- Разве что-нибудь происходило в последние полгода? - вмешался очень высокий и сухой старик - с глазами, как отравленные дротики.
Хозяин только улыбнулся в ответ и продолжал: - Я благодарю вас всех за то, что вы приняли мое приглашение… даже несмотря на некоторую его туманность для многих - для большинства из вас.
- Можно подумать, у кого-то из присутствующих был выбор - принять или не принимать! - бубнил все тот же старик - впрочем, добродушно.
На него шикнули - и зря: он дитя. А хозяин терпеливо говорил дальше.
- Я хочу сказать, что люблю вас всех - без исключения: и тех, с кем прямо или косвенно знаком, и тех, кто даже не догадывался о моем существовании в мире и не подозревал, что был втянут мною в некоторую систему отношений. Простите меня за сокрытие этого факта и вообще… за все.
Эвридика с состраданием смотрела на говорящего. Низкий голос его оказался совсем не таким низким, как, наверное, ему бы хотелось: говорящий последовательно сбивался на баритон. Был этот человек человеком довольно обычной наружности и сравнительно еще молодым… однако усталым. Или уставшим? Девушка оглядывалась по сторонам и начинала узнавать гостей: не так уж мало знакомых среди них! Вот Аид Александрович - он все еще внимательно смотрит на хозяина, соображая, куда бы ввинтить очередную реплику: милый старик… неужели правда Царь Аид? Рекрутов сидит грустный, но розовый - вот уж у кого голос низкий-как-надо! Вон почему-то Света Колобкова кокетничает с Парисовичем: у нее, стало быть, тоже есть один-знакомый-бог - хозяин дома? Такой же, как у Эвридики… Ребята из университета - Гаврилова среди них. Адвокат Белла Ефимовна - принимает ухаживания толстяка-с-Алазанской-долиной-на-голове… какие-то незнакомые люди… милиция… мама Петра, папа-с-почечной-коликой. А там - господи, Юра-Пузырев-улица-Юных-ленинцев-дом-пять-квартира-сорок-два: он ест апельсины - целая гора кожуры! Куда смотрит мама? Ему же нельзя цитрусовых, он аллергический!.. Еще какой-то ребенок с мамой - а-а, из кафе возле университета! - и тут же бармен с царским именем Александр: совсем одинокий и смотрит на нее… улыбнемся-ка ему! Эвридика взглянула на Петра: тот тоже рассматривал гостей.
"Ну и ну! - думал он. - Почти все, с кем я хотя бы ненадолго встречался за полгода!" Вон Клаус - немец-капиталист из фирмы "Орфей", рядом еще немцы ("кушя маля!"); мальчик Игорь, веселый сегодня: он гладит под столом огромную собаку (стало быть, и у хозяина такая же?); а там… ах да, владельцы квартиры в Сивцевом Бражке - квартиры, в которой не оказалось Станислава Леопольдовича. Совсем рядом - родители и бабушка Эвридики… И даже трое соседей по больничной палате: смотри-ка, без костылей! Вылечились, значит.
Все уже смотрели по сторонам: и пошли замыкаться звенья цепочки… Оленька, волоокая Оленька, неудавшаяся жена Рекрутова, с удивлением обнаруживала, что и она кое с кем знакома: там вот дагестанский ученый громко и с удовольствием разговаривает по-русски… кандидат филологических наук, а чуть дальше - Продавцов Вениамин Федорович, чью диссертацию они с Рекрутовым чуть не провалили… опять весь расстегнутый, черт побери: волнуется, что ли? Профессор Кузин, доцент Слепокурова, совсем лысый ученый секретарь, председатель и члены Ученого совета - и все почему-то смотрят то на нее, то на Рекрутова… ах, ну да… понятно. А нянька Персефона смотрит на Аида и плачет.
Что ей, спрашивается, плакать? Сколько знакомых у нее среди гостей! Дрессировщица Полина Виардо - без парика только; этот… как его… эклер… конферансье, то есть; а там официант, которому Аид Александрович по морде съездил; метрдотель, другие официанты, опять пьяный грузин, который в ресторане подарил ей бутылку вина, шоферы такси… - все тут. Скушайте гранат, нянечка, и забудьте свои печали!
"Бес, Женя, Павлик, Стас, Сережа, Володя", - Эмма Ивановна повторяет имена так, как сидят ребята. Они молчат: мало кого знают. Вот разве что Ивана Никитича да "застенчивого болтуна" Дмитрия Дмитриевича, с которым не перестает разговаривать Станислав Леопольдович: господи, заговорят его!.. Надо как-нибудь развеселить Рекрутова: что-то он, хоть и розовый, но грустный.
А Рекрутов смотрит на сбившихся в уголке председателя-Сычикову-З.И., Тюрину, Приходько, Майкину, Илью Фомича-п-р-е-д-с-т-а-в-и-т-е-л-я, подозрительно взирающего на Леночку Кругликову, которой вообще нет до него дела.
Что это? Сон? Сон, любезные читатели…
- Итак, - баритональным уже тенором резюмирует хозяин (Эвридика качает головой: куда ж это годится - баритональный тенор!), - мы в сборе, и я расскажу вам, как все начиналось. Мне было очень грустно зимой тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, этого года… очень грустно и даже страшно. И показалось, что я остался совсем один в мире - тогда-то я и обратился к вам, дорогие мои. Я решил писать роман, я… автор. Некоторых из вас, - тут он виновато посмотрел на Эвридику, - я взял прямо с улицы, остановил, рассказал, в чем дело, попросил помочь; других - выдумал из головы, третьих - украл где-то или, мягче говоря, заимствовал, четвертые не ведали что творили и сами пришли ко мне… по-всякому было. И грусть моя постепенно проходила… Я придумал какую-то запутанную историю - не очень заботясь о том, бывает так или нет, такие вы на самом деле или не такие…
- Не такие! - крикнула председатель-Сычикова-З.И.
- Я убью вас, - сказал ей Аид Александрович, - дайте послушать, что говорит человек!
- Меня, в сущности, даже не очень заботило, какие вы… Потому что история была готова: кто-то должен был выиграть в ней, кто-то проиграть, кто-то выжить, кто-то погибнуть… ведь именно так полагается делать уважающему себя романисту. Именно так я и делал… делал бы. Во всяком случае, я сознательно шел даже на некоторую жестокость по отношению к некоторым из вас: ведь мною была задумана трагическая развязка. Но вы не позволяли мне поступать в соответствии с моими планами. И мне пришлось поразмыслить, в самом ли деле вы такие, какими я вижу вас? Тут-то и стало ясно: я не вижу вас. Увы, авторы - народ безрассудный: они так и норовят заставить жизнь подчиняться законам искусства. А вы гораздо добрее, умнее, чище, преданнее, чем кажется, когда смотришь на вас где-нибудь на улице или чем когда выдумываешь-из-головы… И тогда я начал стараться, чтобы вы получились такими, какие есть, - живыми. И кажется, вы получились живыми - по крайней мере - настолько живыми, чтобы действовать самостоятельно, по велению-ваших-сердец. Чтобы бороться за жизнь других, за свою жизнь, за счастье. Даже против меня, автора…
