Он вскочил и побежал прочь от них, пробираясь сквозь самую гущу ежевики и шиповника. На бегу он услышал, как позади него и совсем близко затрубили рога: это был быстрый сигнал, говоривший о звере, покинувшем логово. Следом за рогом раздался лай собак, взявших его запах. В ту минуту он ни о чем не думал: все его существо было занято бегом.

Он выбрал свое логово осмотрительно: в густых зарослях и рядом с проточной водой, ручьем, который тек на юг. Волк с облегчением вступил в воду и побежал по ней вверх по течению, потому что так ветер дул ему в спину, унося его запах от собак. Там, где ручей повернул, он вышел из него и продолжил бежать по ветру. Звуки изменились: возбужденный лай бегущих по следу гончих стал злобным и нестройным, говоря о том, что след потерян. Волк бежал изо всех сил. Это была простая уловка; которая задержит погоню ненадолго, но пока ему надо выиграть расстояние.

Уже через несколько минут гончие снова взяли след, но этих минут было достаточно. Пробежав чуть дальше, он нашел дерево, поваленное бурей, надломившийся ствол которого лежал под углом к земле. Он пробрался сквозь ветки, поднялся по ним до верхушки, потом вернулся на половину пути и спрыгнул вниз. Потом он сдвоил след и побежал дальше, попрежнему по ветру, но уже медленнее.

Теперь в нем успело всплыть на поверхность сознание и он пришел в ярость из-за того, что к нему смогли подойти так близко. Он был беспечен. И почему его враг осмелился охотиться в герцогском лесу?

Рога затрубили снова. Сигнал к поиску, который дается, когда собаки сбились со следа. Лай снова стал недружным. И волк вдруг понял, что собак слишком много. И рогов тоже. Охоту ведет не один человек со своими слугами и знакомой сворой. Это большой охотничий отряд. Сейчас волк не пытался понять, как это получилось и почему. У него не было сил на трудное и долгое размышление. Но он понял, что ему грозит гораздо ббльшая опасность, чем он решил сначала. В лесу будут ждать новые собаки, еще не уставшие от гона. И там будут следопыты и загонщики. «Милосердие!» – подумал он. Слово всплыло и на бегу заполнило весь его разум. «Боже, будь милосерден!»

Милосердия не было – как и в прошлый раз, когда эта мольба возникла в его сознании.

Волк использовал все уловки, о которых только слышал. Он сдваивал и дважды сдваивал след. Он по нескольку раз пересекал ручьи, он бежал через ледяную воду, остававшуюся в лесных низинах после таяния снега, и через почти непроходимые заросли боярышника. Несколько раз ему казалось, что он ушел от преследователей, но рог начинал трубить снова – сначала далеко, а потом все приближаясь, становясь слишком близким. Он не мог позволить себе повернуть обратно, как ему хотелось, чтобы найти участок болота или озеро, где он окончательно избавился бы от погони. Вместо этого он вынужден был бежать на северо-восток, чтобы ветер дул ему в спину. Как он и опасался, в том направлении оказались запасные своры: он слышал, как к старым звукам присоединяется новый, бодрый лай. Наступил и миновал полдень, и звуки неумолимо приближались. У него уже дрожали ноги и болела грудь. Человеческое сознание свернулось в глубине его мозга. Волк слепо бежал вперед.

Охота все время заставляла его отклоняться на север, и внезапно он выбежал из леса на открытый участок дороги. Он узнал ее: это была дорога из Монфора в Плелан, граница между лесом Тремелин, который был его собственностью, и лесом Треффендел. Он остановился, тяжело водя боками. День уже клонился к вечеру, и он знал, что до ночи не доживет. Его человеческий разум внезапно пробудился полностью. Смерть преследовала его по лесу – охотница, от которой никто не способен убегать вечно. Поскольку в конце концов ее необходимо встретить, то он встретит ее храбро. Никто не станет хвалить волка за мужество, его тело отдадут собакам на растерзание – но все равно он умрет храбро, ради себя самого.

Он медленно пошел по дороге, уже не пытаясь убегать: он двигался только для того, чтобы не свалиться без сил. Лес уходил вдаль по обе стороны дороги, серый и мокрый. Трава на обочинах была высокой. Уже расцзели первые подснежники, а в обрывках стремительно летевших облаков светило яркое солнце. Он услышал, как захлебывающиеся лаем гончие вырвались у него за спиной из леса, а следом за ними – конные охотники. Рога молчали: охотники слишком устали, чтобы тратить силы на пустые звуки. Волк повернулся к ним, стоя в центре дороги, и рога снова победно затрубили. Зверь загнан.

Их оказалось не так много, как он ожидал: только десятка два собак и горстка всадников. Видимо, остальные увязли и лесу, отстали в этой бешеной погоне без дорог. Со вспышкой яростной радости волк понял, что перед гибелью сможет чего-то добиться.

Он выждал, чтобы собаки подбежали поближе, а потом опустил голову, собрал остаток сил и помчался им на встречу. Он ворвался в свору, щелкая зубами и нанося рваные раны направо и налево – и они отпрянули, рыча, взлаивая и завывая. Но он не стал тратить на них время: удлинив прыжки, он промчался между собаками прямо к изумленным всадникам.

Дикие неясные крики раздавались со всех сторон. Кони вставали на дыбы. Он видел белые лица всадников, но среди них не оказалось того, которое он искал, – лица его врага. Смятение начало затапливать его сознание, оставляя только инстинкты испуганного волка. Но тут он посмотрел на одно из бледных лиц – и узнал его. «Мой господин!» – подумал он в агонии бессмысленной надежды. И с этой мыслью он поднялся на задние лапы, всунул переднюю в стремя всадника и наклонил голову, чтобы лизнуть всаднику сапог.

Когда волк прыгнул на коня, герцог Хоэл издал испуганный возглас, а его спутники в ужасе закричали. Никто не успел обнажить меча. Волки никогда не нападали на охотников, так что они ожидали, что их хитроумного противника наконец убьют собаки. Конь Хоэла вскинулся от страха и долгие секунды герцог пытался вынуть меч из ножен, пока его сопровождающие суетились и толкали друг друга, пытаясь справиться с собственными лошадями и прийти ему на помощь. Эти мгновения оказались достаточно долгими, чтобы герцог успел их заметить. А когда обнаженный меч наконец оказался у него в руке, он заметил и то, что волк не стал вонзать зубы ему в ногу и стаскивать с коня – что вместо этого он лижет ему сапог. Он сидел с мечом в руке и озадаченно взирал на зверя. Его конь прекратил шарахаться и стоял, сотрясаясь от дрожи и прижав уши к голове. Остальные охотники тоже успели обнажить оружие и приближались к герцогу. Собаки мчались обратно по дороге к своей добыче.

– Стойте! – крикнул им всем Хоэл.

– Милорд! – воскликнул Тьер, который весь день провел подле герцога. Его лицо было белым от страха. – Вы целы?

– Да, – ответил герцог. – Смотрите.

Они все смотрели: тот волк, которого они гнали весь день, лизал сапог герцога. Он поднял голову, посмотрел на Хоэла, заскулил, а потом еще раз лизнул ему ногу.

– Он просит о милосердии, – медленно проговорил Хоэл. – Бог мой, он действительно просит, чтобы его помиловали. – Он расхохотался. – Вот хитрая тварь!

– Мой господин, убейте его скорее, – сказал Тьер. – Они – злобные, опасные звери. Это просто очередная уловка.

– Нет! – решительно возразил Хоэл. – Он молит меня оставить ему жизнь – и я это сделаю. Отгоните собак, живо! Тьер, найди для животного ошейник и намордник. Мы приведем его домой живым.

Тьера решение господина ужаснуло. Он начал было возражать, но в эту секунду подбежали собаки, и ему, как и всем остальным, пришлось усердно их отгонять. Когда он в следующий раз посмотрел на волка, тот приник к дороге около коня герцога. Дрожащее от ужаса и усталости животное не выглядело особенно опасным. Однако Тьер не испытал к нему из-за этого особого доверия.

Из леса на дорогу выехали новые всадники с собаками, спеша узнать, убит ли волк. Тьер был рад увидеть, что в их числе оказался главный псарь герцога. Он мгновенно велел ему заняться собаками и взял у него крепкий ошейник, толстый поводок и намордник. А потом он слез с коня и неохотно направился к волку. Лорд Рауль де Монфор, бывший в числе тех четырех охотников, которым удалось не отстать от герцога до конца охоты, тоже спрыгнул на землю и пошел рядом с ним, держа меч наготове. Он посмотрел на ошейник в руках Тьера, на съежившегося волка и наконец на герцога, который продолжал сидеть на взмыленном коне.