди туда, где она есть.

Исмаилу больше ничего не оставалось. Он послушно побрел в ту комнату, где его застали ночные гости. Открыв дверцы стенного шкафчика, Исмаил увидел пустую полку.

— Он, он, все… — Исмаил обмяк и рухнул как подкошенный.

Во дворе раздались выстрелы. Хасан из Амузги и его люди выскочили в окно и по заросшей травой тропе, благополучно миновав преграды, скрылись. А в ущелье их ждали кони.

Хасан из Амузги хотел верить в лучшее. Он надеялся, что Саид Хелли-Пенжи сотворил все случившееся с намерением спасти Муумину и этим оправдать себя перед ним, Хасаном, чтобы потом просить его о посредничестве в улаживании отношений с сыновьями Абу-Супьяна. Однако тревога не оставляла его. Что, если этот вероломнейший из людей захватил с собой и шкатулку, и Муумину, которая знает, где находится коран, и постарается выпытать у нее все и сам распорядится тайной. Тогда и нынешнее рискованное предприятие ничуть не приблизит их к цели. Высказать эту свою мысль друзьям Хасан не решился. Он, напротив, стал уверять, что Саид Хелли-Пенжи вот-вот самолично явится к нему.