– Так это и есть иная порода! – убежденно воскликнул Гай, наконец дожевав. – И мыслят не по-людски – это точно. Пока не столкнулся с западными чинодралами, считал их образцом для наших. Оказалось такое же дерьмо, только пахнет меньше. И несут ту же околесицу, оправдывая дурости госмашины едва не теми же доводами. Их не переделать, поверь. Одно спасение – короткий поводок.

С минуту я глядел на него в раздумье, потом сообразил:

– Это у тебя образы такие, да? Иная порода, нелюди!.. Ты ж натура творческая, в эмпиреи воспаряешь. а я от земли отрываюсь редко, да и порхаю низенько – бяк-бяк, бяк-бяк. И если говорю о нечеловечьей логике, имею в виду как раз это.

Теперь и Гай задумался, недоуменно хмурясь.

– Ладно, едем дальше, – предложил он затем. – Что у нас на второе?

– С верхами, будем считать, разобрались, хотя не ясно, «не могут» они или «не хотят»…

– На революционную ситуацию намекаешь?

– Так ведь и низы взбеленились!.. Ты не смотрел статистику? Если раньше большинству было плевать на других, а многие даже желали ближним добра, то теперь отношения явно сместились в сторону садизма. Пока что они больше созерцают, но каждый спрос, как известно, рождает предложение. И тут мы плавно подходим ко второму узлу искажений, некоему Калиде.

– Послушай, а ты в самом деле считаешь, будто здешний люд озверел? – обеспокоенно спросил Гай. – С такими обвинениями лучше не спешить.

– Только не надо доказывать, что нет плохих народов, – огрызнулся я. – Нации как люди: в каждой намешано всякого, и время от времени наверх такое всплывает!.. А если еще и старания приложить…

– Что, опять заговор? Некая чужая, но жуткая сила…

– Зачем? И в своей среде хватает отребья.

– Не слишком ли ты строг к людям?

– С других нужно требовать, – отрезал я. – Однако не больше, чем с себя. А у нас исстари – в одни ворота. Чужих колом по голове, а себя лишь по шерстке. И чего добились? Другие-то уж выплыли, а мы барахтаемся. Зато на своем болоте – первые. Правда, никто о том не знает, кроме нас. Хоть и квакаем во все воронье горло.

– Н-да, – озадаченно сказал Гай. – Эк тебя завернуло. Начал за здравие, кончил про бузину. Накипело, да?

– Дык ума нет – считай калека. А когда не можешь оценивать трезво, какой уж тут ум – соображение одно. И уж так его напрягаем, чтобы себя оправдать, будто от этого вправду станет лучше.

– Конечно, генофонд нам подпортили, – согласился Гай, с сожалением покосясь на себя в зеркало. – Спасибо дедушке Сталину – броневой был мужик. Сидел у себя в Кремле, как в танке, и палил по площадям. Заметь, уж полвека прошло, как схоронили Усатого, а «его дело живет и побеждает».

– Пора кончать это блудство и закопать Кобу обратно. Сколько можно с ним трахаться?

– Сколько нужно, – хмыкнул Гай. – Коба боготворил Грозного да Петра, а наш козлик обожает Кобу. У каждого собственные предтечи. Кстати, и судьбы схожи. В юности сей моралист, говорят, привлекался за изнасилование, затем долго пребывал в стукачах. Но в ГБ его так и не взяли, побрезговали.

– Откуда знаешь?

– Ну, – скромно улыбнулся Гай, – все ж у Клопа не те возможности, что были у Таракана. И сведения нынче сложней утаить. Чуть кто надыбает на тайное, тут же выплескивает в Океан. И пресечь уж никак – при всем желании.

– Значит, придется отсечь – от Океана. В конце концов, не он первый.

– Знаешь, что удручает? – спросил Гай. – Что нами правят ничтожества. Думаешь, Клоп напустил тумана на свое прошлое, потому что скрывает страшное? Да просто он был никем, плесенью, и остался ею же, только возможности изменились. Вот этой правды Клоп боится, и люди пропадают пачками, лишь бы она не всплыла. Он переписывает биографию наново, как и все бездари, прорвавшиеся к власти. Это даже скучно, насколько они одинаковы: Адик, Йося, Саддам, Сашок… Дети разных народов.

– Может, губер не так и глуп? Пока что клоп ведет свою линию вполне толково, не повторяя ошибок предшественников.

– Значит, он хорошо вызубрил уроки прошлого. Приличная память – еще не ум, тем более не талант.

– Ну да, «первый ученик»!.. С-скотина.

У Гая я отдыхал душой. Нам почти не приходилось спорить, разве по пустякам, – редкое единомыслие. Вообще, общаясь с ним, я убеждался, что умные люди – это те, кто во всем согласен со мной.

– Слыхал про его последние закидоны? – сказал он, хихикая. – Распорядился «пресечь безобразие» на диком пляже, где кучкуются натуристы. Ну, копы нагрянули и рассеяли голышей, некоторых даже повязали. Больше им делать нечего, а? Будто в остальном тут тишь да гладь… Вообще Клоп очень уж озабочен моралью – к чему бы, ведь не старик? Или от вида голых баб звереет настолько, что и других подозревает в том же?

– Если Клоп болен, лечить все равно станут других, – заметил я.

– А этот его турнир? – Гай фыркнул. – Тоже, покровитель искусств и спортсменок! Поговаривают, любой молодке готов дать разгон – в лучших традициях почившего ГДР. Правда, там держали для этого штат массажистов, а наш полугигант справляется сам.

– Брехня, – не поверил я. – Сейчас болтают про всех, кто наверху. Если не развратник, так пьянь или хапуга. Это не считая тех, кто продался. Тоже ведь судят по себе. Уж они б развернулись, дай волю!..

– Конечно, в такой компании легко затеряться. Но, может, вскорости мне подбросят записи…

– Или бомбу, – прибавил я. – Это – скорее. Давно тебе тачку не взрывали?

Собственно, взорвали-то единственную его «ниву», которой репортер владел до подаренного мной броневичка. Гаю тогда крупно повезло, что его, пьяненького в дым, отвезли домой на другой машине.

– Что тачки, теперь дома взрывают! – отмахнулся он.

И почему умные люди бывают такими глупыми? Сколько ни предупреждай их не пилить под собой ветки, все равно будут сыпаться с деревьев, точно желуди по осени. И хоть бы на дубах сидели – нет, в лучшем случае на осинах!.. Или они там колья заготавливают?

– Имей в виду, Гайчик, ты – носитель информации. И наверняка в оперативной разработке у здешних «бесов».

– Как и ты, наверно?

– Я работаю по частным заказам, особо не высовываясь. А ты – на виду, весь из себя такой честный.

– От судьбы не уйдешь, – вздохнул он. – Это ж наше дело: прокукарекать.

– Эй, дружок, ты б поостерегся, – снова призвал я. – Сейчас на таких пошла охота – отстреливают почем зря. И оно надо тебе: нарваться на пулю?

Впрочем, Гай понимал это не хуже меня. А боялся, наверно, больше. Но не мог же он из страха, к примеру, не дышать? Такой вот человек: слабый, податливый… и неотступный.

– Станут звонить в дверь, сперва закрой глазок книгой, – посоветовал я. – Заодно и сувенир оторвешь. Не в черепушке ж его носить!.. Но идеальный вариант: камера, – так тебя никто не достанет.

– Буду выглядывать, как из-за бруствера? – засмеялся Гай.

– На войне, как на войне, – выдал я фразу, ставшую уже дежурной.

– А как тебе это? – спросил он, пощелкав на своем экране «мышкой».

Из динамиков, сквозь хрип ветхой проводки, пробился голос, высушенный и настойчивый, старательно выговаривающий русские слова: «Мы очень не советуем вам сочинять такие статьи. Они вредны, лживы. И могут плохо отразиться на вашем здоровье…»

Гай остановил запись.

– Что за тип? – спросил я.

– Полномочный представитель дружественного режима.

– Корейцы, что ль?

– Ну, – подтвердил он. – Чучхесты хреновы, страна победившего коммунизма. на днях расписал последние их махинации, а заодно пощипал тамошнего верховного павлина.

– Что, опять браконьерствуют? Или наркотой промышляют?

– Так ничем же не брезгуют!

Вот кто шустрил тут шибче федералов. Под крылом Клопа севкоры свили роскошное гнездо. И вели себя без церемоний, почти как дома.

– И охота тебе вязаться с дерьмом? – спросил я. – Действительно, можно такое подхватить!.. Вплоть до летального исхода.

– Но ведь и твой круг на удивление широк: от торгашей до бандитов. Кстати, как там насчет твоего «боевого безумия», – не перегорел пока?