– На! Держи! – просипела старуха беззубым ртом. Он поднёс чашку к губам и с огромным удовольствием сделал несколько маленьких глотков, стараясь перед этим остужать кипяток между языком и нёбом, как делали это хунну. Бульон во рту булькал и урчал, а потом медленно опускался в горло. Вкус был невероятный. В этот момент рядом зашевелилась гора одеял, и оттуда показалась взлохмаченная голова Модэ Сина. Он долго тёр кулаками свои узкие глаза, думая, что сидящий рядом с ним раб с чашкой бульона в руке – это либо продолжение сна, либо что-то ещё более страшное. Увидев старую женщину, он прекратил давить себе на глаза и замер.

– Фазира? – тихо спросил он.

– Да, мой малыш, – с искренней нежностью произнесла старуха. Это была его кормилица и служанка. Радостно растянув рот в беззубой улыбке, она подала ему вторую чашку, и Модэ с жадностью стал пить бульон, обжигая губы и тихо ругаясь на горячую жидкость.

– Почему у меня так болит плечо? – с удивлением спросил он и посмотрел на руку. Там были видны следы тонких порезов – три круга соединялись краями, как у раба, который сидел рядом. – Кто это сделал? – недовольно спросил он.

– Твой отец приказал, – тихо ответила женщина.

– Зачем? – спросил он, но его вопрос остался без ответа.

– Ты пей, пей. Но не торопись, у меня ещё много тут, – повторяла ему раз за разом кормилица, снисходительно улыбаясь. Выпив две чашки, молодой хунну откинулся на войлок и посмотрел на Лация.

– Это был ты? – коротко спросил он.

– Да, – кивнул Лаций.

– Моя лошадь погибла?

– Да.

– Но ты мог её вытащить?

– Нет.

– Хм-м… Тогда зачем ты вытащил меня? Зачем? – с искренним непониманием спросил Модэ, для которого жизнь его лошади была так же ценна, как и его собственная.

– Ты хочешь вернуться за ней обратно? – подумав, ответил вопросом на вопрос Лаций, потому что сам не знал, зачем спас сына Тай Сина.

– Нет! – резко мотнул головой молодой хунну. – Ты бил меня по рукам! И тащил за волосы! – он схватился за голову и вскрикнул. – Мне больно! Он дёргал меня за волосы! – крикнул он кормилице, прижимая волосы к голове ладонями. Его рот перекосился от боли, и в глазах вспыхнуло искреннее возмущение. Старуха махнула рукой и отвернулась, как бы говоря, что не хочет его слушать, и когда молодой хунну хотел что-то добавить, шкура на входе резко отлетела в сторону и внутрь вошёл его отец. Тай Сину было достаточно одного взгляда на сына и раба, чтобы всё понять. Лаций тоже заметил, как в глазах старого лули-князя промелькнуло отеческое выражение заботы и радости, но это длилось всего мгновение, но потом его взгляд снова стал жёстким и непроницаемым, как и раньше.

– Я дала им только жидкий навар, – произнесла служанка, увидев во взгляде господина вопрос.

– Хорошо, – кивнул тот и сел на невысокий стул, сделанный из ствола широкого ствола. Сверху он был оббит войлоком и выцветшей тканью. – Ты! – кивнул он Лацию, и тот провёл языком по нёбу, чувствуя, что после бульона хочет пить. Но сейчас надо было выслушать лули-князя. Хунну были непредсказуемыми в своих поступках, и он не раз имел возможность убедиться в их необоснованной жестокости, как, впрочем, и в необузданной щедрости и неограниченной расточительности в моменты радости и побед.

– Да? – осторожно спросил Лаций.

– Ты спас моего сына. Он жив.

– Да, – снова повторил он.

– Ты можешь взять своего друга, его женщину и слепого певца. У тебя будет свой гэр. Там, за гэром кутлуга Ногусэ. Тебе покажут. Эти двое, муж и жена, будут твоими слугами. А ты будешь служить мне и шаньюю. Понял?

– А слепой певец? – поинтересовался Лаций.

– Слепой? Можешь его выгнать или отдать другим рабам. Хотя… он хорошо пел, – смягчился лули-князь. – Делай, что хочешь. Это мешок костей. Он никому не нужен.

– Э-э… – не веря своим ушам, протянул он, собираясь с мыслями и чувствуя, что по всему телу пробежала волна приятного тепла и слабости.

– Что? Ты хочешь что-то ещё? – по-своему истолковал его звук Тай Син. И Лаций почувствовав это, решился попросить то, о чём мечтал уже больше года.

– Благодарю тебя, мудрый вождь, – с благодарностью произнёс он. – Можно мне ещё попросить нож? Любой нож… Понимаешь… без ножа очень трудно, – с мольбой в голосе добавил он, поражаясь в душе, как унизительно и жалко ведёт себя перед варваром и как его голос сам подстраивается под нужное поведение, пренебрегая гордостью и уважением, которые сопротивлялись этому предательству в глубине души.

– Нож? – с удивлением переспросил старый князь и даже выпрямился в спине. Он хорошо помнил, как этот раб бросил нож в нападавшего кочевника и убил его.

– Нож?.. – тихо повторил за ним молодой Модэ.

– Да, – со вздохом кивнул Лаций. – Надо брить голову и лицо. Надо резать шкуры и ремни. Много делать надо, – на какое-то время в гэре воцарилось молчание, и даже старая кормилица не шевелилась, стоя у костра и с интересом ожидая решения своего хозяина. Наконец, тот поднял взгляд и коротко произнёс:

– Сайн24!

– Отец, он же раб! – воскликнул сын.

– Да, – кивнул Тай Син и подошёл к кормилице. – Позови повитуху и гадалку. Пусть они отгонят от него злых духов, – он кивнул в сторону сына. – Скажи, что упал в реку. Пусть хорошо просят богов и очистят его, – после этого он ещё раз посмотрел на сына и вышел.

– Зачем он это сказал? Неужели он даст ему нож? – обратился Модэ к кормилице. Та, как всегда, пожевала беззубым ртом и с улыбкой ответила:

– Он спас тебя, а не убил. Зачем ему делать тебе плохо? Отдохни, малыш. Ты устал, – услышав эти слова, молодой хунну нахмурился и отвернулся от Лация. Но тот даже не обратил на это внимания. Он чувствовал себя выспавшимся и, благодаря жирному навару, даже немного сытым. Внутрь зашёл один из слуг Тай Сина и протянул ему обрывок старого шерстяного одеяла. Лаций взял свёрток и почувствовал в руках приятную тяжесть. В тряпку был замотан нож в кожаном чехле. Он вытащил его и от удивления выпрямился. Затем быстро бросил взгляд на Модэ и старую кормилицу. Сын Тай Сина сделал вид, что не смотрит в его сторону, хотя сидел боком и мог видеть, что происходит рядом. А кормилица вообще стояла спиной и продолжала помешивать еду в котле. Лаций медленно выдохнул и провёл рукой по чёрному длинному лезвию – это был тот самый нож, которым он убил воина хунну во время перехода из Мерва. Лезвие было острым. Значит, им никто не пользовался. Он прижал нож к груди и радостно улыбнулся. Но осторожность взяла своё, и Лаций поспешил спрятать драгоценный подарок под рубашку, чтобы потом прикрепить петли для крепления на поясе.

– Благодарю тебя, – еле слышно пробормотал он, мысленно обращаясь к старому князю. Теперь ему не терпелось поделиться радостной новостью с Павлом и Атиллой. Лаций даже мечтать не мог о такой благосклонности со стороны старого хунну, и его распирало от внезапно нахлынувшей детской радости. К тому же, ни Атилла, ни Саэт ещё не знали, что они смогут жить в собственном гэре. Надо было их обрадовать.

К его огромному удивлению, никто из его товарищей не обрадовался этой новости. Лаций стоял перед ними и растерянно переводил взгляд с одного на другого, не понимая, почему они не смотрят на него и вздыхают. Атилла первым прервал странное молчание.

– Понимаешь, тут всегда много слуг. Готовят они. И всегда у них есть мясо. У этого старика большие стада. Его племя богатое. Так что еды тут много… – с кислым выражением лица протянул он. – А там как? Сами будем готовить? Саэт одна не сможет всё делать. К тому же, двое маленьких детей. И как эту палатку ставить? Кто будет за ней следить? – печально закончил Кроний, и ему в тон сразу же добавил Павел Домициан:

– Боги посылают нам испытание, а не награду. Так мне кажется. Я вижу только тёмные цвета. Нет ничего светлого. Мне становится холодно от мысли о новом гэре, как ты сказал. Тут, насколько я знаю, шесть костров. Шкуры на полу застланы под края войлока. Мех на них ещё не вытерся. Тепло. А там у нас будет один костёр. Он будет быстро прогорать. И кто за ним будет всё время следить, когда вас с Атиллой не будет?