– Если бы ты был в лагере, – сказал Джим, – то своим шумом разбудил бы всех на окружности в десять миль. А у печи поднимаешь столько пыли, что можно задохнуться.

– Здесь тебе не индейский совет, – огрызнулся Гарри. – Готовь тесто для лепешек и заткнись.

– Лепешки уже готовы, – сообщил Джим.

Он вытащил их из шкафчика. От жары и времени они превратились в камень.

– Из этих лепешок можно построить дом, – заметил Гарри.

– Если и немножко суховаты, то очень полезны для твоего желудка, – парировал Джим. – Ничего, побольше поработаешь беззубыми челюстями, хоть поменьше будешь болтать.

– Хэлло! – громко произнес Дэвон.

От неожиданности оба старика быстро повернулись к нему. Гарри инстинктивно схватил кочергу с такой силой, что тяжелая железная палка задрожала, а рука Джима дернулась вниз, к револьверу. Но тут они рассмотрели визитера, и их лица расплылись в широких улыбках.

Старики оказали Дэвону самый радушный прием. Они редко его видели, Уолтер был далек от них по своим взглядам, и вообще принадлежал к другому поколению, но он был сыном Джека Дэвона, а поэтому не мог быть не прав!

Они усадили его на лучший стул, предложили табак для жевания и для трубки, а когда тот отказался, поторопились накормить.

На столе появился поджаренный на открытом огне кролик, чье мясо было таким нежным, что отставало от костей, только что испеченные кукурузные лепешки и благоухающий дикий мед, с которым их надлежало есть, сладкие дыни, выросшие на краях водяных резервуаров, в местах, отгороженных от скота.

Эти старики, когда хотели, вели себя как настоящие аристократы и своими изящными манерами могли бы сойти за королей. А когда после еды они закурили трубки, в жалкую маленькую хижину как бы ярким солнечным светом ворвались воспоминания о славных прошедших днях.

Когда Джим вышел за дровами, чтобы подогреть воду для мытья посуды, Дэвон произнес:

– А он выглядит таким же бодрым, как всегда.

– Джим как тростник, – возразил Гарри, покачав головой. – Как тростник, который потерял сердцевину и становится коричневым к концу года.

– Что ты хочешь этим сказать, Гарри?

– Я боюсь за Джима, – был ответ. – Теперь он уже не может ходить вверх и вниз по склонам холмов, как делал всего несколько лет назад. Он так изменился! Похоже, ощущает себя стариком куда больше, чем есть на самом деле, и я могу сказать тебе причину!

– Хотелось бы знать.

– Это недостаток образования, Уолт. Будь я проклят, если это не так. Конечно, книги – совсем не то, что можно иметь, когда живешь в прериях и каждое утро взваливаешь на свои плечи груз с олениной. Но когда ты хоть немного оседаешь на месте, особенно на длинную зиму, вот тогда очень полезно заниматься образованием. Вот я, например, зимой только и делаю, что наслаждаюсь чтением.

– И что же ты читаешь, Гарри?

– Я очень аккуратно собираю газеты. Набрал их уже целый ящик. Вон тот! И в зимние вечера, когда я заканчиваю чистить и выделывать шкурки или делать что-то еще, прежде чем заснуть, читаю пару часов. А у Джима об этом нет никакого понятия. Он не знает, как провести время, и это о многом говорит. Только и может, что плести из конского волоса уздечки или веревки. А когда устает от этого, начинает рассказывать мне длинные истории, которые я уже много раз слышал!

Вернулся Джим, вода была поставлена на плиту, и тут со стороны загона послышалось громкое ржание.

– Опять эта чертова дикая лошадка! – забеспокоился Гарри. – Старается залезть в загон и потолковать с твоим мерином. Ну погоди, я сейчас вытяну ее жердью по ребрам! – Он быстро вскочил, что никак не вязалось с его возрастом, и вышел на улицу.

Старина Джим посмотрел вслед своему товарищу и покачал головой. Потом глубоким, чуть дрожащим мягким голосом поинтересовался:

– Ты не заметил, что случилось с бедным старым Гарри?

– А что? – удивился Дэвон.

– Не заметил в нем перемены?

– Совсем ничего не заметил. Мне кажется, он все тот же старина Гарри.

Джим задумчиво покачал головой:

– Ты не видишь его так близко изо дня в день. Поэтому и не замечаешь изменений. Но я-то их вижу! Вот посмотри, как он вскочил и выбежал наружу за лошаденкой. А я-то знавал дни, когда целое проклятое племя шайенов не могло ему испортить послеобеденную трубку. Гарри стал другим. Он уже собой не владеет.

– А в чем же причина, Джим?

Джим подошел поближе и понизил голос так, что его едва стало слышно:

– В том, что он потерял зубы. У него осталось их всего два, да и то один из них начал шататься. Просто не знаю, что будет с бедным старым Гарри. Это значит, за ним придется ухаживать, как за ребенком, мелко крошить ему пищу – это ему-то, который мог зубами разорвать ногу буйвола. Да, сэр, время бежит, мне с Гарри придется туго, когда настанут скверные времена и он совсем состарится! – Тут Джим увидел в заднюю дверь что-то такое, что его напугало, он подскочил к ней и закричал: – Гарри, ты, кривоногий хромой идиот! Оставь эту лошадь, слышишь?

– Я проучу ее, она у меня узнает! – послышался в отдалении бас Гарри. – Я ей покажу!

– Оставь эту лошадь! – еще громче заорал Джим и бросился к дверям.

Вскоре оба вернулись, продолжая разговаривать.

– А чья это лошадь? – спросил Джим.

– Черт меня побери, если я знаю, – ответил Гарри. – А ты знаешь?

– Нет. Я забыл, какая из двух в той упряжке была моей, но на днях, может быть, вспомню. Если окажется, что ты обижал мою лошадь, то жди неприятностей, приятель!

Тут оба старика увидели, что Дэвон стоит у таза для мытья посуды, и одновременно издали испуганный возглас.

– Вы только посмотрите! – воскликнул Гарри. – Мы там крутимся вокруг бессловесной лошадки, а сын Джека Дэвона возится с грязной посудой, как паршивая индейская скво!

Джим промолчал, схватил грязное кухонное полотенце и принялся вытирать миски.

– Эй! – пробормотал Гарри, выглянув в дверь и прикрыв рукой глаза. – Это не Стив Мелони едет вон там?

Джим тоже подошел к двери и выглянул наружу:

– Бедный старый Гарри, твои глаза, похоже, совсем сдают! Не видишь, что ли, что это человек того босса, Такера Винсента? Это Уэй. Я могу узнать его за пять миль по тому, как он косо сидит в седле!

Наконец всадник подъехал к хижине и слез с отделанного серебром мексиканского седла. Это был длиннолицый мужчина в годах, кричаще одетый в стиле мексиканского кабальеро в праздничный день, начиная от нарядной короткой куртки и кончая яркими украшениями на брюках. Звеня шпорами, он вошел в дом и сдвинул на затылок свое широкое сомбреро.

– Хэлло, Гарри и Джим! – Затем повернулся к Дэвону. – А вы – Уолт Дэвон, не так ли?

– Да.

– Мое имя – Уэй. Я приехал поговорить с вами по поручению Такера Винсента.

– Не знаю никакого Такера Винсента.

Мистер Уэй запнулся, закрыл рот, выпучил глаза, но наконец выговорил:

– Вы не знаете Такера Винсента?

В разговор вмешался Гарри:

– Уолт давно здесь не был. Он не очень-то знает людей из ущелья Тимбэл. – И, повернувшись к Дэвону, объяснил: – Такер Винсент каждый день отправляет мула, груженного золотом, которое добывается в скалах. Он так богат, что не знает, что делать со своими монетами. А этот Уэй – его помощник.

– Я работаю на Винсента в долине Стинсон, это пятьдесят миль отсюда.

– Я знаю долину Стинсон, – кивнул Дэвон.

– Когда Берчард сделал вам предложение, Винсента не было на месте, он пытался выследить конокрадов, а вернулся как раз вовремя, чтобы узнать хорошие новости. Винсент золотоискатель, который хорошо видит нужный цвет. И если уж что-то столбит, то это всегда то, что надо, скажу я вам! Он сделал столько денег, что мне, Дэвон, будет совсем нетрудно с вами разговаривать.

Игрок вновь кивнул. Так как солнце уже клонилось к западу, они вышли из дома и устроились в тени. Джим, большой ценитель лошадей, отошел, с неодобрением осмотрел следы шпор на боках мустанга Уэя.