Когда Дрёма начал дёргать девочку за всевозможные цепочки и смеяться над нелепостью этого «железного хлама», то встретил неожиданный и жёсткий отпор:
– Да иди ты!..
Девочка демонстративно зашагала дальше, надув губы, потом обернулась и добавила:
– Куда хочешь, понял!
– Извини. Я поступил глупо. Да и как я могу надсмехаться, когда и наш мир устроен практически так же. Смешно и нелепо.
– У вас может смешно и нелепо, – примирительная улыбка озарила лицо девочки, – а вот мы – прикованные – не жалуемся и даже гордимся приобретением каждого Я. Уяснил горе-шутник.
– Уяснил.
– Прощаю, – подражая важным персонам, произнесла Надя и захлопала в ладоши.
А хлопают здесь так же, как у нас, с одной разницей: цепочки позвякивают.
Мир был восстановлен.
– А что обозначает вот этот… Я?
Дрёма указал на локтевой сгиб левой руки, там находилось кольцо с длиной цепочкой и брелок в виде раскрытой книги.
– Это? Ягим. Он говорит, что я учусь в гимназии, куда переходят после пятого класса. Малолетки учатся в школе и носят Я поменьше – Яшкол, в форме ручки…
За поворотом тропинки послышалось громкое позвякивание. Кто-то откашливался.
Глава седьмая. Прикованная
* * *
– Там кто-то есть, – насторожился Дрёма.
– Там пост стражи. Да не бойся ты. Идём.
– Но я чужой.
– Идем же, окольцуешься и делов-то.
– Окольцуешься?!
Подросток остановился как вкопанный. Он вспомнил, как окольцовывают перелётных птиц. Ему совсем не хотелось беспомощно трепыхаться в чьих-то руках.
– Идем же. Навязался на мою голову. Окольцевание – это процедура такая. Ничего страшного. Я много раз проходила, и, как видишь, до сих пор хожу.
Дрёма набрал побольше воздуха в лёгкие и мотнул головой:
– Идём.
Миновав огромный ветвистый дуб, росший прямо на повороте они упёрлись в четырёх одинаково одетых мужчин. Форма (а это была форма) в которую были облаченный стражники, напомнила Дрёме картинки из учебника по истории. Длинные камзолы, воротники стоечки и головной убор в виде таблетки с козырьком. Мальчик приготовился лицезреть «металлистов», но, увидав четырёх стражников, не смог сдержаться и разинул рот. Надя на их фоне выглядела блекло. Дрёме они напоминали, то новогоднюю ёлку, то героев супербоевика обвешенных пулемётными лентами и гранатами. Но больше всего его поразила цепь, которой стражники были скованы между собой. Цепь волочилась за ними в пыли, издавая глухое дребезжание. Это ж надо, – только и подумал он.
– Стоять! Кто вы? Куда?
– Я из Видного. Вот мой Яжив.
– Так с тобой ясно – слепая из Видного, – старший страж с красным пером на головном уборе, внимательно рассмотрел Я на девочке. А вот с этим…
– Он чужой, но он со мной, – поспешила Надя на выручку ошарашенному видом стражников Дрёме.
– Чужой, говоришь, что-то не заметно.
Дрёму интересовала одна единственная мысль: от этих «скованных одной цепью» можно убежать? Наблюдая за ловкими манёврами четвёрки, он засомневался.
– Отвечай, откуда ты?
– Вы знаете, – вперёд вышла Надя, прикрывая собой Дрёму, – я встретила его на берегу моря. Вид у него был, я вам скажу, ну просто потерянный. Мне кажется, он участник какой-то морской катастрофы и его выкинуло к нам на берег. Взгляните, он до сих пор не может придти в себя. Бедненький. Дар речи потерял.
– Дар, даром, а непорядок. Следует задержать до выяснения.
– Да вы его Ячу окольцуйте. Он у нас поселится. Так мы завтра же в администрацию Яжив получать. Они заметят Ячу и сами справки наведут. Такой порядок у нас. Я знаю.
– Шустрая однако, – старший страж одобрительно ухмыльнулся. Потом обернулся к подчинённому, – страж! Исполнить процедуру номер триста пятьдесят с неокольцованным объектом.
– Во имя Вирта! – отчеканил страж и быстро подошёл к Дрёме.
Тот весь напрягся, успокоила Надя:
– Ничего страшного. Совсем простенькая процедурка, у нас её все проходят, чик и всё.
В следующую минуту страж привычным движением пристегнул к запястью мальчика браслет с короткой цепочкой и брелоком размером с грецкий орех. На миг Дрёме показалось, что ему сниться дурной сон, как сквозь туман он видел склонённого перед ним стража. Вот он выпрямился, чётко повернулся к старшему и браво отрапортовал. Старший напыщенно выслушал, наклонился к нему и стал поздравлять. Голос был ватным. Слова растянутыми. Особенно запомнились последние:
– … вечных цепей вам!
Прозвучало это примерно так же, как в его мире произносят: «Всех благ вам!»
Дрёма потерянно брёл за Надей, не отрывая взгляда от «украшения».
– Что нравится? Новенькое Ячу.
– А?.. Что?.. Да, новенькое. Похоже на детские кандальчики. Что я сделал им плохого?
– Глупый. Вот ты и стал частью этого мира. Нам часто повторяют учителя: «… цепи символизируют неразрывную связь прошлого и будущего через настоящее». Во как – запомнила. Кем ты был там на пляже? Да никем. Вообще никем. И даже не чужим. А теперь у тебя собственное Я.
– Да, спасибо тебе. Без тебя беда просто. И что бы я делал без тебя.
– Да не я, а Я, – девочка красноречиво взяла Дрёму за плечо и подняла Ячу к его глазам, – понял теперь.
Дрёма грустно смотрел на браслет и цепочку.
– Понял, я – это Я. Куда уж проще.
– Умница! А то, что непривычно – привыкнешь. Видишь, – Надя в свою очередь подняла свои руки, – я их даже не замечаю, будто они неотъемлемая часть моего тела. И ты также, – авторитетно заключила она.
– Угу. На фоне тебя мне грех жаловаться.
Надя остановилась.
– Пойми, – попыталась она взывать к разуму, Я – это жизнь. Это то, без чего жить просто невозможно. Пропустила бы нас сейчас стража, не будь у меня Яжив и Ярод? Да любой, взглянув на меня, сразу скажет: она одна из нас, ей можно доверять.
– А не будь стражи?
– Не будь стражи?.. А куда бы они делись, что у вас стражи, что ли нет?!
– Не…, – Дрёме захотелось поразить девочку другой реальностью, и вдруг осекся, он вспомнил как много людей в форме в его мире и какой властью они обладают, – есть.
– Так я и думала! А иначе как жить? Пойдём.
Какое-то время они шли молча.
– А всё-таки ты молодец.
– Почему?
– Ну, знаешь, если бы я очутилась в подобной ситуации, я бы сразу умерла от страха. Да что я, любой взрослый. Практически голый и на чужом берегу… Бр-р ужас!
– Папа говорил: «Терпение это шаг к мудрости, а для мудрости мир – открытая книга…», – Дрёма впервые улыбнулся.
– И меня папа такой, как скажет, стоишь потом и соображаешь: о чём это он?
Впереди забрезжило. И вскоре они вышли к посёлку, где жила Надя.
– Вот и наш Видный. Ну как тебе?
Спросила, заметив удивлённый взгляд Дрёмы.
– Я будто и не покидал нашу узкую улочку. С той лишь разницей, – Дрёма окинул взглядом раскинувшийся перед ним посёлок, – да практически никакой: ограды, заборы, стены и тут главные, общие улочки сохраняются для прохода. Только… только такое впечатление, что у вас так было всегда, а у нас только начинают городить.
– Всё зависит от того или иного Я. И высота стен, и широта дворов.
Посёлок Видный являл собой кусок лунной поверхности, сплошь покрытый кратерами-дворами. Были тут кратеры высокие и низкие, широкие и тесные. В каждом кратере пряталась крыша, и виднелись верхушки деревьев. Этакая обжитая Луна.
Они быстро проследовали по узким улочкам, где едва могла разъёхаться конная упряжь. Встречались и совсем узкие, нечто вроде тропинки между заборами, чаще всего они были захламлены. На одной из таких улочек, зажав нос, Дрёма нырнул вслед за Надей в узкую калитку и очутился в небольшом, но весьма уютном садике. Среди деревьев прятался небольшой побелённый домик с мансардой.
– Ух, ты!