Возможность того, что люди, находящиеся в слабой позиции, оборачивают свою зависть, враждебность и страх в сексуальный сценарий, в котором компенсируют соответствующий недостаток официальной власти обращением к очень личной власти эротики, составляет одну из социально значимых причин, по которой необходимо иметь законы и договоренности, защищающие тех, кто является зависимыми от других (работник от нанимателя, студент от учителя, сержант от лейтенанта и так далее).

Нам всем необходимо освободиться от искушений, созданных нашими собственными защитами, также как и от возможности быть использованными людьми, являющимися авторитетами в нашей жизни.

Рискуя затронуть пункт, приложимый ко всем защитным процессам, позвольте мне сделать ударение на том, что сексуализация не является по своей сути проблематичной или деструктивной. Человеческие индивидуальные сексуальные фантазии, паттерны ответов и практика, вероятно, в большей степени индивидуальны, чем большинство других психологических аспектов нашей жизни. Что одного человека может зажечь, другого оставляет холодным. Если я сексуализирую опыт, полученный от того, что кто-то держит меня за волосы (даже если истоки моего поведения лежат в детстве и представляют собой защитное сексуализирование таскания за волосы моей жестокой матерью), и мой сексуальный партнер любит перебирать пальцами мои волосы, я, вероятно, не буду обращаться к психотерапевту. Но если я сексуализирую переживание страха перед насилующим, вновь и вновь вступая в отношения с мужчинами, которые бьют меня, то мне хорошо было бы поискать помощи. Как и у любой другой защиты, у сексуализации имеются контекст и следствия ее использования во взрослом возрасте, которые определяют, надо ли (мне самой или другим) расценивать ее как позитивную адаптацию, дурную привычку или патологию.

Одно время понятие сублимации находило широкое понимание среди образованной публики и представляло собой способ рассматривания различных человеческих наклонностей. Теперь, с отходом от теории драйвов как центральной в психоанализе, сублимацию стали меньше рассматривать в психоаналитической литературе, и она пользуется все меньшей популярностью как концепция. Изначально считалось, что сублимация является “хорошей” защитой, благодаря которой можно находить креативные, здоровые, социально приемлемые или конструктивные решения внутренних конфликтов между примитивными стремлениями и запрещающими силами.

Сублимация была тем обозначением, которое первоначально Фрейд дал социально приемлемому выражению базирующихся на биологии импульсов (к которым относятся стремления сосать, кусать, есть, драться, совокупляться, разглядывать других и демонстрировать себя, наказывать, причинять боль, защищать потомство и так далее). Так, Фрейд указывал, что дантист может сублимировать садизм, выставляющийся художник – эксгибиционизм, адвокат – желание уничтожать врагов. Согласно Фрейду, инстинктивные желания обретают силу влияния, благодаря обстоятельствам детства индивида; некоторые драйвы или конфликты приобретают особое значение и могут быть направлены на полезную созидательную деятельность.

Данная защита расценивается как здоровое средство разрешения психологических трудностей по двум причинам: во-первых, она благоприятствует конструктивному поведению, полезному для группы, во-вторых, она разряжает импульс вместо того, чтобы тратить огромную эмоциональную энергию на трансформацию его во что-либо другое (например, как при реактивном формировании) или на противодействие ему противоположно направленной силой (отрицание, репрессия). Такая разрядка энергии считается положительной по своей сути: она позволяет человеческому организму поддерживать необходимый гомеостаз (Fenichel, 1945).

Сублимация остается понятием, на которое по-прежнему ссылаются в психоаналитической литературе, если автор указывает на найденный кем-то креативный и полезный способ выражения проблемных импульсов и конфликтов. В противоположность общему неправильному пониманию того обстоятельства, что объектом психотерапии является избавление от инфантильных побуждений, психоаналитическая позиция относительно здоровья и роста подразумевает представление, что инфантильная часть нашей природы продолжает существовать и во взрослом состоянии. У нас нет возможности совершенно избавиться от нее. Мы можем только сдерживать ее более или менее удачно.

Цели аналитической терапии включают в себя понимание всех аспектов собственного “я” (даже самых примитивных и беспокоящих), развитие сострадания к самому себе (и к другим, так как человек нуждается в проецировании и смещении прежде непризнаваемых желаний унижать) и расширение границ свободы для разрешения старых конфликтов новыми способами. Эти цели не подразумевают “очищения” собственного “Я” от вызывающих отвращение аспектов или блокирование примитивных желаний. Именно это позволяет считать сублимацию вершиной развития Эго, многое объясняет в отношении психоанализа к человеческому существу и присущим ему возможностям и ограничениям, а также подразумевает значимость информации психоаналитического диагноза.

На этом заканчивается мой обзор защитных операций, который необходим для понимания организации характера индивида. Я должна напомнить читателю, что данная книга посвящена структуре личности, а не только личностным расстройствам. Хотя она и сфокусирована на постановке клинического диагноза, предполагающего, что человек, обратившийся за помощью, в любом случае страдает, следует помнить, что истоки проблемы, с которой надлежит справиться, могут лежать не в основе характера пациента. Например, проблема может служить ответом на стресс, который чрезмерно перенапряг резервы, имеющиеся у пациента, обладающего любой структурой характера.

Но способ страдания человека отражает его личностную организацию. И попытка смягчить страдание требует чуткого отношения к индивидуальным особенностям. И кактус, и плющ растут, если их поливают и достаточно освещают. Но садовник, не учитывающий особенностей каждого растения, никогда не вырастит их полноценными. Понимание разнообразия людей, основ их характеров является чрезвычайно значимым для ведения эффективной психотерапии – независимо от того обстоятельства, есть ли у пациента проблемы, обозначаемые как характерологические, или их не существует. Терапевтическая позиция, помогающая обсессивному человеку, который страдает от депрессии, отличается от позиции, помогающей другому депрессивному клиенту, чья основа личности более истерично организована.

Каждый из нас испытывает сильные страхи и желания детства. Ими возможно управлять с помощью доступной в данный момент защитной стратегии. При этом одни методы преодоления стоит поддерживать, а другие должны заменить ранние жизненные сценарии. Целью чуткого психодиагностического процесса является не оценка тяжести чьей-либо “болезни” или определение того, какие люди находятся за пределами “нормы” (McDougal, 1980). Этой целью становится необходимость понять особенности страдающего человека и придать ему силы таким образом, чтобы он мог оставить прошлое и построить будущее.

В следующих главах я опишу основные наиболее часто встречающиеся психодинамические организации личности. Каждая категория, как я указывала выше, представляет свойственное данному характеру доверие к определенной защите или группе защит. Она содержит широкий круг, в котором представлены как явные психотики, так и те, кто является образцом психологического здоровья. Я буду описывать субъективные и объективные аспекты работы с представителями каждого типа личности, переводя психоаналитические термины и понятия, где это возможно, на язык обычных клинических взаимодействий.