Литмир - Электронная Библиотека

Затем присел перед ванной на корточки, продолжая и в воде разминать ее покорную плоть. Юля глядела на него распахнутыми глазищами, почти не мигая, и от этого растерянного взгляда, вопиющего невесть о чем, хотелось спрятаться.

– Я могу остаться? – внезапно спросила она. – Хотя бы на ночь.

– Что, в ванне? – изобразил удивление Вадим, лишь бы не закряхтеть от неловкости. – А не утонешь?

– У тебя там тетенька, да? – поинтересовалась Юля с ехидцей. – Согревает твои старенькие кости. Ну так второй бок свободен? Мне хватит, я не жадная. Помещусь – тютелька в тютельку, дяденька в тетеньку. А девонька тем временем поучится плохому.

Она пыталась выдерживать обычный тон, однако голос предательски вздрагивал, будто в любой миг мог сорваться в рыдания.

– Ладно, хватит показухи, – сказал Вадим. – Что случилось?

– Ничего, – равнодушно ответила Юля. – Все прекрасно, маркиза!.. Если не считать, что меня пытался изнасиловать собственный папуля.

Не удержавшись, Вадим присвистнул: “Ни фига себе!”

– А что? – продолжала девочка. – Он ведь такой большой босс-с-сяк, почему не позволить себе – кто ему чего скажет? Вообще, откуда знать, может, он для того меня и зачал? Видел же, наверно, что маменьки надолго не хватит. Я представляю, как потрудилась она для его взлета, если и меня он уже пробует подсунуть… соратничкам.

– Ты не придумываешь? – осторожно спросил Вадим. – Все ж отец, какой-никакой.

– Так что же? Надо будет, он еще настрогает. Сейчас столько бесхозных тёлок – на все вкусы!

– Средневековье какое-то, – пробормотал он расстроенно. – Махровое средневековье, ей-богу.

– Ну почему обязательно средневековье? – возразила Юля. – Мой папенька обожает поминать книжицы про светлое будущее, умиляется тамошним порядкам до слез, – а себя, по-моему, втайне считает его полпредом в настоящем. Ну не повезло человечку, поспешил родиться!.. Как тебе такой коммунарик, а? Комарик-коммунарик…

У нее опять задрожали губы, словно от холода, и чтоб не заплакать, девочка принялась хулиганить, брызгая на Вадима водой. Немного успокоясь, добавила:

– Это как у крестоносцев, знаешь? Можно мочить, грабить, насиловать, но если предан Богу, теплое местечко в раю тебе уготовано. Не Бог, а крестный отец какой-то, пахан воровской!..

– Ну что, он вот так прямо на тебя набросился, – спросил Вадим, – ни с того, ни с сего?

– Вот так прямо, – подтвердила Юля. – Явился среди ночи – лицо чужое, руки ледяные, глаза пылают. И если б не твой презент, от колдовских щедрот… Знаешь, я ведь давно с ним не пересекалась: днем он отсыпается, ночью пропадает.

– И с чего все они заделались полуночниками? – удивился Вадим. – Не иначе сверху моду спустили.

Ему вдруг пришло в голову: а не придумывает ли Юля? Проще говоря, не врет ли? Сколько б его ни ловили на доверчивости, Вадим продолжал даже заведомую ложь принимать за чистую монету. И только затем, вспоминая о прежних обманах, начинал исподволь прощупывать собеседника. И что за радость: дурить голову такому лоху? Впрочем истории обеих гостий стыкуются настолько, будто они сговорились, – что вряд ли.

– Ничего, – пригрозила Юля, – он у меня попляшет. Я такое ему устрою!..

– Зачем? – спросил Вадим.

– Чтоб ему было плохо, – повела девочка плечом.

– Зачем? – повторил он.

– А почему я должна спускать?

– Что ты за других переживаешь: как бы кому сделать хуже. Лучше о себе подумай.

– Но если мне хорошо, когда ему плохо? Он еще заплатит – за все!

– Ты что, сильней его, – спросил Вадим, – или умнее? Куда ты лезешь?

– И все равно я ему устрою: ткну харей в собственное дерьмо!..

– Можно быть стервой либо дурой, – попытался рассердиться Вадим. – Объединять в себе обеих – накладно. Когда на тебя разогнался бульдозер, разумней убраться с его пути.

– “Разумненький Буратино”, – сказала Юля. – Живешь тихо, не высовываясь, в свое удовольствие. По ночам трахаешь кого захочешь, благо дурочек вокруг полно, – стоит по головке погладить да мослами потрясти. Ты – кобель, да? Кобелино!..

– “Ума нет – считай калека”, – заметил он. – Не понимаешь, что заступила на чужую территорию? Твоя свобода кончается возле моего носа!

– Это самая выступающая твоя часть?

– Если не считать груди.

– Но ведь для избранных ты оттопыриваешь еще кое-что? И как тогда насчет свободы?

– Слушай, солнышко, – заговорил Вадим, – я ведь не обязан перед тобой оправдываться, потому что, слава богу, у меня хватило ума… – Он заставил себя притормозить, почувствовав, что избыточно многословен, а значит, именно оправдывается. – Короче, тут нет криминала, – решительно сказал он. – Алиса – давняя моя приятельница, а здесь ночует потому…

– Ну понятно! – перебила Юля. – Почему по старой дружбе не перепихнуться разок-другой? Никому от этого не хуже, а для здоровья полезно. Опять же теплее вдвоем!.. Что, не так? – Она отрывисто засмеялась. – Потрахаться, чайку испить, снова потрахаться, обсудить постановку или передачку, еще раз потрахаться под задушевную беседу – а все это вместе называется встречей друзей, да?

– Теперь ты и вправду меня рассердила, – болезненно улыбаясь, сообщил Вадим. – А делать это не стоило: больше я не стану тебя щадить.

– Сейчас уписаюсь с испугу!..

– Я понимаю, тебе плохо, – продолжал он. – Но ты хоть что-то сделала, чтоб избежать неприятностей? Либо как-нибудь их побороть? Ты умеешь только скандалить и ныть. Мечешься от билдеров до воображенцев, вертишь хвостом перед юнцами и стариканами, страдаешь из-за отсутствия смысла – но кто за тебя станет его добиваться? Даже любить по-настоящему ты не умеешь: чуть что – лапки кверху. И все вокруг виноваты – только не ты!..

Старый мудрый… дурак, сказал Вадим – уже себе. Что ты несешь? Кто и когда хотел знать о себе “всю правду и ничего кроме”? Кому она вообще нужна?

Однако отступать было поздно. И Юлька уже смотрела на него иначе, хотя спрятаться от ее взгляда хотелось по-прежнему.

– Ну почему ты такой? – спросила она.

– Собственно, какой?

– Блаженный, что ли. Ты безопасен и надежен, рядом с тобой расслабляешься. Но остальные-то другие, и каково после тебя возвращаться к ним – ты подумал? Вот если б ты брал под крыло на все время…

– Я бы, может, и брал, да размах крыльев не позволяет, – сказал Вадим. – И пойдет ли это на пользу? Во всяком случае, я никому свое общество не навязываю.

– Это что, предложение убираться?

– Ни в коем разе! – испугался Вадим очередной неловко выстроенной фразы. (Сколько раз обжигался!) И что они такие мнительные – слова нельзя сказать, чтоб не извратили! Да еще из всех мыслимых толкований выберут самое для себя оскорбительное, и будут стоять на нем вмертвую, сладострастно поворачивая воображаемый нож в воображаемой ране, точно завзятые мазохисты. И все попытки выправить ситуацию будут ее усугублять, словно им вправду доставляет наслаждение себя мучить, а через себя и его – виновного в неуклюжести, но уж никак не в злом умысле.

А девочка уже выбиралась из ванны, разбрызгивая воду.

– Слушай, прекрати! – потребовал Вадим. – Что за детство, в самом деле?

Не отвечая, она наспех обтерлась, выскочила в прихожую и стала вколачивать маленькие ступни в босоножки. На всякий случай Вадим перекрыл вход на кухню, где сушился ее сарафанчик.

Все-таки придется оправдываться, подумал он, уже готовый смириться. Правда, не с моими талантами этим заниматься, и вины за собой особой не вижу, но куда денешься? Эх, грехи мои, грехи…

Однако Юля не дала ему даже такого эфемерного шанса.

– Я позаимствую твой плащ, – сухо сообщила она, сдергивая с вешалки дождевик. – При случае верну.

– Ты что надумала? – заволновался Вадим. – Эй, ты куда? С ума сошла – там же ночь!..

Молча она устремилась к выходу. Разведя руки, Вадим попытался ее задержать, но Юля попросту отпихнула его в сторону, и конечно, он не решился применить против девчонки силу, хотя мог вздернуть ее за шиворот, точно котенка. А Юля уже исчезала за дверью.

5
{"b":"49649","o":1}