— Вы это мне говорите? — повторяет она.

— Да, конечно! — Я протягиваю ей пригласительные. — Это же у вас выпало!

Она берет приглосы, наверняка успевает прочесть написанное крупными буквами «эксклюзивное pre-party единственного концерта Джорджа Майкла», и тут же, словно обжегшись, возвращает мне:

— Это не мое, вы ошиблись. Но не отворачивается.

— Я знаю, что не ваше, — говорю я, понуро опустив голову. (Конечно не твое. Кто бы тебе дал пригласительный на закрытую вечеринку с Джорджем Майклом? Учитель физики, что ли?)

— На самом деле это мои пригласительные. Просто я решил вот так познакомиться с красивой девушкой.

— Оригинальный способ, — кокетничает она.

— Вообще-то дурацкий, — оправдываюсь я. — Пригласительные-то у меня есть, а девушки нет. Я за вами иду целый квартал.

— Правда? А я пять минут назад вылезла из трамвая. — Она хмурит брови.

— У-у-у-пс, — замешкавшись на секунду, я реагирую молниеносно и беспроигрышно. — Странно. Значит, мне показалось, что я шел за вами целый квартал. Это было как в сказке. Я шел и смотрел вам в спину…

— Невероятно. Неужели такое бывает? — Она делает паузу, видимо, решая, продолжать разговор или нет.

— Знаете, я и сам думал, что такое бывает только в кино: раз — и влюбился. Я, наверное, мог бы за вами до Питера дойти. — Пока она скользит по мне взглядом, я не даю ей опомниться. — Меня зовут Андрей, я историк в прошлом, немного журналист в настоящем и еще чуть-чуть музыкант в будущем.

— Журналист, музыкант, аспирант. — Она улыбается и тут же выдает пошлейшую фразу: — Просто праздник какой-то.

— Да-да. Только ради ваших глаз. А как зовут их обладательницу?

— Меня? Катя!

В целом все получается не совсем так, как я себе представлял. Скорее, это напоминает сцену ухаживаний Броневого за Догилевой в «Покровских воротах». Тем не менее…

— Катя. У вас великолепное имя. Как у Екатерины Медичи или Екатерины Великой. — Я зачем-то выдавливаю весь свой хилый исторический багаж, но понимая, что он слегка не в тему, вовремя переключаюсь. — Представь, у меня только одна знакомая с именем Катя, Катрин Весна, диджей. Представляешь? За все двадцать пять лет (Чего это ты молодишься, придурок?) я не встретил ни одной Кати. Это судьба?

— Мы уже перешли на «ты»? — Девушка выдает «мнимую интеллигенцию». — Ты такой шустрый, это просто потрясающе!

— Не могу тормозить, зайка. Боюсь не успеть за знаком судьбы, и все такое. — Я возвращаюсь к своей привычной манере. «Как хороший микс, свелась история…»

— А ты тоже диджей? — спрашивает она заинтересованно и слегка выпячивает нижнюю губу. Боже, какие у нее губы!

— Возюкать пластинки? — презрительно говорю я. — Это не для меня. Я поэт. Хип-хоп, гангста-трэш. Я фронт-мен группы «Московский Первый», слышала такую?

— Не-а.

— Мы мало выступаем. В основном закрытые вечеринки. Или для своих. Не хочется тиражировать искусство и переводить все в бизнес. Мне его и в жизни хватает.

— Серьезная работа, — снова смеется она. — С утра в офисе, вечером в клубе, под утро с женой.

— (Какая ты остроумная. Тебе бы в женский «Комеди клаб»). Знаешь, с утра я в офисе не бываю, слишком частые репетиции. И потом, я совладелец «Одиозного журнала» — работа творческая, все зависит от настроя, а не от рабочего расписания. — При упоминании комбинации «совладелец» плюс «Одиозный журнал» Катя смотрит на меня более заинтересованно. Не уверен, что она его читала, но, скорее всего, слышала. Вот она — великая сила промоушена!

— Последний пункт мы тактично опустили, — замечает она не без надежды в голосе.

— Последний? Ах, да. А жены у меня нет. И не было. Как-то сложно все. — Я снова делаю грустное лицо.

— Физиологические проблемы? — продолжает упражняться в остроумии она.

— Зайка, ты стреляешь без предупреждения. — Я изображаю звук выстрела. — Но это не мой случай. Слушай, а что мы стоим, как опоры Крымского моста? Пойдем кофе где-нибудь выпьем?

— Опоры Крымского моста! — Она заливисто хохочет. — Никогда такого не слышала!

— Только что придумал, — честно говорю я.

— Честность — такая редкость в наше время, — улыбается она.

Как и отсутствие силикона в губах, думаю я.

— Здесь в двух минутах ходьбы есть потрясающее летнее кафе «Шатер». А у кафе — пристань с настоящей венецианской гондолой. Тебя когда-нибудь катали в гондоле? В Москве? Не на «Мерседесе», не на лошади, а именно в гондоле?

— Ни одного раза, — отвечает Катя.

И вот через пять минут мы валяемся на диванах, курим, пьем зеленый чай и коктейли, болтаем о ее студенческой жизни — РГГУ, четвертый курс, экономика, возможно общежитие, но не в этом суть. Я рассказываю дежурные истории из жизни светского журналиста… то есть из жизни совладельца журнала, травлю байки как мы играли закрытый концерт для Прохорова в Куршевеле, она переспрашивает, кто такой Прохоров, что рождает аналогию с анекдотом, в котором школьница, услышав «сделать минет в рекреации», переспросила, что такое «рекреация», и жизнь приобретает веселенький зеленый цвет, как у «мохито», который я изредка потягиваю через вторую трубочку из ее стакана (это так не оригинально, но так трогательно). Я часто хохочу ее несмешным рассказам про однокурсников и мысленно прославляю глянцевую эпоху, в которой приезжие студентки старших курсов уже знают, что такое Куршевель, но еще не знакомы с Петей Листерманом. Это настраивает на оптимистичный лад и заставляет поверить в то, что и нам многое остается в этой скаредной на радости московской жизни. На подвешенных к потолку телевизорах поет Shade, снуют официанты, а слегка бухой гондольер пытается починить весло у гондолы. В «Шатер» входит Бухаров, я приветственно машу ему рукой, он сдержанно кивает в ответ, и Катя спрашивает меня кто это, а я говорю: хозяин заведения, мы знакомы сто лет. И еще она говорит: наверное, ты многих знаешь, а я глубокомысленно киваю и, помедлив, отвечаю: по роду занятий приходится. Нашу идиллию пытается нарушить мой мобильный, который трещал уже раза три, но я выключаю звук и заказываю кальян. «Двойное яблоко» — просит она, и я в который раз убеждаюсь, что все студентки почему-то непременно заказывают «двойное яблоко». Наверное, подсмотрели в каком-нибудь сериале. Кстати, гондольер так и не справился с веслом, отчего наша водная прогулка переносится на следующий раз. Мы покидаем кафе через полтора часа, обменявшись положительными эмоциями и номерами мобильных. Последнее, как вы понимаете, гораздо важнее.

— Жесть, а не денек, — выпаливаю я, садясь за стол.

— Уработался никак? — ухмыляется Ваня, поглаживая бицепс. На Ване черная футболка, часы «Longines», прямые джинсы глубокого синего, почти черного цвета, черные кроссовки на трех липучках — все «Y-З», что, на мой взгляд, выглядит отстойно. И в плане бренда, и в плане цветовой гаммы. Ваня пьет минеральную воду «Evian» и постоянно приглаживает короткие волосы. Щеки у него здорового розового цвета, сразу видно: человек час назад разминался в спортзале. Рост метр девяносто, широк в плечах, руки дальнобойщика, но с маникюром (учитывая размер и форму рук, выглядит омерзительно). Честные голубые глаза, небольшое количество веснушек на носу, пухлые губы. Одним словом — любая бы замуж пошла. Мой ровесник Ваня приехал в город-герой Москву из Саратова десять лет назад с тремя сотнями долларов и перспективой убогого общежития. Года три как успешно делает карьеру финансиста в каком-то строительном холдинге. Холост. Парень неплохой, но лоховат, что в целом не проблема, принимая во внимание то, что из нашей компании он самый платежеспособный. Еще он помешан на хип-хопе и читает как бог. Это чистая правда, иначе год назад я бы не взял его в проект «Московский Первый».