– Я готов.

– Кротов будет с вами активно взаимодействовать… Не так ли? – Теперь хозяин смотрел на крупного.

– Да нет базара.

– Вот и славно. Я хочу, чтобы завтра вы уже были на месте. Вместе со своими людьми.

– Да, босс.

– До свидания. Информируйте меня по основному каналу связи.

Двое встали и без суеты покинули кабинет. Сухопарый посидел секунд тридцать, нажал кнопку на столе:

– Панкратов, зайди.

Мужчина лет шестидесяти появился из дверцы, скрытой декоративным стеллажом в дальнем конце кабинета.

– Как тебе наши вьюноши?

– Бодры, – пожал покатыми плечами Панкратов. – Но молодой, похоже, что-то подозревает.

– Да бес с ним! Пусть побегает, расшевелит этот дремлющий муравейник, и тогда…

– Как будем его убирать?

– Реши сам.

– Понял. А вот с Кротом я бы повременил.

– Почему?

– Братву без присмотра оставлять нельзя, пока не сформируется новый лидер.

– Боишься, распояшутся?

– Просто по глупости и недомыслию могут создать проблемы по основной операции. А маленькая проблема, если ее не решать, может превратиться в большую беду.

– Возможно, ты прав. – Филин задумался, добавил: – С Кротовым тоже разберись сам, на месте. По ходу пьесы. – Он снова замолчал, потеребил подбородок. Спросил, но вовсе не о частностях, а о самом деле: – Справишься, Степан Ильич?

– Обязательно. Если не будет неожиданностей.

– Обойдись без них, ладно? Оч-ч-чень тебя прошу, – сузил глаза сухопарый.

– Это да… Только, как известно, накладки всегда бывают… И из всех возможных неприятностей случается именно та, ущерб от которой больше.

Сухопарый закаменел лицом и – смягчился, губы его растянулись в улыбке.

– Не набивай себе цену, Ильич. Я ее знаю хорошо. Но помни: Москва ждать не любит.

– И по чужим бедам не плачет…

– Это точно. Нам нужно успеть на Москве, очень нужно. Полгода – срок только для кретинов. Времени у нас после Покровска будет три недели. От силы – месяц. Если нет, мы с тобой… Ну да ты и сам знаешь, Ильич.

– Знаю. Мертвые молчат.

Мэр Покровска Юрий Евгеньевич Клюев вышел из дому в прекрасном расположении духа. Машина, мощная «вольво», ожидала у подъезда. Чуть поодаль плелся Витек, здоровенный битюг, представительская охрана, потому как для другой не было у Клюева в Покровске никакой надобности. Как пелось в песенке времен перестройки с ускорением: «У нас все схвачено, за все заплачено…»

Витек усадил босса, прикрыл дверцу, но не по-лакейски, а скорее как любимый и любящий затек, обошел авто, приоткрыл водительскую, готовясь сесть за руль. Откуда вынырнули эти два подпитых, он так и не сообразил, – бомжи не бомжи, но люди, крепко принимающие и зарплаты не видевшие уже месяцев пять, никак не меньше.

– Во как живут слуги народные, – просипел один и икнул. – Такая тачка никак не меньше ста лимонов потянет, а, Колян?

Колян, здоровенный бугай, стриженный под братка, но притом одетый в какую-то брезентуху, пахнущую соляром, никак не походил на делового, так, хулиган десятилетней давности, отупевший от водки, каракатицы-жены и полной безнадеги, попер вдруг рогом:

– Хозяева жизни, мля… Эдик, а может, этому гладкому по рогам надавать?

Витек задержался с дверцей, глянул вопросительно на босса.

В намерения Клюева совершенно не входила стычка с пьяным «электоратом»; пусть все областные масс-медиа крошки клюют у него с руки или кормятся из губернаторской кормушки, а все же найдется в их стае запаршивевшая овца, способная сварганить матерьялец и в столицу его сунуть охочим до сенсаций энтэвэшникам… В столицах, особливо в администрации президентской, свои пасьянсы по столам ныне кладут: вдруг впору кому придется такая петрушка? И губернатор выдернет на коврик, поведет бровью, скажет, как в старые добрые: «Клади-ка, дорогой мэр Клюев, заявленьице на стол по состоянию здоровья, раз такие пироги…» Вместо партбилета, значит.

– Поехали! – бросил мэр Витьку. Сейчас он из машины свяжется с генералом, выдаст золотопогонному звиздюлин – наряд прикандыбает шустро, скрутит этих пролетариев-гегемонов, накостыляет со зла по первое число и законопатят соколиков суток на сорок пять: три по пятнадцать. Так и будет!

Витек пожал плечами, настроился занырнуть в машину, да не тут-то было: крупный Колян, подогретый мнимым «бегством» противника и сивушными парами, шустро для его комплекции ринулся вперед, ногой заблокировал дверцу… Витек, с выражением тупого удивления на круглом детском лице, подал было огромное тело из авто, разобраться, да и запнулся, как на палку налетел: разошедшийся увалень-гегемон хлестнул коротким апперкотом в подбородок, и «водила-телохранила» рухнул подкошенно, кулем.

Юрий Евгеньевич на секунду потерял дар речи. Беспомощно оглянулся на дверь подъезда. Как же! Ментовский сержант, что просиживал штаны попугаем-консьержкой, «отлучился»; тут на мэра нежданно-негаданно накатила самая натуральная злобность: забурели, хо-лопы, от спокойной жизни! Ну ничего, будет вам, как только…

– Вытряхивайся, толстопузый, покалякай с рабочим классом, – отвлек его от размышлений хриплый голос здоровяка. Всклокоченная голова «рабочего класса» просунулась в окно, наполнив салон перегаром какой-то на редкость сволочной сивухи и селедки.

Вот тут «отец города» растерялся по-настоящему. Некстати вспомнился и анекдот про чуть оперившихся отморозков, стопорнувших подрезавший их «мерседес» и накативших на вынырнувшего из салона мужичка в кепке:

«Ты кто, блин, такой борзый?»

«Я – мэр Лужков!»

«Вот у себя в Лужках и быкуй, а это Мос-ква-а-а!»

И все же Юрий Евгеньевич сумел справиться с собой, спросил строго:

– Что вам нужно?

– Ну ты даешь, толстопятый! – искренне удивился Колян, запросто распахнул дверцу и ввалился на заднее сиденье, устроившись рядом с мэром. – Если слуга не идет к народу, то народ идет к слуге, – гыгыкнул здоровяк. Добавил: – Что нужно, говоришь? Да потолковать!

У Клюева мелькнула было надежда, что этот дебил Витек все же оклемается вскорости, а потому есть смысл поддержать беседу…

– И не думай, – осклабился пролетарий: видно, Клюев непроизвольно дернул взглядом в сторону отключившегося охоронца. – Твоего папконоса я приласкал основательно, без дураков… Пусть отдыхает… А надо – добавим! Десантура веников не вяжет! – гордо закончил он, икнул, осведомился: – У тебя водка имеется, лишенец?

Растерянность Юрия Евгеньевича вдруг превратилась почти в панику, а в голову лезло допотопное ругательство: это ж хунвейбины какие-то! Сюрреализм происходящего подчеркивался тем, что за слегка тонированным стеклом авто все оставалось мирно и буднично: и двор элитного дома, и блестящие под утренним солнцем стекла в окнах верхних этажей… Казалось, сейчас кто-то выйдет из подъезда, и вся эта странная, по-хожая на затянувшийся дурной сон ситуация разом прекратится…

Но ситуация если и изменилась, то только в самую неприятную сторону: на водительское сиденье влез мелкий, обозрел убранство салона, выдохнул:

– Клевая тачка, а, Колян? Покатаемся?

Колян пожал плечами, чувствительно ткнул Юрия Евгеньевича в бок и снова икнул:

– Ты чего уши макаронами свернул, конь педальный? Водяра у тебя имеется в этой колымаге?

– Послушайте, ребята… – быстро заговорил Клюев. – Я – мэр Покровска…

– Да иди ты! – искренне удивился Колян, проблеял тоненько: – Мэ-э-эр… Слышь, Эдя, ты с мэрами когда-нибудь квасил? – спросил он напарника.

– Я понимаю, у вас головы трещат после вчерашнего… – Клюев ловко слазил во внутренний карман, вынул бумажник, оттуда – сотенную, подал Коляну: – На опохмелку этого должно хватить.

– Ну, мля… – протянул озадаченный Колян. Взял бумажку, посмотрел на свет. – Настоящая… – Поднял на «отца города» не замутненный излишним интеллектом взгляд, спросил: – Так ты, значится, и есть Клюв?

Мэра передернуло. Он знал, что в городе его час-то так и кличут, Клювом, добавляя немудреное присловье: «Курочка по зернышку клюет, а весь двор засирает».