– Я тебя выписываю, – спокойно говорил он. – За нарушения лечебного режима.

Но больше попадалось терпеливых, готовых наизнанку вывернуться, только б здоровье было. Дядя Леня в своем лесничестве стал передовиком производства, диплом получил и медаль за доблестный труд. Больные считали его уже полубогом, отчего дяде Лене всегда становилось смешно. Хуже того, он тайно кое-чему у своих же пациентов подучивался. Например, один мужик – со странной профессией начальника футбольной команды – придумал со дна озера ил доставать и мазаться с ног до головы. Говорит, так в лечебницах делают, на юге. Обмажется и ходит, как черт, или в яму напустит илу, уляжется и лежит, будто хряк в жару. После этого дядя Леня начал мазать грязью больных, только и намазанных все равно на работу гонял. Другой сообразил отвар из ореховых зерен делать и пить вместо чая – тоже вроде помогает, третий придумал отвар из неочищенного рогульника, четвертый цветы пробовал, но не пошли они, сыпью покрылся. Дядя Леня тогда эту самодеятельность прикрыл и запретил без его советов экспериментировать.

Короче, дела у него пошли хорошо. Приезжали немощные мужчины и женщины, страдающие, как правило, несколькими болезнями, а уезжали здоровыми, жизнерадостными людьми и потом долго писали благодарственные письма, называли сыновей Алексеями, кумились и дарили подарки – в основном ружья, словно по сговору. Многие приезжали по два-три раза, часто парами, иные каждое лето гостить наведывались как к родне и обязательно с подарками, поскольку денег знахарь не брал, но от ружей отказаться не мог. В избе у него был уже арсенал, на любой вкус и выбор: от старинной шомполки в узорах до «бельгийки» штучного изготовления. Иногда по ночам дядя Леня просыпался, вставал и, не зажигая света, подолгу ощупывал стволы, гладил шейки прикладов, осторожно взводил и спускал курки, прицеливался в светлеющие окна, и душа его наполнялась тихой радостью. Он вспоминал дарителей, мысленно разговаривал с ними и каждый раз находил, что подарки очень уж походят на тех, кто дарил. Про себя он давно стал называть излеченных по названию ружей. Вот вертикалка двенадцатого калибра – Чернобай, человек в жизни сильный, большого чина, а в быту скромный и тихий. Все равно что атомная бомба: глянешь – ничего особенного, железяка, труба, а внутри такая сила заложена, причем и умом-то ее сразу не постигнуть. И бой у его ружья вроде не резкий, но он хороший, за семьдесят метров третьим номером дроби глухаря валит. Первый раз стрельнул – глазам не поверил. Атомное ружье. «Зауэр» – ружье красивое, дорогое и новенькое, в руки возьмешь – душа радуется, до чего же ладно сделано. Однако то ли патроны ему только казенные надо, то ли в стволах какой скрытый дефект: на полста шагов рябчика не берет. И бьет ведь звонко, словно из винтовки, но с дичи только перья летят, а убойности нет. Для стены такое ружье, не для охоты. Пятизарядный «винчестер» – штука удобная, особенно осенью, когда гусь на озеро садится, да ведь патронов на него не напасешься. Где там удержаться, чтоб весь магазин не выпустить? Всегда второпях, в соблазне, только дави на спуск, хоть заряды в белый свет как в копеечку. А вот и одностволка, дешевенькая, простая, но тоже двенадцатого калибра – подарок женщины. Интересная была женщина, должность у нее – директор завода, и умом большого калибра, но и руками работать умеет. Конечно, если бы она в ружьях разбиралась, наверняка купила бы дорогое, как «бельгиец» купил, аж через посольство заказывал, через приятеля. Но в охоте она не понимала, и в мужьях тоже. Интересно, как у нее там? Вернулся к ней кто-нибудь из трех?

Конечно же, не раз случалось, что не помогал хворым ни колючий орех, ни работа в лесу, ни птицы и зори в белом лесу. Все вроде как надо делалось, и больные старались, а не получалось чуда, хоть ты плачь! И уезжали они от знахаря еще больше потерянные и угнетенные. Их-то было жальче всего: среди тех, кому не шел в пользу орех, оказывались женщины, мечтающие о детях. Поначалу дядя Леня ворчал на них, мол, бегаете в чулочках, не бережете здоровье, а теперь маетесь. Но с каждым появлением такой пациентки, после откровенного разговора-исповеди, на него обрушивалась лавина чужих страданий и боли, и боль эта усиливалась втрое, если лечение не помогало. Неделями знахарь ходил мрачный, еда в горло не лезла, ружья не радовали, и отходил лишь тогда, когда приезжал новый больной.

И слава о знахаре с Божьего шла разная. Одни готовы были молиться на лесника-чудотворца, изощрялись, придумывая, как отблагодарить, другие же не то чтобы хаяли дядю Леню и его занятие, но и не одобряли. К тому же ходили разговоры, дескать, ишь, как устроился лесник-то! Люди живут у него, работают по два-три месяца, а денежки-то он получает! И в передовиках потому ходит. А помогает ли его знахарство, еще неизвестно, и наукой такой факт не установлен. Неплохо бы заняться органам, проверить да вывести его на чистую воду. Много их, лекарей без дипломов, развелось. Люди от болезней страдают, а мошенники этим пользуются. Дядя Леня на такие слухи внимания не обращал или попросту не слышал, занятый делом, однако тетя Маруся чуть ли не каждый день просила его остановиться, бросить, пока беды не нажил. Он бы и рад был, но как бросишь, если люди из дальних сторон едут и чуть не на коленях просят? Ладно бы какая другая хворь, тут же все с продолжением рода связано, с будущим.

Первый раз знахарство дяди Лени проверял какой-то человек из облздравотдела. Побеседовал вежливо, взял на пробу ореха, ила озерного, воды и с тем уехал. Дядя Леня ждал, что ему запретят лечить, хуже того, накажут, но почему-то все прошло гладко. Ему прислали копию акта экспертизы, где говорилось, что ни рогульник, ни тем более вода и ил озера Божьего лечебными свойствами не обладают и вреда организму не приносят.

– Да как же не обладают? – удивился знахарь. – Люди-то вон они! Живут, выздоровели! Выходит, я обманывал их?

Официальное заключение экспертизы словно подхлестнуло народ. Стали приезжать уже не к леснику, а прямо на Божье озеро, и на берегах, по березняку, где когда-то жило племя великанов, выстраивались машины, палатки, дымили костры, слышались песни под гитару, музыка, хохот дурачащихся в воде мужчин и женщин – в основном молодых и здоровых с виду людей. Некоторые приезжали с аквалангами, с резиновыми лодками, со специально придуманными сетями. Ловили орех мешками, тут же сушили, ели, увозили с собой про запас. Иные жили на озере по месяцу целыми семьями, с детьми и стариками. И все от грудняков до старцев старательно пользовали себя безвкусным рогульником, мазались илом, купались и чего-то потом ждали.

– Зря вы так, зря, – говорил им дядя Леня, когда приходил на озеро. – Не будет пользы, напрасно, только время убиваете. Вот помяните мое слово!

Иногда от него отмахивались – да пошел ты, мужик! Сами с усами, знаем, как лечиться, знахарь выискался… Иные сами подзывали, выспрашивали рецепты, даже старались подпоить, чтобы вызнать какой-то особый секрет. Но дядя Леня и выпившим не мог его выдать, поскольку секрета не было! А в тот способ лечения, о котором он охотно рассказывал и которым лечил, приезжие просто не верили, мол, знаем, ты, лесник, себе на уме мужик, лапшу нам на уши вешаешь, да не на тех напал.

Однажды осенью, перед ледоставом, на Божье озеро нагрянула целая бригада мужиков на крытом грузовике, с моторными лодками и снастями. Дней пять они неводили ореховые места и поймали мешков тридцать.

– Вы откуда будете? – спросил их дядя Леня. – И куда ореха столько набрали?

– Не твое дело, – сказали мужики. – Запрета на добычу нет, значит, гуляй себе.

– Да я ничего, ловите. Только зачем? Не голод же нынче.

– Лечиться будем, – засмеялись мужики. – Видишь, какие мы хилые? А поедим ореха – как дубы станем!

Через некоторое время дядя Леня услышал, что в городе на рынке рогульник продают по рублю кучка и, говорят, народ его в драку хватает.

Да неужто нынче столько больных развелось? Неужто из-за проклятого атома народ страдает? Если и дальше так пойдет, где же одному дяде Лене с такой прорвой больных сладить? И ореха на всех не хватит. Мужики полный грузовик увезли, неизвестно, вырастет что на будущий год, нет?