— Не то слово, — я жестом подзываю официантку, — не то слово, брат. Времени не хватает. Один проект сменяет другой.
— Вызывает уважение тот факт, что при своем плотном графике, тотальном вовлечении в огромное количество проектов и полном погружении в ночную жизнь ты как-то умудряешься не забывать друзей. И опаздывать на дружеские вечеринки всего на сорок минут, — ледяным тоном говорит развалившийся в кресле Антон, отвернувшись к окну. — Вызывает уважение…
Вся компания разражается хохотом. — Я не понял, это была такая шутка, чувак? — Я недоуменно развожу руками и оглядываю стол. — Это чего, у вас тут теперь такие шутки, да?
— Нет, что ты! Это констатация факта, — все так же спокойно продолжает Антон. — Просто я как человек неорганизованный искренне завидую таким людям, как ты. Которые не забудут, не подведут, не опоздают, когда в них есть необходимость…
Все снова ржут. Антон наконец разворачивается ко мне.
— Я врубился, чувак, это кусок твоего нового сценария! Ты наконец начал писать сценарии! — Я прищуриваю левый глаз и указываю на Антона пальцем, как это делают герои идиотских американских ситкомов. — Я пришел не вовремя? Перебил читающего Панина? Sorry, брат, я реально не хотел.
— Знал, что ты поймешь. — Антон картинно щелкает пальцами и стряхивает кусочек зубочистки с лацкана пиджака. На Антоне коричневый пиджак на трех пуговицах, белая футболка с принтом в виде сильно декольтированной Белоснежки и похотливо улыбающихся гномов (производители не опознаны), вельветовые штаны цвета ирландского сеттера и коричневые замшевые лоуферы. На запястье пластиковый «Swatch» — стильный парень, ничего не скажешь. Род занятий обязывает. Антон Панин вместе с какими-то чуваками пишет музыку для телесериалов. Пишет много, покупают мало, но в этом году их мелодии вошли в два сериала, причем последний имел неплохой рейтинг. Он на пару лет старше нас, невысокий, худой, с вечно изможденным лицом, горящими зелеными глазищами и жиденькими каштановыми волосами до плеч. Точеный профиль, успех у девушек, огромная фонотека, нестабильные доходы, общение с Интернет-маргиналами, дома — постоянно хорошая трава и диджейский пульт. Работник искусств, одним словом. Музыку для «Московского Первого» пишет именно он.
— You got it, man! — он снова щелкает пальцами.
— Да-да. Слушайте, чуваки, я такую телку на улице встретил! — Я снимаю очки. — Нетронутая еще большим городом, свежая, застенчивая студентка. Возможно, даже из провинции. Я как-то… — Я шевелю пальцами в воздухе, но закончить мне не дают.
— Ну, тогда опоздание на сорок минут не считается проблемой, да? — Ваня делает еще глоток воды. — Какие-то сорок минут не в счет. Особенно если ты ехал в метро. — Он презрительно кривит губы. — Или шел пешком. По улице.
— Кажется, меня унизили, да? А в чем дело-то? У нас чего, собрание с целью формирования командного духа, или как?
— Мы собрались по поводу Вовки, — серьезно замечает Антон. — От него девушка ушла.
— В пятницу, — подтверждает до сих пор молчавший Вова. Он появляется в нашей компании редко, и я очень мало его знаю, но с Антоном его связывают какие-то старые отношения. Впрочем, какая мне разница? Выглядит Вова так, как если бы фронтмена «Aerosmith» Стивена Тайлера коротко постригли и одели в светлосерый офисный костюм и розовую рубашку. Реально, он очень похож на Тайлера — тот же лягушачий рот, те же безумные глаза и черные волосы. Ему бы еще голос да наркоманское прошлое — цены бы не было. Но Вова не поет, не пишет и не концертирует. Он занимается продажами кондитерских изделий в компании «Марс» — всех этих приторно мерзких «Сникерсов», «Марсов» и «Баунти», фу. Еще Вова по пятницам танцует в клубах и изредка нюхает кокаин. Не для того чтобы весело провести время, отнюдь: чтобы было куда надеть рваные голубые джинсы и оранжевую рубашку, купленные на распродажах три года назад. Действительно — не пропадать же вещам, пусть давно вышедшим из моды, но практически неношеным. Ну, вы знаете эту корпоративную философию: мы умеем не только тяжело работать, но и весело и зажигательно отдыхать в выходные перед новой трудовой неделей! Нюхает он, судя по всему, из тех же соображений. Я оглядываю собравшихся, не понимая, сделать мне трагично-участливое лицо или нет. На всякий случай сначала решаю разрядить обстановку.
— Как дела, Вован? — хлопаю я его по плечу. — Как жизнь в целом?
— Живем потихоньку, — механически отвечает Вова.
— Это скоро пройдет. — Я цепляю вилкой пару гренок из тарелки Вани.
— В смысле? — Вова поднимает на меня глаза.
— Э, хорош есть из моей тарелки! — бьет меня по руке Ванька, но промахивается.
— Be вавко фоль? — я прожевываю гренки. — Жалко тебе, что ли? Официантка идет уже десять минут. Мне чо тут, с голоду сдохнуть?
— Я специально заказал себе «Цезарь» с курицей, чуть поджаренной с двух сторон. У меня диета, — поясняет он.
— Я взял гренки, чувак. Я взял гренки, а не курицу, — укоризненно качаю я головой.
— Да? — Ваня смотрит себе в тарелку. — Тогда ладно. Можешь еще взять.
— Спасибо, меня еще тошнит от тех, что я съел пару секунд назад, щедрый ты мой! — Я изображаю рвотный позыв в тарелку.
— Дрон, что ты имеешь в виду? — снова спрашивает Вова, развернувшись в мою сторону.
— Не хочешь — как хочешь, свинья неблагодарная! — Ваня пожимает плечами и придвигает тарелку поближе к себе.
— Жадная женщина, жа-а-а-а-а-дная, — пою я на мотив известной песни из репертуара русского шансона, — жа-а-а-дная женщина, жадная!
— Идиот, да сожри ты его весь! — Ваня двигает ко мне тарелку и чуть не опрокидывает бутылку с «Evian». — Ты ж не успокоишься!
— Я тебя не слышу. Мелочный корпоративный уродец, пожалевший пару гренок для друга, — продолжаю я валять дурака.
— Дрон, черт тебя дери, что ты имел в виду? — Вова практически лег грудью на стол.
— Девушки, может быть, вы отвлечетесь от вашего диетического салата, мать вашу так? — Антон ввинчивает сигарету в пепельницу. — Дрон, ты не слышишь, о чем тебя спрашивают?
— Кто? — отрываю я ладони от ушей.
— Тайлер, — Антон указывает на Вову.
— Сколько раз я просил не называть меня этим идиотским ником! — огрызается Вова.
— Ну ладно, не буду, — пожимаю я плечами, — ты об этом спрашивал? Окей заметано!
— Я тебя не про это спрашивал. Я интересовался, что ты имел в виду, когда сказал: это скоро пройдет?
— Чего? — Я не врубаюсь, чего этому идиоту от меня нужно.
— Ты спросил меня, как дела, я ответил, живем потихоньку, ты сказал, что это скоро пройдет. Что ты имел в виду? — истерит Вова.
— Да ничего я не имел в виду. Вы тут все с цепи что ли сорвались, неврастеники чертовы! Один разражается длинными тупыми монологами, второй жрет диетические салаты, как гомик, третий истерит. Вам всем к врачу надо, чтобы он прозак выписал. У вас тотальные проблемы, придурки! Умоляю, не надо меня грузить вашим негативом!
— Сам ты истеришь! — хором говорят Ваня с Антоном.
— Удивительно, чего ты среди нас делаешь, самовлюбленный болван! — Вова закуривает, что случается очень редко. — Тебе надо на подиуме быть, а не тут.
— А тебе — в «Якитории», — злобно отвечаю я.
— Почему в «Якитории»? — удивляется Вова.
— Ну, там же все ваши собираются обычно.
— В смысле? Какие наши? — Вова наглухо не врубается.
— В том смысле, что раньше самураи получали жалованье из расчета сколько-то там риса в год. А теперь корпоративные самураи получают в обмен на свою зарплату тот же рис плюс роллы «Калифорния» в «Якитории». Прогресс. Врубаешься, о чем я?
Но ответить он не успевает, потому что подходит официантка. Я заказываю двойной «Dewars», салат «Цезарь» (нормальный, не диетический, уточняю я на всякий случай), воду без газа и крем-суп из шампиньонов.
— Извините, но я свои роллы жду уже полчаса! — возмущается Вован.
— Заказов много, повар не успевает, — отвечает официантка.
Вова открывает рот, чтобы наехать на нее, но замолкает, потому что все дружно прыскают со смеху по поводу роллов. Я тычу себя пальцем в грудь, вполголоса говоря: «I'm the daddy».
